---

Записки из Голландии

Дама из Амстердама и немного про торт
Пирог по-русски. Не без мата, словаря и бутылки вискаря
 

---

 

Так долго и интересно за сметаной я ещё никогда не ходил.

Я получил их регистрационной номер и решил это дело как-то отметить. Пить тут не с кем, поэтому решил сделать что-нибудь интересное покушать. Интереснее пельменей ничего не придумал, тем более знал, что рядом будут ахи-охи, что для меня важно. Тщеславие на чужбине слаще втройне.

Из продуктов для пельменей у меня были только яйца. Всё есть в ближайшем супермаркете, кроме сметаны, естественно. Идти в русский магазин 40 минут в одну сторону, а ведь их ещё лепить пару часиков.

Вспомнил из моего первого посещения заграницы, что было у них что-то похожее. То ли кислые сливки, то ли какие-то французские.

В общем, отправился в ближайший магазин.

Да, что такое мясорубка, тут все знают, но этого недостаточно. Самой мясорубки дома нет, посему пришлось покупать готовый фарш. Первый раз в жизни.

Купил соли пачку, муки — и пошёл в молочный отдел.


Тут не Британия, на английском названия не пишут. То есть и кислые сливки я найти не мог самостоятельно.

Позвал продавца. Объяснил, что ищу сметану, но так как вы не знаете, что это, ищу что-нибудь похожее. Парень — явно с кухней на «вы», посему извинился, пожал плечами и пошёл раскладывать сырки дальше.

А я же настырный. Смотрю — идёт голландка с полной тележкой, как у них тут принято. Приятная на вид старушенция с густой седой копной волос. Я объяснил, что ищу сметану, и она еле заметно улыбнулась.

— Сметаны тут точно нет, но давай искать что-нибудь похожее.

Я объяснил в двух словах её (сметаны) консистенцию и вкус. Голландка со знанием дела открыла холодильник и начала перебирать баночки.

В итоге мы выбрали три, из которых оставалось выбрать одну.


Здесь вообще все участливые, но эта бабуля попалась азартная, с огоньком в глазах.

— Давай, — говорит, — порассуждаем.

Она явно не была профаном в готовке, потому наше с ней расследование было интересным нам обоим.

Бабулька глянула на меня хулиганским взглядом и сказала:

— Ничего не поделаешь, придётся пробовать.

Так-то я товарищ без особых комплексов, но пробовать еду в супермаркете было перегибом даже для меня.

— Давай, давай, — сказала она на ломаном русском, и я не придал этому никакого значения, так как мы тоже говорим всякие «окей», «камон» и прочее.


На свой страх и риск я открыл первую баночку.

— Ну, раз уже открыли — пробуйте, — продолжила на английском старушка.

Ай, думаю, и в самом деле не убьют. Зачерпнул мизинцем содержимое и поморщился.

— Ясно, — быстро резюмировала моя помощница и уже сама открыла вторую баночку. Это был какой-то френч-крем.

Я глянул на бабулю, потом — на гирлянды камер повсюду, и спросил:

— А эти банки-то куда?

— Так, эти засунь туда подальше и задвинь целыми.

Ничего другого не оставалось.


С банкой якобы сметаны я направился к кассе, поблагодарив старую хулиганку за участие. Не прошёл я и полпути, как она догнала меня со своей телегой и сказала, что подстрахует, если что.

Мы вышли на улицу уже хохоча, представляя, что было бы, если бы нас поймали.

— А ты из какого города сюда приехал? — вдруг поинтересовалась моя подельница.

Я оторопел от неожиданности и на всякий случай соврал, что из Риги.

— А я, — говорит, — родом из Одессы.

Меня прошибло потом от этих слов. Я поинтересовался, почему мы не говорим по-русски, и она, усевшись на лавочку, как-то горько вздохнула и начала рассказывать.


— Отец с мамой жили в Одессе. Он был офицером. После революции началась смута, и он решил эмигрировать. Маму взять не получилось, так как ей ничего не грозило, а офицерам царской армии при новой власти оставаться в России было опасно для жизни.

Они не виделись целых 15 лет. Мама каким-то чудом смогла вырваться в Париж к мужу. У них был всего один день на всё про всё, и они этот день провели неплохо. (В этот момент она широко заулыбалась.) Через девять месяцев после их встречи родилась я.

Это сейчас я Катрайн Шулле, а урождённая я Екатерина Холмогорова. Гилман по маме. Мама погибла нелепо.

Когда умерла моя бабушка (мамина мама), мы решили уехать к отцу. Времена в России наступили сложные. Жене беглого офицера тогда было в России непросто. Мы с мамой через Турцию и Португалию добрались до Парижа.

Только начали обживаться в новой стране, как грянула война. Папа погрузил нас на пароход, и мы отправились в Америку. Мама долго уговаривала отца поехать с нами, но он был непреклонен и говорил, что вернётся в Россию. Он всю свою жизнь себя казнил за то, что бросил родину.


Все понимали, что это ничем хорошим не закончится. Он это тоже понимал. Последний раз я его видела на причале. Он махал нам рукой и плакал. Больше я о нём ничего не знаю. А маму смыло волной за борт во время шторма. Так я осталась одна на этом свете.

Меня забрала с собой женщина из Голландии. У неё было трое сыновей, и она не смогла меня оставить одну. Так я на пароходе потеряла одну семью и обрела новую. (Из её глаз в этот момент потекли слёзы.)

Потом Америка, потом — возвращение в Европу с семьёй. В итоге я вышла замуж за сына моей спасительницы.

О моём происхождении в семье все знали, но в Амстердам я уже приехала голландкой Катрайн.

И вот я здесь уже 50 лет. Русский язык совсем забыла, хотя некоторые слова до сих пор во мне живы. Я к вам не столько из-за сметаны подошла, сколько хотелось с вами поделиться. Этого я никому никогда не рассказывала.


Мы попрощались, и мне подумалось — как же может в жизни всё в один миг перевернуться с ног на голову, что и вправду забудешь, как тебя звали...

Вот так я сходил за сметанкой.