Нам, людям старшего поколения, было кем гордиться, с кого брать пример. Прежде всего это были герои Гражданской войны. Буденный и Ворошилов. Чапаев. Щорс. Пархоменко. Примаков. Котовский... Кумиры нашего детства.

Затем, в пору нашей юности, просле ХХ съезда, из небытия возникли имена Блюхера, Тухачевского, Якира, Дубового, других командармов, комкоров, комдивов, расстрелянных в 1937-39 годах.

Прежние герои не были повергнуты с пьедесталов — просто пантеон пополнился новыми именами. Их отвага, самоотверженность, правота не подлежали сомнению. Как и то, что Корнилов, Деникин, Врангель, Колчак, Махно, братья Антоновны, все остальные лидеры «белого» или другого «не красного» движения были не просто заклятыми врагами, а исчадием ада.




Якир, Буденный, Тухачевский.


Но вот однажды, в начале 60-х, я, начинающий поэт, в группе харьковских литераторов и ветеранов Гражданской и Отечественной войн выступал в одной из школ.

Встреча, организованная обкомом комсомола, была посвящена какой-то знаменательной дате.

Первым держал речь бывший боец Первой Конной — по моему разумению, древний старик. Сегодня мне примерно столько же лет, сколько ему было тогда. И, увлекшись воспоминаниями о подвигах однополчан, с такой яростью размахивая сжатой в кулак рукой, будто в ней была шашка, отважный конник вдруг крикнул с трибуны:
 
— Да, дети, буденовцы булы сыльни в бою, а особливо — в грабежу!..
 
Ошеломленный зал встретил это откровение буденовца гробовым молчанием.
 
Секретарь райкома комсомола, который вел встречу, — надо отдать ему должное — сумел выйти из скандальной ситуации. Дескать, что касается грабежа, то ветеран имел в виду совсем не буденовцев, а махновцев. Дед, опомнившись, признал свою ошибку: простите, оговорился.
 
Действительно ли это была ошибка, оговорка?
 

Якир, сын Якира
 
Тремя годами позже я работал репортером в молодежной газете ЦК ЛКСМ Украины по Харьковской, Полтавской и Сумской областям «Ленинской смене». Газета выходила в Харькове — центре Экономического района, или Совнархоза.
 
Как-то утром к нам в редакцию зашел незнакомец. Здесь, на фотографии, он весь в бороде, как Карл Маркс, а тогда это был аккуратно выбритый, модно одетый сорокалетний человек. Пахло от него отборным коньяком и французским парфюмом. На фоне нас, бродяг-репортеров, он выглядел форменным аристократом.

— Якир, сын Якира, — представился он. И добавил: — Петр.




Петр Якир.

 
Нельзя сказать, что появление в стенах харьковской «молодежки» отпрыска знаменитого командарма стало для нас событием. Своих забот хватало. Мы жили сегодняшним днем. На нашей территории было развернуто несколько ударных комсомольских строек, и мы считали себя причастными к этим эпохальным событиям, поскольку газета жила в их напряженном ритме.

В степи под Кременчугом продолжалось строительство автомобильного гиганта — завода КРАЗ. В Шостке возводились цеха завода кинопленки «Свема». В Сумах — мощный суперфосфатный завод. В Шебелинке начиналось освоение крупного месторождения природного газа...

Мы не вылезали из командировок, было о чем писать, мечтать, на что надеяться... Но приглашение Якира выпить по стаканчику за знакомство приняли безоговорочно — за неделю до зарплаты все прочно сидели на мели. К тому же мероприятие попахивало риском — все-таки известный диссидент, правозащитник.

Адреналина нам, видите ли, не хватало.
 

«Щорс идет под знаменем...»
 
Что же привело Петра Ионовича а Харьков? Выяснилось, что на то было несколько причин.

Во-первых, здесь в незапамятные времена в Технологическом институте учился его отец.

Здесь же в 20-х годах была резиденция командующего войсками Украины и Крыма Ионы Якира, улица, где она располагалась, до сих пор носит его имя. А память об отце для Петра была священна.

