Десятую часть сборника представляют прибалтийские поэты, что особенно интересно. В странах, где, казалось бы, больше всех ненавидели советскую власть, которые первыми побежали из СССР, фундаментальной идеей нынешнего существования которых является теория советской оккупации, были, оказывается пииты, которые на родных и так тщательно теперь оберегаемых литовском, латышском и эстонском языках воспевали советского вождя!

Кто эти люди? Левые маргиналы, презиравшиеся соотечественниками в своих республиках? Циники-хамелеоны, писавшие ради одобрения и милостей со стороны «оккупационных» властей? Или искренние борцы за светлое будущее советской Прибалтики?

Изучение биографией показывает, что здесь нет одной общей истории – все истории разные. Кто-то писал о Ленине, потому что все писали и чтобы не сняли с очереди на квартиру. Кто-то был настоящим певцом коммунистического подполья и даже погиб за свое творчество и стихи. А кто-то после распада СССР стал таким же непримиримым борцом с советской властью, каким раньше был ее певцом.

Для меня эта тема особенно важна в связи с моей теорией национальных камертонов, о которой я уже писал — Как в странах Балтии обстоит дело с национальными камертонами от поэзии? Пройдемся с юга на север.




Часть первая – Литва



1. Юстинас Марцинкявичюс


Сегодня в день рождения Ленина

Нынче, в день рождения Ленина,
я весь день буду думать о нем;
пробегая глазами газетные строки,
буду думать о нем;
ломоть хлеба отрезав утром,
буду думать о нем;
провожая в школу дочурку,
буду думать о нем;
и, спеша на работу,
буду думать о нем,
и, увидев, как новый дом вырастает,
как над городом в утренней дымке
реактивный летит самолет,
как семья новоселов на новую едет квартиру,
и хозяйка к груди прижимает разросшийся фикус –
его листья, как флаги, под ветром трепещут,
буду думать о нем;
я о нем буду думать, встречая людей
у дверей магазинов,
буду думать о нем,
слыша, как желают они друг другу «доброго утра»,
как говорят: «хорошая нынче погода»;
буду думать о нем,
когда радио вдруг донесет
величавые звуки «Аппассионаты»;
буду думать о нем, когда вечером сяду над чистым листом,
чтоб слова отыскать для стихотворенья,
и, мечтая о завтрашнем дне,
буду думать о нем
1968
С литовского.
Перевод Г. Герасимова.

Юстинас Марцинкявичюс (1930-2011) – классик литовской литературы. В советские годы был секретарем правления и заместителем председателя Союза писателей Литвы, с 1957 года состоял в КПСС. Двукратный лауреат Государственной премии литовской СССР.

Когда началось движение за независимость Литвы, Марцинкявичюс стал одним из лидеров Саюдиса. Как же это произошло? Какие химические реакции произошли в атмосфере эпохи, если человек, слагавший оды советскому вождю, теперь стал певцом Саюдиса? Может кто-то заставлял его писать о Ленине, угрожал жизни и свободе? Вряд ли – времена, когда было написано стихотворение, были уже не те: травоядный 1968 год: «Пражская весна», начало диссидентского движения, в том числе в Литве. Если бы Марцинкявичюс к нему примкнул, то никто бы его не расстрелял и в Сибирь уже не депортировали. Хотя карьера на литературно-административном поприще ему, конечно, была бы заказана. Может он в самом деле был верным ленинцем и «думал о нем»?

Впрочем, своей тактикой воспевать и один строй и второй, поэт ничего не потерял. При старой власти он входил в номенклатуру, а при новой власти был провозглашен символом нации, национальной гордостью и высшим моральным авторитетом. После смерти поэта 16 февраля 2011 года в Литве был объявлен двухдневный национальный траур; для того, чтобы попрощаться с классиком, люди выстроились в огромную очередь к зданию литовской Академии наук, где проходила гражданская панихида. Несколько сот человек пешком провожали великого поэта в последний путь – шли под февральскую метель за катафалком на кладбище. Церемонию похорон открыла своей прощальной речью президент Литвы Даля Грибаускайте, а премьер-министр перед погребением передал вдове покойного государственный флаг Литвы.





