В уходящем году у меня был интересный опыт общения с Министерством образования. Поскольку человеку с улицы не так уж часто приходится иметь дело с министрами, расскажу не только о результате, но и о процессе.

В январе было сформировано новое правительство Латвии, министром образования и науки стала Ина Друвиете. Впервые в официальные документы было внесено решение в 2018 году перевести на латышский все преподавание в русских школах, за исключением родного языка и литературы, начиная с первого класса — так называемая реформа-2018.

Разумеется, это вызвало негодование, 4 февраля у Кабинета министров состоялся пикет. Министр вышла к народу и предложила переговорить в спокойной обстановке. Предложила не мне, но я за эту идею ухватился.

В результате через несколько недель попал на семинар. Оказывается, при министерстве есть некий совет нацменьшинств. За большим столом сидят представители национально-культурных обществ — белорусского, украинского, еврейского, армянского и так далее. Перед ними выступают чиновники и ученые, они с трудом сдерживают зевоту — их-то дети все равно не учатся на родном...

Впрочем, можно что-то сказать и оппозиционное, если время останется — только это сотрясение воздуха.

Такое общение меня не устроило, я подошел к старшему по рангу чиновнику и сказал, что приглашали на личную встречу. Еще сколько-то недель ушло на созванивание, и вот министр меня ждет. Пошли мы вместе с сопредседателем Латвийского комитета по правам человека Владимиром Бузаевым.

Оказалось, что там присутствует пресса. Нас стали расспрашивать, кого мы представляем. Пришлось вспомнить, что ровно 10 лет назад, чуть ли не день в день, Штаб защиты русских школ сформировал переговорную группу — так мы из нее. До сих пор с нами никто встречаться не хотел...

В нашей стране обещанного ждут не три года — намного дольше.

На таких встречах очень важно не вступать в перепалки. Ты будешь говорить «белое», тебе ответят — «черное», вот время и истекло. Более того, нельзя вообще говорить о будущем: ты скажешь, что реформа-2018 — это плохо, тебе ответят, что это как раз хорошо. Кто прав, узнаем через четыре года.

Поэтому мы завели разговор о прошлом. Реформа 2004 года, когда 60% уроков в старших классах русских школ перевели на латышский, прошла десять лет назад. Надо бы итоги подвести — лучше ли стали русские школьники учиться. Поверить, как сказал классик, алгеброй гармонию. Ученики ежегодно сдают выпускные экзамены — улучшились ли результаты на русском потоке или нет? Ежегодно латвийские вузы принимают на бюджетные программы новых студентов — стало ли выпускникам русских школ поступить легче или труднее?

Министр идею одобрила. Она ведь не только политик, но и ученый. Профессор именно в области лингвистики — как может человек науки возражать против проведения исследований? «Я думаю — исследование покажет, что мы были правы!» — сказала она.

К следующей встрече, еще месяца через полтора, мы пришли с конкретными предложениями. Надо сравнить результаты централизованных экзаменов для ряда школ за разные годы — до и после реформы. Причем сравнивать школу надо саму с собой в разные годы. Школа — учреждение крайне консервативное, учителя там работают десятилетиями. Как считалось полвека назад, когда я сам учился, что в центре Риги хорошие школы — это 10-я, 13-я, 22-я и 40-я — так и теперь считается. Значит, изменение средних по школе оценок на экзаменах в ту или иную сторону скорее всего связано с реформой.

Это исследование мы назвали проверкой влияния реформы на успеваемость.

А другое было проверкой на конкурентоспособность. Выбираются самые престижные специальности в государственных вузах и выясняется, какой процент поступивших туда на бюджетные места окончили русские школы. Если этот процент с годами растет — значит, растет и конкурентоспособность выпускников. И наоборот.

Забавно, что обе встречи состоялись непосредственно перед митингами протеста против реформы-2018. Закончив беседу, мы с министром выходили из министерства и сразу становились по разные стороны фигуральной баррикады.

Пришло время высказать авторское мнение об Ине Друвиете. В нашей среде ее принято изображать чуть ли не главным гонителем русского образования. Думаю, что это — неверная оценка. В отличие от большинства латвийских политиков она готова разговаривать. И даже слушать людей, которые придерживаются противоположной точки зрения.