В-третьих, он, выпускник Московского историко-архивного института, считал своим долгом восстановить историческую справедливость.

По его словам, в конце 30-х годов, когда создавалась плеяда героев Гражданской войны на Украине, истинных героев уже пермололи жернова сталинских репрессий. И на поверхность всплыли имена всякого рода бандитов, не имевших отношения к борьбе за Советскую власть.

Одним из них был Николай Щорс — анархист, алкоголик и наркоман, не выигравший ни одного сражения с войсками Деникина и Петлюры. Зато старики и сегодня хорошо помнят кровавые бесчинства его «хлопцев» в Киеве и украинских селах.
 
— Его по пьянке пристрелили свои же. А знаете ли, где он похоронен? — глаза рассказчика горели ненавистью.
 
Мы, конечно же, этого не знали.
 
— В Самаре, на территории мыловарни. Его зарыли, как бешеного пса, и креста не поставили!..
 
Выяснилось, что Петр Якир был полон решимости собой целью развеять миф о «красном командире Щорсе» и восстановить доброе имя отца. Это должно было стать темой его диссертации...



Щорс.

 
Следует заметить, что большинство из нас отнеслось к филиппике Петра Якира в адрес Щорса с известной долей скепсиса.

Ну, во-первых, с чего он взял, что Щорс был бездарным командиром? Общеизвестны успешные действия богунцев и таращанцев на Черниговщине, именно отряды Щорса взяли в январе 1919 года Киев, за что красный командир был награжден золотым оружием и назначен комендантом города.

А если какие-то факты из биографии Щорса являются преувеличением или мифом, то какой смысл этот миф развенчивать?
 
Не знаю, написал ли Петр Якир «антищорсовскую» диссертацию. Но встреча с ним запала в память, и значительно позже, изучая доступные мне документы по этой теме, я убедился в том, что сын командарма был во многом прав. Во многом, но не во всем.
 
Да, после того, как в январе 1919 полк Щорса занял Киев, город захлестнула волна красного террора. Каждый день пьяные «освободители» расстреливали здесь сотни людей. «Сам Щорс расстрелов не любил, но нередко баловался водкой. Поговаривали, что и кокаином.

Действительно, о полководческом таланте красного командира судить трудно. Побеждая в стычках с петлюровцами, его полки неизменно терпели поражение в боях с немецкими войсками и регулярной деникинской армией. Плохо организованным и обученным партизанским отрядам, составлявшим основу Богунского и Таращанского полков, они были не по зубам.


Пуля вошла в затылок
 
Первым «дезу» о том, что Щорс был убит петлюровским пулеметчиком выстрелом в висок запустил в оборот тогдашний его заместитель на посту начдива, будущий командарм 2 ранга Иван Дубовой. Значительно позже, в 1937 году на допросах в НКВД он признается в убийстве Шорса из личной ненависти и желания занять его должность.




Иван Дубовой.


Действительно, после гибели Щорса он стал начальником 44-й дивизии. И все-таки есть все основания предполагать, что это признание командарм сделал под пытками.
 
Николай Зенькович, один из ярчайших современных специалистов по историческим загадкам, установил, в частности, что Щорса застрелил не кто иной, как уполномоченный Реввоенсовета 12-й армии Павел Танхиль-Танхилевич, находившийся в те роковые минуты рядом с начдивом вместе с Дубовым.
 
А членом РВС 12-й армии был будущий «отец» ГРУ Семен Аралов — доверенное лицо Троцкого. Ненавидивший Щорса, он бомбардировал своего патрона просьбами снять с должности «неукротимого партизана» и «противника регулярных войск».

Наконец в ответной шифровке «Демон революции» приказал ему провести строгую чистку и «освежение» командного состава. «Хороши любые меры. Начинать нужно с «головки». То есть Троцкий фактически дал «добро» на физическое устранение Щорса.