Юстинас Марцинкявичюс – действительно великий поэт и подлинная гордость литовской нации, его произведения переведены на десятки иностранных языков. Можно ли его считать еще и совестью нации, моральным камертоном литовского народа? Если да, то нужно признать, что в разное время у литовского народа была разная совесть и разные моральные ориентиры.

В конце 60-х великий поэт и сознательный гражданин, член КПСС и Союза писателей Марцинкявичюс думал о Ленине, глядя, «как новый дом вырастает, как над городом в утренней дымке реактивный летит самолет, как семья новоселов на новую едет квартиру, и хозяйка к груди прижимает разросшийся фикус». Понятно, что речь в стихотворении идет о более широком контексте – советской власти, которая дала литовцам реактивные самолеты и новые дома хозяйкам. У литовского поэта здесь даже больше причин быть благодарным советской власти, чем у любого другого – в Литовской ССР в порядке эксперимента внедрялись новые градостроительные нормы с улучшенной архитектурной планировкой городских кварталов (район Лаздинай и прочее).

Затем изменилось время, и для того, чтобы оставаться совестью нации и быть похороненным в присутствии президента и премьер-министра, нужно стало возглавить Саюдис и бороться бок о бок с Ландсбергисом против советской власти. И вовсе необязательно, что здесь имел место циничный расчет: поэт Марцинкявичюс как всякая вдохновенная творческая личность мог интуитивно почувствовать изменения в общественной атмосфере и, не отклонившись от линии партии, отклониться вместе с ней. Так или иначе, но the fact: был верный ленинец, что подтверждается отсканированной копией его виршей, а стал борец за независимость от Советов. «Гвозди бы делать из этих людей – крепче бы не было в мире гвоздей».





2. Эдуардас Межелайтис

Это пример совсем другого рода. В отношении этого поэта ни у кого нет сомнений в его искренности и честности, верным ленинцем его можно называть без всякой иронии. Межелайтис родился в литовской деревне Карейвишкяй в 1919 году. С 15 лет состоял в подпольной комсомольской организации, учась на юридическом факультете Вильнюсского университета, состоял главным редактором литовской «Комсомольской правды». Боролся за советскую власть против режима Сметоны.

На оригинале «Декларации о вхождении Литвы в состав Союза Советских Социалистических Республик» 1940 года в ряду других депутатов Народного Сейма Литвы стоит подпись Эдуардаса Межелайтиса. Участвовал в войне на стороне Советского Союза — военный корреспондент в составе 16-й Литовской дивизии. После войны работал в комсомольских органах Литовской ССР, был членом ЦК Коммунистической партии Литвы, депутатом Верховного Совета, заместителем председателя Президиума Верховного Совета Литовской ССР. Герой социалистического труда, лауреат Ленинской премии.



Это один из символов советского периода в глазах литовского народа. Поэтому, когда советский период закончился, Межелайтис, в отличие от Марцинкявичюса, стал изгоем. Он не отказался от своих взглядов, не стал «каяться», и о нем предпочли забыть. Умер он в безвестности, и теперь его имя практически забыто. Это очень трагическая история, и трагедия не в том, что по Межелайтису не объявляли двухдневный траур и не говорят о нем теперь как о совести нации, а в том, что это имя последовательно изгоняют из памяти литовского народа, для которого он писал.

И ладно бы только стихи о Ленине, партии и проклятых западных капиталистах. Но ведь Эдуардас Межелайтис был прекрасным детским поэтом, писал о литовской народной культуре, переводил на литовский язык Пушкина, Лермонтова и Тараса Шевченко. Зачем теперь все это изгонять из национального языка, памяти, культуры?

Впрочем, еще большей трагедией является личная трагедия литовского поэта. Дожив до глубокой старости, на восьмом десятке жизни, он увидел гибель своего мира. Своей идеологии и своей цивилизации, которым он искренне служил всю свою жизнь. Последние годы жизни больного старика сопровождались яростным ниспровержением всего, что для него было свято и возведением на пьедестал всего, против чего он боролся в молодости в подпольных организациях – межвоенной Литвы, буржуазной демократии, Сметоны и литовского национализма.

