«Великая Отечественная война в Прибалтике», — научная конференция под таким названием состоялась в Доме Москвы. Но тематика выступлений была современной. Многие из тем, поднятых докладчиками, три десятилетия назад являлись табу...


Декларации и манипуляции

— К сожалению, мы сталкиваемся сегодня с возрождением нацизма в Прибалтийских республиках, — сказал при открытии конференции глава Совета общественных организаций Латвии историк Виктор Гущин. — Неонацизм привнесли сюда представители латышской эмиграции, родственники представителей режима Улманиса, тех, кто помогал нацистам во время войны.

Впрочем, и местные деятели не остались в стороне. В документе утверждается, что легионеры боролись со сталинским режимом, и никакого участия в военных преступлениях не принимали…

Елгавское общество русской культуры «Вече» дважды подавало заявку на празднование 9 мая, на первую заявку от думы был получен отказ, сейчас «Вече» ждет ответ на вторую заявку. В.Гущин напомнил, что «Белая книга нацизма» оценивает уровень нацистской угрозы в прибалтийских странах так же, как на Украине.


Парадоксы Холокоста

Доктор истории Григорий Смирин выступил с докладом «Нацистская оккупация и Холокост в Латвии: местная специфика». По его словам, именно Латвия, Литва и Западная Украина послужили полигоном в «окончательном решении еврейского вопроса», еще до закрепившей данный замысел Ванзейской конференции. «Открытое и зверское уничтожение евреев» происходило не только «айнзатцгруппой А» в числе 990 эсэсовцев, но и местными коллаборационистами.

— Чем они руководствовались? Антисемитизмом, местью, жадностью, желанием выслужиться перед новыми хозяевами?— задал риторический вопрос Г.Смирин.

По его оценке, за предыдущие 35 лет на территории Латвии уже прошло несколько волн террора. Деформированное массовое сознание привело к «предосвенцимскому синдрому». Хотя нацисты уничтожили бы евреев и без специфического участия местного населения, но участие последнего позволяло гитлеровцам ссылаться на желание латышей расправиться с евреями.

29 июня 1941 г. Рейнхард Гейдрих в директивной телеграмме карательным органам сделал упор именно на «местные круги самообороны». Потому, как только евреи Латвии были истреблены, «добровольцев» быстро расформировали — последний отряд в Вентспилсе распустили в октябре 1941 года.

— Бездарность сталинского режима заключалась в том, что репрессии, осуществлявшиеся накануне войны, затронули безвинных людей, но не предотвратили пронацистского коллаборационизма.

Первые шесть евреев Латвии были расстреляны в Гробини уже в первый день войны — 22 июня. Идентификация, стигматизация (желтые звезды), геттоизация (в Латвии было 18 гетто), и, наконец, уничтожение. Из 70 тысяч оставшихся на момент начала оккупации евреев выжило 1182 человека.


Три Саласпилса

Влад Богов, председатель Благотворительного фонда развития культуры, аспирант Вятского госуниверситета, поднял историю концлагеря Саласпилс. Всего при нацистах существовало, ни много ни мало, 33 типа лагерей. Саласпилс изначально создавался как место содержания евреев. На месте бывшего стрельбища латвийской армии зимой 1941-1942 гг. стали возводить бараки, рассчитанные на 25 тысяч человек.

Сам В.Богов измерил сохранившийся фундамент барака — 25 на 12 м. По его оценке, в одном бараке могло находиться до 600 человек (при «нормальной» нагрузке, а могло бы и 900). Рядом находился лагерь советских военнопленных, которые носили бревна, выловленные из ледяной Даугавы. Первый период лагеря продолжался до весны 1942 г.

С мая 1942 г. в Саласпилс отправили из латвийских тюрем всех подозреваемых в симпатиях коммунистам, уклоняющихся от обязательных работ. «Полицейская расширенная тюрьма» действовала вполне гласно: заметки об отправке туда на полтора месяца, полгода, полтора года порой публиковались в местной прессе.

С февраля 1943 года Саласпилс стал местом концентрации гражданского населения из оккупированных районов России и Беларуси, где проводились карательные экспедиции. После одной из «акций», судя по немецким документам, доставили 1100 детей (по советской архивной справке, в могиле было обнаружено 632 детских тела).

В «верхней» части лагеря держали дезертиров из легиона, а также литовских националистов во главе с генералом Плехавичусом, которые на излете войны решили побороться за независимость Литвы. По иронии судьбы, именно литовский полицейский батальон поставил точку, спалив лагерь почти дотла — латышская охрана к тому времени уже удрала, а заключенных отправили в Германию.

— Сейчас латышские историки готовят «официальную» интерпретацию лагеря Саласпилс, — заметил В.Богов. Те фрагменты, которые я находил в СМИ, вызывают критическое отношение.


Русские Латвии против нацизма

Кандидат исторических наук Александр Гурин рассказал о слабоизученной теме — участии представителей русской общины Латвии в движении сопротивления 1941-1945 гг. Он отметил, что в советское время в Латвии делался упор на «борьбе латышского народа против нацизма».