Конечно, ее предшественник Вячеслав Домбровский был для нас лучше. У него у самого дети в русской школе учатся — он и говорил, что перевод образования на латышский произойдет только через его труп. Но Домбровский за 24 года независимости вообще первый русский министр во всех отраслях — так что следующего придется ждать долго. А из других возможных кандидатов Друвиете совсем не плохой вариант.

За пару месяцев до формирования правительства я был на дискуссии, где Друвиете еще в роли профессора и депутата Сейма категорически возражала против полного перевода русского образования на латышский. Дескать, примерно до двенадцати лет учиться надо преимущественно на родном языке.

Раз правительство поддалось давлению националов и написало, что в 2018 году надо перевести образование на латышский — она это и повторяет. Но ничего не делает — не предлагает поправки к закону. Как известно, не надо спешить выполнять указание — оно может быть отменено. Вот и в новой декларации правительства нет ни слова о реформе-2018.

Это вовсе не значит, что подобной реформы не будет.

Может случиться и даже произойти раньше — если будет политическое решение. Но никто не будет годами готовиться, потому что сегодняшних забот хватает.

Вообще, понаблюдав за министерством, удивляешься, как эта система способна работать. Огромная зона ответственности — кроме школ, еще и садики, и вузы, и наука, и спорт, и работа с молодежью. Все решения принимает только министр, а она безумно занята то на многочасовых заседаниях правительства, то на каких-то представительских мероприятиях, то в командировках. Поэтому тут не до 2018 года, тут бы сегодняшние проблемы решить. Тем более, что у нас министр по статистике дольше года не работает. Вот и Друвиете в министерстве больше нет.

...Началось лето, все остановилось: отпуска. Потом нас еще раз пригласили, и я уже просил только об одном: сведите с конкретным чиновником, который владеет информацией. Рассчитывать, что какие-то бумаги приведут к нужному результату, совершенно бессмысленно.

Это как в быту. Нужна тебе какая-то железка, которой нет в продаже. Иди с бутылкой или купюрой на соседний завод к умельцу дяде Васе — он сделает. Нет выхода на дядю Васю, но есть на начальство — спроси, как найти этого мастера.

Но боже упаси обратиться с письмом. Бумага попадет не к дяде Васе, а к Василию Петровичу. У него ни станка, ни материала. Зато есть стол, компьютер и многолетний опыт объяснений, почему выполнить просьбу никак не возможно. При этом почему-то оппозиционные политики и общественники очень любят писать запросы с вполне ожидаемым результатом.

И вот я в кабинете у специалиста государственного Центра содержания образования.

Они собирают результаты экзаменов и обобщают их. Методики оценки периодически меняются, но начиная с 2006 года не проблема их привести к сравнимой форме и переслать мне. Это устраивает: 2006 год — последний, когда заканчивали школу те, кого реформа не коснулась.

Начинаем отбирать школы — и тут выясняется, что у нас далеко не все получится. Мы заранее разбили их на группы: есть школы сильные, куда берут не каждого. Есть обычные в микрорайонах. Есть слабые — в первую очередь вечерние. Там учатся ребята постарше и обычно без мотивации поступать в вуз.

А еще интересно посмотреть, как дела у русских потоков смешанных школ — там же по идее должно быть легче учиться по-латышски. В маленьких городах с латышским большинством, вроде Бауски, наверное, иначе обстоят дела, чем в Даугавпилсе, где вообще нет латышской среды.

Наконец, важно сравнить, как при прочих равных сказывается изучение предмета на русском или латышском языке: школы сами выбирают, какой предмет относится к 40%, а какой — к 60%. Так вот, сильные и типичные школы нам предлагают на выбор в большом количестве.

И на этом всё, потому что есть только три вида школ: русские, латышские и смешанные.

Как обстоят дела отдельно по потокам в смешанных школах, никто не знает, такие данные не собираются. А в Латвии уже нет ни одной чисто русской вечерней школы — только смешанные. Точно так же нет русских школ в небольших городах. Нет и информации, какой предмет в конкретной школе изучается по-русски, а какой — по-латышски.

Берем, что дают. Обязательных экзамена три: латышский, английский и математика. Еще один по выбору: биология, физика, химия или история. Иностранный нам неинтересен, там в преподавании ничего не изменилось, по остальным Владимир Бузаев составляет таблицы и строит графики.