Если бы он, как Марцинкявичюс, объявил бы об ошибочности своих убеждений, о тупиковости советского пути для Литвы, участвовал в деятельности Саюдиса, то его, возможно, тоже бы простили и объявили моральным камертоном нации. Но он этого не сделал, следуя своего внутреннему моральному камертону. Возможно этот камертон был неправильный, и литовская нация правильно сделала, что отказалась от него, но он был честный. Поэтому, позвольте привести здесь стихотворение Межелайтиса о Ленине не как вещественное доказательство, а в знак искреннего уважения к убеждениям:


Огонек

От неправды мир задохся.
Но средь горя и тревог
В сердце Ленина зажегся
Жаркой правды огонек.

Вот лесами и полями
Искры ветром понесло
Охватило мигом пламя
И столицу и село,
По казармам покатилось,
Появилось в шалаше,
Петушками задымилось
В каждой пламенной душе, —

Так сияет над вселенной
Сердцем ленинским высок,
Негасимый и нетленный
Жаркой правды уголек.
С литовского.
Перевод И. Сельвинского



3. Витаутас Монтвила (1902 – 1941) – «литовский Гарсия Лорка», расстрелянный в 1941 году, в первые дни немецкой оккупации. В 1929 году молодой человек 27 летний юноша был отправлен на каторгу за свою коммунистическую деятельность, после вхождения Литвы в состав СССР читал свои стихи на бесконечных коммунистических митингах. В Литовской ССР был целый культ Монтвилы – «литовского Че Гевары» — биографии, документальный фильм, героическая поэма Теофилиса Тильвитиса «Песня, ценою в жизнь». Сейчас Витаутас Монтвила известен разве что людям старшего поколения, а также профессиональным историкам, филологам, любителям литовской поэзии.

Песня о Ленине

Но ива качается, грустная ива,
Но сосны скрипучие гнутся вдали,
То мир отмирающий стонет тоскливо…
А наш новый мир – это утро Земли.

И сердце не мается в давней печали, —
Как сталь закалилось в огне боевом.
Буржуи веками народ угнетали,
И раны горят в каждом сердце живом.

Сердца наши с песнею в ритме едины.
Нам песня сияет в борьбе, как маяк.
Мы в силе и мужестве непобедимы,
И счастье свое мы добудем в боях.

Песня звучала на баррикадах.
Песня встречала революции гром
В дни, когда Ленин под знаменем алым
Поднял рабочих на битву с врагом.

Великого Ленина сердце безмолвно –
Песня о Ленине вечно живет.
Волей его вдохновенно, любовно
Рай на Земле созидает народ.

О Ленине песня, о силе чудесной,
О жизни, расцветшей в краю родном.
Как розы, кладу я на гроб эту песню –
Гений мира покоится в нем
1941
С литовского.
Перевод Л. Озерова


4. Также в Литве предпочитают не вспоминать о третьефронтовцах — участниках литературного объединения писателей и поэтов просоветских коммунистических взглядов, издававших в 1930—1931 литературный журнал «Trečias frontas» — «Третий фронт». Туда входил, например, Антанас Венцлова, Пятрас Цвирка и Саломея Нерис (учительница Межелайтиса, многократно воспетая своим учеником). Последние двое вошли в состав так называемой полномочной делегации Народного Сейма во главе с Юстасом Палецкисом, ходатайствовавших о включении Литвы в состав СССР.

Если Монтвила читал стихи о коммунизме на митингах, то Саломея Нерис, избранная депутатом Верховного Совета СССР, читала «Поэму о Сталине». И ее тоже не упрекнешь в циничном шкурничестве – при Сметоне поэтесса была связной Коминтерна с руководителями Компартий Литвы и Польши в Париже и руководила подпольной комсомольской организацией в Каунасском университете. Саломея действительно верила в то, что делала и готова была отдать жизнь за свои убеждения. Вряд ли современные литовские социал-демократы или консерваторы имеют столь же крепкий внутренний стержень – мельчают люди.



Ленина лицо — лицо родное

Ленина лицо – лицо родное…
Он уснул глубоким вечным сном.
И склонилось знамя боевое
Над отцом, учителем, вождем.

То не с Балтики находят грозы,
Не Литва туманится моя –
Это сестры скорби, это слезы,
Тихо, тихо плачу я.

Мне не стыдно этих слез горячих,
Удержать их у меня нет сил.
Я над ним, родным, сегодня плачу,
Вспоминаю, как великий жил!

Лесной шалаш ему был кровом,
Там рождался громовой раскат.
Ясно вижу Ленина живого,
Подымающего пролетариат.