Согласно переписи 1935 г. года, в Латвии было 206 тысяч русских, 26 тысяч белорусов и 2 тысячи украинцев — т.е. восточнославянское население составляло 12%, из которых 2/ 3 жили в Латгалии. В Риге было всего 28 тысяч русских. Существенной частью населения с особой идентичностью составляли староверы, другой значительной группой была «белая» эмиграция.

— В годы оккупации в русской общине происходила поляризация позиций, можно говорить о некой гражданской войне. В Латгалии немцам удалось сформировать несколько русских полицейских батальонов. В то же время в книге латышского историка Яниса Дзинтарса «Тайны рижского подполья» упоминаются более двух сотен русских фамилий. Осенью 1941 года гитлеровцам удалось раскрыть организацию сопротивления бывшего курсанта Рижского пехотного училища Бориса Васщенка — в ней насчитывалось 136 человек.

Один из первых самостоятельных партизанских отрядов в 1941 г. возглавил Александр Гром. Его участники, базируясь в лесу, собирали оружие, переправляли добровольцев в Беларусь.

Необычный факт: в самой латышской в то время части Латвии — Курземе — наиболее крупный в регионе партизанский отряд (и один из самых эффективно действовавших в Латвии) был создан русскими латвийцами, которые и осуществляли руководство им. Первым командиром отряда стал Владимир Семенов. Живя в Риге, он получил повестку на принудительные работы в Германию, и решил вместо этого вступить в полицейский батальон, чтобы при первой возможности дезертировать. Дезертировал в 1944 году не один, а во главе группы из 19 человек, которая сумела прихватить с собой не только оружие, но даже медикаменты.

Через линию фронта группа перейти не смогла и оказалась в Курземе. Там к ней присоединился еще один участник Сопротивления с необычной судьбой: Михаил Николаевич Стрельников. В 1941 году Стрельников был батальонным комиссаром погранотряда.

Батальон, в котором Стрельников был комиссаром, понес тяжелые потери. А Стрельников к тому же повредил ногу. В результате, он оказался один в курземском лесу. На хуторе Алекса Силиньша он попросил помощи. В 41-м в такой ситуации всякое могло случиться. Но Силиньш Стрельникова не выдал, а почти три года помогал ему прятаться Наконец, им удалось объединиться с разведгруппой Мачиньша. Им сбросили серьезный груз, включая пулемет, снайперское оружие и взрывчатку.

После гибели Семенова командовать отрядом «Саркана Булта» стал житель Даугавпилса Виктор Столбов. Уже после самоубийства Гитлера «Красная стрела» сражалась с двумя немецкими батальонами, что демонстрирует силу официально признанного Москвой партизанского отряда из около 300 человек.


Тему партизанского движения продолжил историк Игорь Гусев. По его словам, в Латвии присутствовало как «красное», коммунистическое сопротивление, так и сторонники восстановления ЛР, и польское (Армия Крайова).

— Но реально с оружием в руках действовали только советские партизаны, — подчеркнул И.Гусев. По-настоящему непроходимых лесов в Латвии нет, и потому в республике не было «партизанских краев». Не имелось даже возможности устраивать постоянные лагеря.

— В 1941-1942 гг. сопротивление было эпизодичным. Здесь пытались действовать разведывательно-диверсионные группы. В частности, в ноябре 41-го года их было заброшено восемь, но почти все были уничтожены или рассеяны. Все изменилось после битвы под Москвой, среди населения стала зреть вражда к оккупантам. Три сотни бойцов Латышской дивизии было отобрано в резерв партизанского движения, в том числе будущие легендарные командиры Отомар Ошкалнс и Вилис Самсонс. Началось боевое сотрудничество с белорусскими партизанами. Опыт взаимодействия научил прорывать прочесывание карателей.

«Уже с лета 43-го гитлеровцы стали называть специализированные ягдкоманды — «ловчие команды». Но в то же время постоянно росло число людей, уходящих в лес — в первую очередь тех, кто не хотел служить в легионе».

По оценке И.Гусева, осенью 44-го была сделана ошибка — ликвидация Латвийского штаба партизанского движения. А ведь еще полгода в Курземском котле было сосредоточено 30 вражеских дивизий с полумиллионом солдат, и организованные партизанские отряды здесь бы очень помогли.

Так или иначе, общая численность партизан за весь период войны составила 12 тысяч бойцов, а вместе с резервом — до 20 тысяч. 662 человека были награждены орденами и медалями.


Забытый командарм

Профессор Санкт-Петербургского государственного экономического университета Сергей Быстрянцев посвятил доклад прорыву оборонительной линии «Пантера» (до середины 50-х эта операция именовалась «8-м Сталинским ударом»).



Профессор  Сергей Быстрянцев.