Да и сам Аралов в своих воспоминаниях вольно или невольно признал этот факт: «К сожалению, упорство в личном поведении привело Щорса к преждевременной смерти». Кстати, вслед за убийством начдива последовала череда не менее загадочных смертей целого ряда его ближайших соратников.
 
И последний вопрос: почему вдруг Щорс был похоронен не в родной украинской земле, а в далекой Самаре?
 
Боевая подруга начдива, или, как теперь говорят, его гражданская жена, сотрудник ЧК Фрума Хайкина в 1935 году объяснила это так: «...Враг, чувствоваший близкую гибель, делал последние отчаянные усилия. Озверевшие банды жестоко расправлялись не только с живыми бойцами, но издевались над трупами погибших. Мы не могли оставить Щорса на надругательство врагу». (Сборник «Легендарный начдив», 1935 г.).



Фрума Ефимовна Хайкина.


Истинная причина, по которой Реввоенсовет армии распорядился спрятать тело Щорса подальше, стала ясна лишь в 1949 году, когда на территории кабельного (а не мыловаренного, как утверждал Петр Якир) завода было наконец обнаружено его захоронение.

В акте эксгумации говорилось, что повреждения черепа были «нанесены пулей из огнестрельного нарезного оружия». Пуля вошла в затылок, а вышла в области темени. Выстрел был произведен с близкого расстояния, предположительно 5-10 шагов».
 
Именно этот факт организаторам убийства нужно было скрыть от красноармейцев. Аралов не без оснований боялся их бунта.
 

Орден Красного Знамени №2
 
«Я ношу фамилию Якир, горжусь этим и всей своей жизнью стараюсь выполнить совет отца — быть настоящим», — писал в своей книге, посвященной отцу Петр Якир.
 
Так вот, несколько слов о настоящем, а не канонизированном придворными историками Якире.

Современный российский иссследователь Альберт Максимов рассказывает о том, что Иона Якир родился и вырос в семье зажиточного кишиневского фармацевта. В официальном житие командарма о богатстве Якиров не упоминается, напротив — после смерти отца «бедный мальчик» уже с пятнадцати лет помогает семье. Каким образом — не уточняется.

В семнадцать лет «бедный мальчик» уезжает в Швейцарию, поступает в Базельский университет. С началом Первой мировой переводится в Харьковский технологический институт.
 
Юноше призывного возраста воевать не хочется. Но были бы деньги — а они были! — и Якир добывает справки, позволявшие ему «косить» от армии вплоть до конца 1915 года. Затем его все-таки мобилизуют и отправляют... нет, не на фронт, а на военный хзавод в Одессе, токарем поработать. Однако и работать Ионе не хочется. В 1916-м он удачно «заболевает» туберкулезом...

Наступает революция, и политически благонадежный в предреволюционные годы Якир вступает в партию большевиков. После Октябрьской революции он уже член исполкома Бессарабского губсовета.



Иона Якир, 1919 год

 
В январе 1918-го он становится командиром интернационального китайского батальона, причем платит недоучившийся студент китайцам из своего кармана — по 50 рублей в месяц на человека. В конце года части, которыми командовал Якир, столкнулись с казаками атамана Краснова. Красноармейцы в панике бежали, а китайцы не дрогнули и ценой больших потерь отбросили казаков. В том бою Якир был тяжело ранен, в итоге за это и за победу над донцами был представлен к ордену Красного Знамени.
 
Впрочем, в бою он не участвовал и ранение его было не огнестрельным. Его просто-напросто затоптали драпающие красноармейцы.

По версии Якира, он пытался их остановить. По другой — дал деру вместе с ними, да споткнулся.
 
«Считается, что Якир был вторым человеком в Советской России, кто получил орден Красного Знамени (первый орден был у Блюхера), — пишет Альберт Максимов. — Но это не так. Указ о его награждении был подписан в 1919 году, но орден (без намера) Якиру был изготовлен индивидуально в частной харьковской мастерской. А потом Якир сделал себе еще один орден, уже не из серебра, а из золота и платины, на котором был проставлен №2. Как говорится, были б деньги...
 
