Моё личное отношение к революциям и переворотам было и остаётся неизменным — любая из них имеет в своей основе системные проблемы, которые не решаются другим способом, как только коренным изменением общественных отношений.

Столбовой путь к революциям и переворотам прокладывают правящие элиты, присваивающие себе права и отказывающиеся принимать на себя ответственность. Дисбаланс прав и ответственность правителей гарантированно делает власть нестабильной.

И только после этого появляются всякие-разные парвеню, которые шатают режим, а также иностранные участники, кровно в его ослаблении или падении заинтересованные.

В этом отношении революция 1917 года была отнюдь не исключением. Первым кирпичиком в её здание была хартия дворянских вольностей, освобождавшая служивое сословие от обязанности тянуть пожизненно лямку, но оставляющая в неприкосновенности все привилегии, к этой лямке прилагаемые. Русское дворянство именно тогда сделало свой первый шаг в небытие.

Вторым, и уже не кирпичиком, а основательным фундаментом революции стал крестьянский вопрос и его неотъемлемая часть — вопрос о земле. Пока дворяне были фактически рабами царскими, в обществе существовал какой-никакой общественный договор — поместья с крепостными были их компенсацией за пожизненное придворное тягло.
 

Тягло исчезло, а поместья с крепостными остались, породив дисбаланс, несовместимый с жизнью данных отношений.

Все последующие попытки властей этот дисбаланс сгладить, выражающийся в отмене крепостного права и столыпинских реформах, опоздали ровно на сто лет. Причем на эти сто лет вместе с реформами опоздала вся империя, потеряв темп развития а вместе с ним — и геополитическую конкурентоспособность.

Ярче всего потеря конкурентоспособности проявлялась во время войн — проигранная крымская кампания, крайне тяжелая и неоднозначно завершенная война с Турцией 1877 года, вчистую проигранная война с Японией... Однако в базе лежали чисто экономические обоснования, о которых говорят гораздо реже, страдая при этом фрагментарностью.

Итак, из-за запоздалости и  половинчатости аграрной реформы, производственные отношения в России отстали от европейских на 100-200 лет. В результате чего:
 
Давайте я в сухую публицистику добавлю эмоциональных и живых красок современника, которому нет ни одной причины не доверять — Л.Н Толстому. Вот как он описывал свою поездку по нескольким десяткам деревень разных уездов в самом конце 19 века:
 
Следующую заметку я всю посвящу цифрам и справкам, а сегодня просто представьте: почти 45 населения страны существует на грани выживания и за гранью воспроизводства. Из механизации — деревянная соха и такая же лопата с лошадёнкой, которую хочется пристрелить из жалости. Изба с соломенной крышей, которую к февралю-марту скармливают скотине.
 

И вот с таким вот «прицепом» империя «приехала» в ХХ век — век моторов, бетона и стали.  Ёжику понятно, что  революция была неизбежна. То есть «ЧТО» должно было произойти — сомнение не вызывало ни у кого, и весь вопрос стоял «КАК?»

Не знаю, как рабочим, а 80% крестьян в Российской империи терять точно было нечего. Зная, в каком состоянии находилась в начале ХХ века деревня, слова песни «Мёртвые с косами скинули царя» приобретают вовсе не аллегорический, а вполне прямой и очень зловещий смысл.

Современные историки разделились на непримиримые лагеря ленинцев и столыпинцев, которые самозабвенно рубятся между собой, уверяя, что только их кумир мог решить проблему деревни. 

И столыпинскую, и ленинскую реформу я разберу подробно, опять же с иллюстрацией цифрами и воспоминаниями современников. От себя скажу словами Шарикова: «Да с обеими я не согласен!»

Вот что говорил Столыпин:
Прекрасно! Великолепно! Что делать с сильными личностями, мы теперь знаем. Им надо дать возможность обособиться и обогащаться. Ок! А что вы, Пётр Аркадьевич, собирались делать с НЕсильными, коих среди крестьянства было 45? Им то куда выйти? На погост?... Нет ответа, ни у Столыпина, ни у его современных адептов.

Что касается Ленина, то тут совсем другой коленкор — он абсолютно правильно указывал на нещадную эксплуатацию крестьян и кулаком, и помещиком, и чиновником. Всё правильно.  Именно так и было. Но вот каким образом у Ильича в угнетатели попали вообще все русские (великоросы) — то есть те же придавленные нуждой крестьяне — ума не приложу. 

Точнее, каким образом попали — я как раз понимаю — надо было окучивать окраинные народы, а  их бытовой национализм всегда был универсальным ключиком к окраинным головам и сердцам.  Да и «наши западные партнеры» одобрительно кивали, услышав, что во всех бедах виноваты не только правящая в России немецкая династия, не только помещики и капиталисты (где русские были отнюдь не в большинстве), а хором все великороссы, без разделения на классы и сословия.

И это ещё хоть как-то извиняло бы, если бы декреты советской власти кардинально решили аграрную задачку с тремя неизвестными. Однако этого не было и близко. Сухие цифры статистики говорят об обратном — «Декрет о земле» только усугубил крестьянскую проблему. Решать её пришлось уже Сталину в ходе жестокой и местами кровавой коллективизации. Почему это произошло (и не могло не произойти) — поговорим отдельно — тема не терпит суеты, но требует большого количества справочного материала.

Продолжение следует ➤
 

---

---