Кто знаком со статьями Бузаева, знает: всякие графики и их анализ — его конек. Но на этот раз ничего не получается — нет никакой выраженной тенденции. В сильных школах средний балл выше, в типичных — ниже. Но от года в год меняется вполне хаотически. И так по всем предметам: и по-латышскому, и по-математике, которая обычно входит в число преподаваемых по-русски, и по всем прочим.

Разве что одна тенденция намечается: периодически в той или иной школе резко растет или падает число сдающих тот или иной предмет — из тех, что по выбору. Возможно, это связано с тем, что сменился язык преподавания — премет перевели из 40% в 60% и наоборот. А возможно — и нет.

И еще одна закономерность, вполне объяснимая.

С 2012 года повсеместно резко снижается успеваемость по латышскому языку и литературе.

Просто начиная с этого года, экзамен унифицировали, и русские школьники стали сдавать такой же, как латышские. Естественно, что стало намного труднее — язык-то не родной. Конституционный суд, когда разбирал реформу образования, отметил: одинаковые требования при разных исходных условиях могут считаться дискриминационными. Вот и ввели...

В общем, не оправдались ожидания ни сторонников перевода на латышский, ни опасения противников его. Нет ни роста успеваемости, ни падения. А ведь эти экзамены — главное, ради чего ребята 12 лет ходят в школу, по их результатам и в вузы принимают, и школы оценивают.

Но если подумать, то именно такого и следовало ожидать. Потому что латышскому посвящается столько учебных часов, что школьники его знают. И сдать экзамен по тому или иному предмету могут и на латышском — лишь бы знали этот предмет. Тем более, что все равно никто не знает, что происходит за закрытыми дверьми класса, как там учитель с ребятами общается.

Мы специально подобрали контрольную группу — частные школы. Реформа их не коснулась — язык преподавания там не регулируют. А экзамены они сдают те же, что и выпускники государственных школ, и аттестат получают такой же. Каждую в отдельности изучать некорректно: слишком мало учеников в выпуске, велика статистическая погрешность. Так мы соединили в одну таблицу пять частных школ — получилась одна вполне укомплектованная обычная. И графики отражают тот же самый хаос, что и в других.

Знаете одну из главных причин, почему в свое время отказались от грандиозного проекта поворота северных рек России на юг? Выяснилось, что нет приборов, которые могут измерить результат.

А зачем мы проводим реформу, если ее результат неизмеряем?

В общем, реформа была бессмысленна. Задача ставилась исключительно идеологическая — вырвать грешный наш язык, насильно и противоестественно заставить русских учителей говорить с русскими учениками по-латышски. Поэтому никто и не изучает изменение успеваемости русских школьников в результате реформы — никому это не интересно. Кстати, тот же Конституционный суд обязал Минобраз вести постоянный мониторинг образования в школах нацменьшинств. А там даже не знают, кто на каком языке учится!

На самом деле требование сдавать выпускные экзамены на латышском вполне легитимно. (Сегодня задание дается на латышском, отвечать можно и по-русски, но 75% выпускников этой привилегией не пользуются.) Экзамен сдают совершеннолетние люди, потратившие на изучение языка кучу времени. Владеть языком — это значит уметь на нем высказывать все, что ты знаешь, не так ли? Нам всем пришлось без обучения переходить на латышский в своей профессиональной деятельности — ничего, справились.

Но требование знать язык — это не требование учиться на нем.

Мы же тоже на работе обсуждаем проблемы, как нам удобнее, а не как диктует министерство. Почему частная школа может сама решать, как учить, а над государственной стоят церберы? Проверяйте результат, а как его добиться — задача школы. Не будет результата — наказывайте. Впрочем, при современной конкуренции между школами и принципе «Деньги следуют за ребенком» школу накажут родители и переведут учеников туда, где результаты лучше.

Все это мы расскажем новому министру Марите Сейле, когда и если до нее доберемся.

Недавно она, кстати, сказала, что вряд ли реформа может быть осуществлена в 2018 году, это слишком рано — уже хорошо. И исследование конкурентоспособности надо провести, там необходим заказ, наши скромные возможности ограничивает закон о защите личных данных.

По некоторым данным, единый экзамен по латышскому очень снизил эту конкурентоспособность, что явно несправедливо.

Так что все еще продолжается.