Сквозь огонь сражений, словно волны,
Шел народ великий за вождем.
Ленин спит в гробу, но, жизни полный,
Мир, им созданный, цветет кругом…

Поведем мы наш народ свободный
По пути, указанному им.
Образ Ленина в душе народной
Навсегда останется живым.
С литовского.
Перевод В. Державина




Альгимантис Балтакис

5. Больше всего, конечно, повезло тем литовским поэтам – коммунистам, которые пережили режим Сметоны, немцев и войну и умерли в Литовской ССР, окруженные славой и поклонением. Про Антанаса Венцлову, подписавшего в 1940 году Декларацию о вхождении Литвы в состав СССР, какой-то интернет-комментатор так мстительно и написал: повезло ему, что умер в 1971 году, не дожил до гибели тоталитарного монстра, которому служил и поклонялся. Дожил бы – огреб бы по полной, как Межелайтис за измену литовскому народу.

Дожил бы — увидел как его сын, поэт переводчик и правозащитник Томас Венцлова эмигрирует в США и там публикует статью со словами: «Советскую систему надо было упразднить по трем причинам. Во-первых, она была экономически недееспособной – толкала к империи, а Литву к нищете и беспросветной отсталости. Во-вторых, она постыдно ограничивала слово, мысль, совесть, а поощряла ложь и конформизм. В-третьих, она изолировала нас от мира, т.е. от новых идей, научных и бытовых достижений». http://ru.delfi.lt/opinions/comments/tvenclova-ya-zadyhayus.d?id=35122871

Но есть и еще одна категория литовских поэтов – поэты неидеологизированные и неполитизированные, которые не были пассионарными романтиками-коммунистами, а были просто романтиками, как и положено поэтам. Про Ленина же писали по той же причине, по какой все ходили на апрельский субботник – раз требуют, значит надо. К таким «поэтам частной жизни» относятся, например, Ви́нцас Микола́йтис-Пу́тинас и Альгимантас Балтакис.

Последний, ровесник и однокурсник Юстинаса Марцинкявичюса, жив до сих пор, дай ему бог здоровья! Народный поэт Литовской ССР прекрасно себя чувствует и при новой власти: награжден премией Правительства Литовской республики в области искусства, занимается переводами и литературной критикой, постоянно переиздается. Хотя переиздается, конечно, не вот это:

Ленин в Вильнюсе

Это знали жандармы: приедет он скоро.
Власти мечутся,
Только и слышно: «Схватить!»
Всюду сыщики рыщут, забегала свора, —
Ей приказано: «Ленина по упустить...»

Как за ним ни гонялись шпики в исступленье,
Но вернулись с перрона — напрасны труды.
Нет следов — не нашли,
Хоть в местах, где был Ленин,
В землю накрепко врезались эти следы.

Словно врублены в почву,
Их не вытравить ветру,
Не размыть, не развеять летящим годам.
Ведь Литва, не колеблясь,
К свободе и свету
Отыскала дорогу по этим следам.
1959
С литовского.
Перевод Л. Озерова

Сложные выводы получаются из этого поста. Выходит, чтобы быть совестью нации, не обязательно самому иметь совесть — достаточно держать нос по ветру и знать, что сейчас требуется нации. Можно быть моральным авторитетом и вознося Ленина на пьедестал и свергая его же 20 лет спустя с этого пьедестала. А может случится так, что совести у нации нет, и она тебя забудет, даже если ты жизнь свою молодую положил за ее светлое будущее как Монтвила.

С эпохой вообще нужно угадать, чтобы она тебя приняла за своего духовного водителя. А то вернешься как Солженицын в 1994 на Родину думу думать о том, как нам обустроить страну, а стране уже давно не до исторического выбора пути — страна занята выживанием, бандитским капитализмом и Чечней. Духовный вождь и наставник в этом безумном мире никому не интересен.

Еще страшнее, если твои искренние идеалы окажутся чужды эпохе, как это случилось с Межелайтисом — вместо почитания получишь травлю. Вывод из судеб литовских поэтов получается почти буддистский: нечего гнаться за идеалами и отдавать им жизнь. Нужно просто жизнь по своему внутреннему моральному камертону, никого за собой не зовя — на выходе получишь простое человеческое уважение.


«Часть вторая – Латвия» и «Часть третья – Эстония» — тут