Осуществлял это 3-й Прибалтийский фронт под командованием генерала армии Ивана Ивановича Масленникова. О нем сегодня говорят неохотно, улицы не называют — все-таки поучаствовал в Катыни, подавлял лагерное Воркутинское восстание, а потом застрелился… В то же время именно армия Масленникова сыграла главную роль при снятии блокады Ленинграда. «Мастер оперативно-тактических приемов — обхват, обход, окружение». «За Ленинград» Масленников был удостоен полководческим Орденом Кутузова I cтепени.

Немецкая линия «Пантера» опиралась на реку Нарва, Псковское и Чудское озеро, а также… советские укрепрайоны т.н. «Линии Сталина», доставшиеся гитлеровцам вполне в дееспособном состоянии. На линии были сконцентрированы отборные дивизии СС, в том числе из коллаборационистов — голландцев и бельгийцев.

— Советские войска штурмовали эти позиции в ходе Ленинградско-Новгородской операции неудачно, и их потом укрепили до 25-30 километров в глубину. Немцы каждый раз встречали наши войска мощным заградогнем, фронты понесли тяжелые потери, и от лобового удара решили отказаться.

«Фельдмаршал Модель сумел остановить советские войска, стабилизировать фронт на линии «Пантера», — констатировал С.Быстрянцев. Но, тем не менее, генерал Масленников в июле 1944 года взял верх — при молниеносной Псковско-Островской операции и форсировании реки Великой. Он сделал то, что не удалось Говорову — сдвинул фронт на 150-200 км. С помощью торпедных катеров Балтфлота на реке Нарве была проведена комбинированная наземно-десантная операция, открывшая путь на Таллин.

Нельзя в контексте сражений за Прибалтику обойтись без красных латышей. Начинались же латышские национальные формирования Красной Армии с 201-й стрелковой дивизии. Ее первым командиром был бравый унтер-офицер российской армии, впоследствии красный латышский стрелок, старший преподаватель Академии Генерального штаба, полковник Ян Янович Вейкин.

— Все-таки у каждой войны есть победитель, и латыши, сражавшиеся в 130-м гвардейском корпусе, тоже победили.


Историк — свидетель войны

Доктор истории Эрикс Жагарс сказал, что историю II Мировой в Латвии определяют две цифры — 146 тысяч на стороне Германии и 100 тысяч на стороне Советского Союза.

— Такое соотношение было, разве что, только в бывшей Югославии!



Доктор истории Эрикс Жагарс.


«Я в детстве видел войну. Первые бомбы, сброшенные на город Рославль Смоленской области, затронули и меня. Мы прятались в дерево-земляном укрытии. Весь город был в стекле — разбомбили стекольный завод. Мальчишки притащили осколки — оплавившееся железо. Выгружали в простынях тела раненых, которые умерли в поезде. Видел я в Тамбовской области, как выглядели красноармейцы.

Отличительные черты, конечно, были разительны: в 1941 году и в 1945 году. Видел я и немецких военнопленных, когда они шли по Москве стройными рядами при минимальной охране, при полном молчании публики. До этого мы их воспринимали по фильмам Алма-Атинской киностудии, как глупцов. Интересно, что в августе 44-го мы в пионерском лагере ликовали по поводу освобождения Парижа.

Салют в честь освобождения Риги состоялся в 11 часов вечера. 9 мая был на митинге на площади Эспланады, а зимой — на площади Узварас, где повесили немецких генералов».

Э.Жагарс работал в Институте истории с 1961 году. Что любопытно: до середины 60-х книги о войне в Латвии можно было пересчитать по пальцам. Потом произошел прорыв — более 100 работ, от воспоминаний до монографий. «Почти совсем не затрагивались вопросы оккупационного режима в Латвии. Вышла вот эта небольшая книжка «Mēs apsūdzam» («Мы обвиняем»). Все потому, что фонд Чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний гитлеровцев — более 1000 дел — находился на спецхранении.

— Я изучал Рабочую гвардию. В ней было 9700 человек, в одной Риге 12 батальонов. В Валкском райое — бригада из 3 батальонов, в Абренском 1000 человек. Я все районы объездил, составил справки.

«Патроном» темы обороны Лиепаи стал исследователь обороны Брестской крепости Сергей Сергеевич Смирнов. Его заинтересовали одни немецкие мемуары: как это маленький город неделю сдерживал вермахт? В 1966 году Жагарс с коллегами опросил в лиепайской экспедиции 146 человек. К сожалению, эти уникальные материалы исчезли. Но и сейчас ветеран исторической науки выдвигает интересные гипотезы:

— Зачем Гитлер держал в Курляндском котле две лучшие оборонительные армии — 16-ю и 18-ю? Думаю, это был геополитический расчет на торг с союзниками. Если бы англосаксы поссорились с СССР, то Германия могла бы предложить им линию непосредственного соприкосновения с Красной Армией, откуда можно было бы ударить им в тыл.

Э.Жагарс дал наказ русским историкам и СМИ Латвии: надо больше писать о латышах-генералах, участниках битв Второй мировой. Ведь такие генералы были только в Красной Армии!