Между тем, настоящий второй орден принадлежал чекисту Панюшкину, начальнику охраны Смольного. Но об этом чекисте быстро забыли, чем и воспользовался полководец... Орден с первым номером, конечно же, был лучше, но он принадлежал Блюхеру. А Блюхер не какой-то там Панюшкин...»

После столкновения с красновцами в сознании Якира навсегда укоренилась ненависть к казачеству. В период пребывания на Дону он издает директиву:

«Ни от одного из комиссаров дивизии не было получено сведений о количестве расстрелянных... В тылу наших войск и впредь будут разгораться восстания, если не будут приняты меры, в корне пресекающие даже мысли о возможности такового. Эти меры: полное уничтожение всех, поднявших оружие, расстрел на месте всех, имеющих оружие, и даже процентное уничтожение мужского населения».
 
«Гитлер с Гиммлером отдыхают», — резюмирует Альберт Максимов.
 
Он приводит свидетельства очевидцев.
 
«Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали... Люди расстреливались совершенно невиновные — старики, старухи, дети... Расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30-40 человек, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими свою наготу, издевались и запрещали это делать...» (Московский агитатор К. Краснушкин).
 
«В одном из хуторов Вешенской старому казаку за то только, что он в глаза обозвал коммунистов мародерами, вырезали язык, прибили его гвоздями к подбородку и так водили по хутору, пока старик не умер... В станице Каргинской забрали девушек для рытья окопов. Все девушки были изнасилованы и, когда восставшие казаки подходили к станице, выгнаны вперед окопов и расстреляны...» (Летчики Бессонов и Веселовский».

 
...Тогда, летом далекого 1964 года, мы, репортеры Харковской «молодежки», не знали, с кем пьем вино на веранде ресторанчика в саду Тараса Шевченко.

Арестованный в 1937-м, Петр Якир вышел на свободу в 1942-м. И вплоть до нового ареста в 1945-м занимался тем, что, курсируя между Свердловском и Москвой, крал продовольственные карточки, подделывал документы, вырывал из рук состоятельных женщин сумочки... В 44-м его арестовали вновь.
 
Сокамерником Петра Якира в Бутырской тюрьме был писатель Генрих Горчаков, за плечами которого 16 лет сибирских и колымских лагерей. Он пригрел юного арестанта, делил с ним хлеб, укрывался на нарах одним одеялом — своего у Якира не было.

Вот что пишет Горчаков в своих воспоминаниях: «...Якир был арестован, были устроены открытый процесс, потом невероятная в практике пресс-конференция. Якир от всего отрекся, признал полностью свою вину, раскаялся и призвал всех прекратить антисоветскую деятельность.
 
Из «Истории инакомыслия в СССР» Л. Алексеевой известно, что Якир дал показания более чем на двести человек.

Кто может ответить, сколько из них было арестовано, сколько погибло, сколько кончило жизнь самоубийством, сколько было разрушено судеб из-за «правозащитной» деятельности Якира? И сколько собственного достоинства сохранилось у него?..»
 
Да, сын в полной мере выполнил завет отца «быть настоящим»...
 

След кровавый стелется
 
Судьба сына Якира казалась Генриху Горчакову «типичной для многих детей командармов, чья слава восходила на крови».

Очень точно сказано — «слава на крови».

За каждым из «героев» той Гражданской войны «след кровавый стелется» — и по степной траве Украины, и по пескам Туркменистана, и по сибирской тайге, и по улицам взятых городов и сел.

Героев в высоком смысле этого слова в братоубийственных войнах быть не может. Только жертвы и палачи.
 
И я вот думаю, кого со временем возведут в сан героев нынешней гражданской войны на многострадальной Украине? «Полководцев» Яроша, Семенченко? «Вождей» — Порошенко, Яценюка, Авакова и прочих?

Впрочем, эту «плеяду» надо будет значительно расширить за счет заокеанских и европейских вдохновителей, организаторов и финансистов этой бойни.

Придворной даме Истории и ее мифотворцам будет над чем поработать.