В понедельник в Москве состоялся международный круглый стол «Образование для национальных меньшинств в межвоенной Латвии (1920-1940): возможности, проблемы и традиции», организованный Фондом «Историческая память».
 
Дискуссия ученых наглядно продемонстрировала — процессы сворачивания образования на русском языке в Латвии не изобретение современных правоконсервативных политиков. Преобразования, аналогичные нынешней «реформе-2018», проводились еще в межвоенной Латвии. В тот период эти шаги стали выражением постепенной эволюции общественно-политической системы страны в сторону националистической диктатуры.
 
Об исторических параллелях современной «латышизации» школ рассказывает историк, председатель правления латвийского Фонда развития культуры Влад Богов.
 
 
— Г-н Богов, сейчас стоит вопрос о реформе образования 2018 года, переводе школ нацменьшинств на латышский язык. Как вы считаете, эта политика имеет исторические корни?
 
— Основа реформы, вообще такой политики лежит в истории, а именно — в факте формирования латышской нации как таковой и в праве ее существования.
 
Латышская нация начала формироваться относительно недавно, в конце XIX века, поэтому национальная политика сейчас рассматривается как хаотичные, простейшие действия по принципу «разделяй и властвуй».
 
Эта реформа — продолжение националистической политики, желание за счет унижения других возвыситься самим.
 
Основная проблема надуманной «латышскости» в том, что ее идеологи сделали из нее замкнутую систему, которая зациклена на самой себе. Она отторгает любые посягательства на расширение и дополнение со стороны внешних культурных пространств. В эту искусственную систему можно попасть лишь путем «принудиловки», посредством насильственного прививания ограниченной идеологизированной «латышскости». Эта замкнутая система действует и сегодня, но так, что из нее бегут сами же латыши, спасаясь по заграницам.
 
— Если проводить параллель с межвоенным временем, какая этническая структура была в тот период?
 
— Если говорить о русских, то в первой республике их было значительно меньше, порядка 8-10%, в то время как сейчас — около 25%, а если учитывать все русскоязычное население, то около 40%. Акценты сместились.
 
Поэтому латышская община сейчас играет с огнем. В прошлом русскоязычное население было более бесправным, в силу своей малочисленности. Сейчас и людей больше, и интеллектуальных возможностей больше.
 
— Какова была латвийская политика в межвоенное время относительно образования для нацменьшинств? В каком положении находилось русскоязычное образование на заре независимости Латвии?
 
— В декабре 1919 г. Народным Советом Латвии был принят весьма либеральный закон «Об организации школ меньшинств в Латвии». Согласно ему, в Латвии сформировалась новая система образования, предусматривавшая возможность получения основного и среднего образования на языке национальных меньшинств.
 
Этот же закон в тот период ввел возможность для нацменьшинств воздействовать на образовательную сферу на законодательном уровне. При министерстве образования были созданы отделы образования нацменьшинств.
 
Кроме того, принятый закон «О просветительских учреждениях Латвии» предусматривал, что во всех основных школах обучение ведется на родном языке учащихся, а правительство и самоуправления содержат для каждой народности столько основных школ, сколько их требуется на основании положений данного закона. Также меньшинства имели право требовать открытия особого класса, если набиралось, по меньшей мере, 30 учащихся, которые обучались под руководством одного учителя.
 
Сейчас же достаточно жестко стоит вопрос о влиянии кого-либо на политику, реализуемую латышскими властями. Сторона власти не желает даже нас слушать. Советы и рекомендации для них абсолютно ничего не значат.
 
— Такое положение образования для нацменьшинств сохранилось на протяжении всего межвоенного периода?
 
— Нет, довольно скоро, в начале 1920-х гг., ситуация в отношениях титульного большинства с нацменьшинствами в Латвии начинает меняться. Это можно даже проследить через публикации в газетах и заметить несколько направлений притеснения национальных меньшинств в это время: введение замаскированной процентной нормы при приеме в Высшую Школу Латвии для студентов русской, еврейской и немецкой национальности, откладывание законопроекта о национальной автономии, препятствие функционированию уже созданных институтов нацменьшинств и др.
 
В итоге в 1925 году в Сейм на обсуждение был представлен проект нового школьного закона, вызывавший протест со стороны депутатов из нацменьшинств. Законопроект не прошел, но новая атака на школьную автономию была предпринята в начале 1930-х гг. По мнению тогдашнего министра образования Атиса Кениньша, во всех средних школах, финансируемых государством или самоуправлением, языком преподавания должен был стать латышский. Кениньш и его сторонники предполагали, что вместе с тем рухнет стена, разделяющая меньшинства и коренную нацию.
 
Но в условиях демократических институтов власти попытки ликвидировать школьную автономию успехом не увенчались, встретив отпор не только со стороны нацменьшинств, но и со стороны отдельных латышских кругов.
 
— В таком случае на положение нацменьшинств в Латвии серьезно повлияло установление президентской диктатуры Карлиса Ульманиса?
 
— Так и произошло. В июле 1934 года был принят новый закон вместо закона 1919 года. Была проведена ликвидация отделов образования нацменьшинств при министерстве образования. Соответственно, началась латышизация школ. Была принята определенная инструкция: если один из родителей является латышом, то и ребенок должен посещать латышскую школу, а до этого можно было выбирать.
 
В результате произошло заметное сокращение числа учащихся, особенно в русских средних школах.
 
Поначалу в Латвии было пять русских правительственных гимназий: в Риге, Даугавпилсе, Лудзе, Резекне и Яунлатгале (Пыталово). К концу 1930-х гг. остались только две русские гимназии — в Риге и Резекне — а также русский класс при 2-й Даугавпилсской правительственной средней школе. У русских была также одна городская гимназия в Риге. Эта гимназия, известная под названием Ломоносовской, просуществовала с 1919 г. по 1935 г. Она считалась лучшим русским средним учебным заведением, и поэтому ее закрытие явилось сильным ударом для русской интеллигенции.
 
— Можно ли утверждать, что реформа образования, которая планируется сейчас в Латвии, идеологически уходит корнями во времена диктатуры Ульманиса?
 
— Как таковое строительство национал-демократии все черпается из 1934 года. Хотя никто не обращает внимания, что Латвия началась раньше. Обычно верхние эшелоны власти ориентируются только на 1934 год, когда только пришел Ульманис. Все его авторитарные законы были приняты за основу и считаются сейчас руководством к действию — строим латышскую Латвию.
 
— Получается, в межвоенный период особых успехов в борьбе за русскоязычное образование достигнуто не было. А сейчас, как вы говорите, русского населения больше, оно интеллектуально подкованное. Есть ли шанс добиться сейчас большего результата в борьбе за свои права? Как вы думаете, чем в итоге закончится реформа, и доведут ли ее до конца?
 
— Надо учесть, что текущий период — время предвыборной агитации. Когда других дел нет, экономика развалена, инструкции получаются из Европы, сами политики ничего не решают и значительных успехов не добиваются, то будоражить общество можно такой идеей. Предлагают переход к соотношению времени обучения на латышском и русском 80 на 20 процентов, а через пару лет — 100 на 0. Это постепенная возможность отстаивать свои политические взгляды на радость определенной публике.
 
Однако в этом вопросе стоит учитывать и внешний фактор.
 
Если события на Украине будут развиваться в пользу России, то, может быть, это немного приструнит и наших национал-демократов. Если же все сложится не в пользу России, это может придать моральной силы нашим националистам.