Мы с мамой вчера были на пляже. На городском. На подходе к пляжу маме захотелось вдруг чаю испить. Термос мы в этот раз с собой не взяли, поэтому пришлось искать чайхану по месту дислокации.

Прямо на входе стоит современный терем, где продаётся какая-то снедь. Мы зашли, и я поинтересовался, подают ли у них чай. Девушка-продавец-кассир-официантка нехотя проснулась и перечислила имеющиеся в наличии чаи.

Мама у меня человек русский и практичный. Когда выяснилось, сколько стоит чаёк (1,50 евро), мама искренне пожелала заведению процветания, а девушке здоровья, и мы ретировались.

Горячего маме не перехотелось, и она начала капризничать. Девочки и в 70 лет девочки, пришлось срочно думать, где рядом может быть чай.

Метрах в пятидесяти от того места стоит здание, не тронутое временем с тех самых времён, когда чай стоил три копейки. Маман окинула взглядом раритетное строение и углядела там слово «ēdnīca».


А теперь усаживайтесь поудобнее.

Заходим мы в здание, а там примерно 83-й год прошлого века. Максимум — 84-й. Каким консервантом было обрызгано это здание, я не знаю, но всё началось классически — с гардероба. Оно и понятно, в фуфайке-то в столовую не пойдёшь.

Дальше верить глазам я отказывался, щурился, жмурился, протирал глаза усилием воли — не помогло.

Это была советская столовка, полностью сохранившая облик тех времён, со всеми подробностями.

На входе стояло — что? Правильно — подносы. Те самые, коричневые. Как они умудрились сохранить технологию перманентного ожирнения подносов, одному богу известно, но они жирные. Я проверял.

Не знаю, насколько единственная фотография может передать ту атмосферу, но фотографировать — внимание! — мне запретили. Запретил убедительный человек-посудомойщик с татуировкой «В А С Я» на пальцах.





В меню не было разве что биточков и гуляша, в остальном — классика. Рассольник, харчо, бефстроганов...

После меню тебя встречают рельсы для подноса и стаканы с кефиром, компотом и колом стоящим киселём, который можно откусывать. Где они берут советский желатин, от которого загустевали даже мозги, для меня осталось загадкой.

Дальше салатики. В этом моменте я прослезился даже. Мясной — 30 копеек. И это самый дорогой! Сырный, свекольный, всё по ранжиру.

Затем десерт — шутки в сторону. Неведомая белая пористая субстанция, не тонущая в киселе, и творог со сметаной.

Далее — секция первых и вторых блюд. В алюминиевых кастрюлях с крышками и названием блюд на них красной краской по-русски! Тут уже я рыдал.


Подъезжаем с подносом к кассе, где тебя радушно не замечает безразмерная кассирша в переднике и тряпичном кокошнике, которая вечером доедает всё несъеденное за день, судя по размерам. Так как моя мама проделала путь по рельсам с подносом, так и не положив на него ничего, кассирша брезгливо окинула её жирным взглядом и поиронизировала:

— Это всё или ещё что-нибудь будете?

Мама сказала, что хотела бы чайку.

— Ах, ну конечно, — продолжала театральное представление кассирша. — Людочка, чаю даме подай...

К этому моменту я уже впал в ностальгическую кому. Чай налили из чайника с надписью «Какао».

— Соль и перец там, за ложками, — никак не унималась местная Клара Новикова.

В том, что ложки были жирными, я нисколько не сомневался, поэтому проверять не пошёл, а вот про то, что дерматиновые стулья будут липкие, я забыл.

Уселся, прилип — и так и сидел, пока мама не допила чай (за 18 центов!). Не исключаю, что это был индийский чай со слоником на пачке, потому что маму явно штырило. Это вам не «Липтон» в пакетиках.

Так мы погостили в Советском Союзе и пошли на выход, делясь впечатлениями и воспоминаниями. Прошли тот самый гардероб и направились к двери.


Дальше было страшно, клянусь комсомольским билетом.

От советского прошлого до никакого, но красивого настоящего оставался один шаг. Я дёрнул дверь — и она не открылась. Мама нервно засмеялась. Я судорожно сглотнул.

Хотите верьте, хотите нет — на секунду я подумал, что мы навсегда останемся там, в прошлом.

Я дёрнул дверь несколько раз — ни в какую.

Человек я уравновешенный, но паникёр страшный. Вернувшись в столовку, я заявил, что дверь закрыта. На меня обернулись все. Кассирша, Людочка с чаем, Вася с пальцами и обедавшая женщина с причёской «партсобрание».


Та, что с причёской, как раз доела, отнесла поднос — и, презрительно на меня посмотрев, пошла к дверям. Со знанием дела она не стала манерничать с дверью и с размаху двинула её плечом.

Надо было видеть её лицо со смещённой от удара халой на голове. Уже без гонора она пошла выяснять, кто и зачем закрыл дверь. Мы с мамой участливо поплелись за ней.

Когда за спиной раздались голоса, у меня похолодело в кишечнике. Оттуда, где была закрыта дверь, преспокойно шли рабочие.

Мы с мамой радостно зашагали навстречу свободе. У дверей мы услужливо пропустили ещё нескольких человек. Я уверенно дёрнул за ручку только что открытой двери. Дверь не открылась!

Тут в голове пошёл какой-то такой неприятный шумок с лёгким предобморочным покалыванием. Вспомнился Шурик в смирительной рубашке.


...Всё разрешилось очень просто. Дверь там стоит советская, бывалая, как и замок. Оказалось, что ручка с той стороны открывала дверь, а с этой — пружинка в замке соскочила и не открывалась. Так, по крайней мере, спокойным голосом рассказывал местный слесарь.

Первый раз в жизни я видел, как мама с завистью смотрела на то, как я курю. После того что мы пережили за эти полчаса, можно было и водки выпить. Залпом. До дна. Бутылку.


 

---

Та самая столовая
Фото Юриса Гигулиса с сайта skaties.lv, март 2015 г.