Продолжение. Начало здесь.

Применим понятийный аппарат к анализу политической системы Латвийской Республики.

Латвия остается многонациональной страной, в которой заметны две языковые общины – латышское большинство и русское меньшинство. Пропорции между ними можно грубо оценить как 60% на 40%.  В советское время Латвия была индустриально-аграрной республикой, для которой была характерна концентрация научных сил и высокотехнологичной промышленности.

Повторная индустриализации Латвии состоялась в советский период, однако она была обусловлена традициями и инфраструктурой, созданной во времена Российской Империи. Реиндустриализация была осуществлена за счет привлечения огромного количества рабочих и инженеров из других республик Советского Союза. Косвенным результатом этой политики стал быстрый рост размера русскоязычного населения — с 10-12 процентов в довоенной Латвии до 40% к окончанию советского периода.

Советская национальная политика сочетала в себе методы подавления, контроля и разменов с латышским большинством. В частности советская власть обеспечила фактическую монополию для латышской культуры на территории Латвии. За пятьдесят лет в Латвии было воспитано несколько поколений латышской элиты внешне лояльной, но в душе сохранявшей обиду за ликвидацию независимого государства и накапливавшей дискомфорт от сосуществования с растущим русскоязычным меньшинством. И, наоборот, за годы советской власти в Латвии так не сформировалась какая-либо локальная русская идентичность и соответствующая гуманитарная элита. Традиции довоенного русского меньшинства были тщательно искоренены вместе с довоенной русской интеллигенцией. Преемственность была прервана.

Род занятий русскоязычного населения Латвии в 1987 году иллюстрирует следующая диаграмма:

В то же время в элитарной среде советского периода в Латвии удельный вес русских меньше их пропорции среди населения:

Из этих данных видно, не только то, что русские в советское время были недопредставлены во многих престижных областях деятельности, но и то, что разница в качестве латышской и русской элиты Латвии имела четкую социальную основу. В целом стартовые позиции латышской и русскоязычной элиты Латвии накануне Перестройки могут быть представлены следующим образом:

* При советской командной системе три основных вида элит – политическая, экономическая и административная фактически слились в административную. 

Из сравнительной таблицы видно, что русскоязычная элита позднего советского периода в Латвии без уравновешивающего влияния Союзного центра не могла конкурировать с местной латышской элитой. Пока Центр контролировал ситуацию, политическая конструкция ЛССР находилась в равновесии. Однако с ослаблением Союзного центра, начавшимся во времена Перестройки, баланс был нарушен, и между элитами состоялась короткая схватка за власть, чей исход был предрешен.

Восстановление независимости Латвии в форме национального государства стало возможным благодаря латышской интеллектуальной и духовной элите, сохранившей «духовную матрицу» довоенной независимой Латвии. Латышская административная советская элита покорно и быстро переняла идеологию и цели своей гуманитарной интеллигенции. Из советской элита почти без потерь стала национальной.

Организационной формой перехода стал Народный Фронт образца 1988 -1991 годов. По сути, он стал новым воплощением правящей партии. Из КПЛ в НФЛ перебралась вся латышская советская элита, кроме нескольких упрямых деятелей. Русские тоже потянулись к Народному Фронту, ошибочно усмотрев в нем лишь локальное воплощение  Перестройки. В Народном Фронте изначально были четко расставлены маркеры элитарной принадлежности. Русские сторонники  демократии, чужие для латышской элиты по языку, культуре и не принимавшие национальных мифов, постепенно были вытеснены из НФЛ, который превратился в моноэтническую партию.

Нельзя сказать, что местная русская элита ничего не предпринимала. Однако ее действия были неэффективны и постоянно запаздывали по причине ожидания инструкций из разрушающегося Центра. Даже когда уже все рушилось, русские коммунисты в Латвии продолжали верить в возможность полной реинтеграции латышской элиты в обновленную общесоюзную. Не случайно ответом русской элиты на торжествующий латышский национализм стала ставка на древний и давно неработающий пролетарский интернационализм. Русской партии по составу и интересам в то время в Латвии не было создано.

Вместо нее в качестве противовеса НФЛ появился Интернациональный Фронт Латвии. По многим причинам попытка оказалась контрпродуктивной, она лишь создала идеальный образ врага – агрессивного ретрограда, которым латышская элита пользуется до сих пор. Характерно, что от Интерфронта дистанцировались даже представители русской административной элиты, курировавшей его создание. Власть в Интерфронте быстро пришла в руки малоизвестных пожилых людей, предлагавших провокационные решения в сталинском духе.  Русская интеллектуальная элита такой проект поддержать не могла. 

Второй ответ русской элиты на перетекание власти к латышскому Народному Фронту был более оригинальным, хотя его суть означала фактическую капитуляцию русскоязычных руководителей перед перспективой национального латышского государства. В самом конце советского периода часть руководителей компартии и крупных промышленных предприятий запустили проект под названием «РОЛ – Русская община Латвии». Если бы все получилось, то в Латвии должно было бы возникнуть «государство в государстве» – банковско-промышленный холдинг, располагающий не только достаточными для политического влияния финансами, но и собственной системой социальной поддержки, СМИ и даже университетом.

Этот план мог бы состояться в случае растянутого на десятилетия переходного периода между советской и независимой Латвией. Однако августовский путч 1991 года драматически ускорил этот переход, и большую часть плана осуществить не успели. Банк, газета и университет были созданы. Однако постепенно все они превратились в обычные коммерческие предприятия, которые тщательно дистанцировались от первоначальной идеи. Газета обанкротилась. Оставленная без контроля со стороны создателей общественная структура РОЛа молниеносно маргинализировалась.

К моменту восстановления независимости русская властная элита советской Латвии была полностью разгромлена. Большинство ее представителей ушло из политики. Однако победившая латышская национальная элита на этом не остановилась. У нее были хорошие западные консультанты, которые знали неизбежность формирования связей между политической и экономической элитой при рыночной экономике.

Чтобы избежать потенциальной зависимости от крупного русского капитала и минимизировать угрозы, которые могут исходить от организованных коллективов промышленных предприятий, в Латвии в начале 90-х состоялся беспрецедентный демонтаж промышленного производства. Конечно, все бывшие социалистические страны при переходе к рынку пережили деиндустриализацию, но отличие Латвии в масштабах и искусственном характере уничтожения промышленности.

Например, только в Латвии курс национальной валюты был противоестественно завышен в момент перехода, что привело к мгновенному лишению промышленных предприятий оборотных средств и к серии банкротств. Процесс приватизации был затянут. Государство отказывало иностранным инвесторам во вложении средств в крупнейшие и наиболее наукоемкие производства. В течение десятилетия промышленный потенциал Латвии уменьшился в десять раз. За редким исключением исчезли крупные рабочие коллективы. Не был сформирован класс русских промышленников. Таким образом, латышская элита перестраховалась от появления социальной базы, способной поддержать русскую политическую элиту в случае ее возрождения.

Окончание здесь