Мне приятно отметить, что меня и моего деда многое связывает с Латвией, где он в юности провел свои годы, жил и рос в семье литовских эмигрантов. Именно в Риге дед сформировался как политическая личность, даже возглавлял Общество литовцев Латвии и был редактором журнала. Он был горячим сторонником связей с Латвией, свободно говорил на латышском языке. Я это хорошо помню и тоже питаю симпатии к Латвии.

Да, это так, помимо этого, отец был одним из главных советников Альгирдаса Бразаускаса, первого президента ЛР (1993–1998 годы), который, кстати, единственный, кто всегда выступал за развитие хороших отношений с Россией и Белоруссией.

В основе моего конфликта с политической элитой Литвы, – ответил Палецкис, – два вопроса, по которым наши позиции кардинально расходятся.

Первый – социальная справедливость. Мое мнение: нынешняя власть не обеспечивает элементарной социальной справедливости большинству работающих людей. Второй вопрос – отношения с Россией. Меня и моих сторонников абсолютно не удовлетворяла пропаганда войны с Россией, в которой власти сегодня так преуспели.
По этим двум пунктам мы серьезно разошлись с моими оппонентами, и у меня вскоре начались большие проблемы. В октябре 2018 года в стране прошли обыски и задержания сразу у 11 человек (литовские спецслужбы объявили в СМИ о раскрытии "российской шпионской сети" – прим. Baltnews).

Но обыски у этих людей ничего не дали, всех отпустили, а против меня возбудили уголовное дело по шпионажу. Это было сделано в отместку за мои слова о том, что 13 января 1991 года около Вильнюсской телебашни свои стреляли в своих.

Да, примерно все так и было. Меня тогда сразу прервали на полуслове, а я хотел некоторые моменты довести до общего сведения. Вскоре за мной началась слежка, а так как я писал книгу и вел свое журналистское расследование, это и привело в итоге к новому уголовному делу, уже по более тяжкой статье – шпионаж.

Если в первый раз я отделался штрафом, то "за шпионаж" мне грозит до 15 лет тюрьмы. Прокурор потребовала 9 лет. За что? За то, что я имел дерзость дружить с русскими, брать интервью у участников январских событий 1991 года, в том числе и у бывших военных, имел контакты с историками, российскими журналистами, политологами. Часто сам выступал и действовал как политолог.

Я и сам именно об этом постоянно просил – предъявите мне конкретику! В соответствии со ст. 119 Уголовного закона ЛР, шпионаж – это сбор данных для иностранных разведок. Мне говорят, что я собирал информацию о прокурорах, расследующих уголовное дело по событиям 13 января 1991 года около Вильнюсской телебашни, чтобы передать эту информацию России.

Что ж, говорю, тогда покажите мне, что я собрал про них? Хоть одну информацию покажите? В конце концов мне предъявили такое заключительное обвинение: "Шпионил по заданию… неустановленного российского разведчика... Планировал собрать упомянутые выше данные. И поручил их сбор… неустановленному лицу".

Такая вот абсурдная цепочка из абстрактных обвинений. И тем не менее прокурор, понимая, что ей как-то надо оправдать полтора года, которые я уже отсидел до суда в тюрьме, требует для меня девять лет лишения свободы. На последнем заседании 22 июня слушались заключительные речи моих адвокатов, следующее заседание – 27 июля, когда, возможно, уже будет оглашено решение первой инстанции.

А где же обязательный шпионский набор?

Да, это один мой бывший знакомый, который, как оказалось, скачивал себе на компьютер детское порно, на этом спецслужбы его и подцепили, сделали "свидетелем" против меня и их сотрудником. То есть все обвинения построены на показаниях человека с педофилическими наклонностями.

Дело практически уже все рассекречено, как и все, что они на меня нарыли. Никаких государственных тайн там нет и в помине. Да, есть телефонные разговоры, но абсолютно ни о чем, иначе бы их уже давно опубликовали.

Спецслужбы просто следили за мной, фиксируя, что я, например, покупаю в торговом центре – 5–6 штук свеклы, три пакета семечек, вот я сижу в пиццерии – пью чай, пишу статью, все зафотографировано и подробно изложено в отчетах ДГБ.


В любом шпионском деле должна же быть зафиксирована хотя бы одна передача каких-то данных, пусть даже не секретных? Но даже про прокуроров никакой информации они у меня не нашли, кроме рабочего архива моей будущей книги, где сопоставлялись разные точки зрения. И были представлены разные версии вильнюсских январских событий.

Друзья не забыли и не бросили!

Несмотря на то, что в наших тюрьмах, конечно, нет интернета, но мои родные все же делали для меня выжимки из разных публикаций. Я знал, что друзья меня не забыли и не бросили! Именно такой и должна быть наша солидарность, в этом наша сила.

Я благодарен всем своим друзьям и соратникам, знаю, что и в Скандинавии, и даже в США единомышленники тоже занимались моей защитой. Всем вам, друзья, огромное спасибо!

Ты имеешь в виду тех, кто называются грантоедами? Хорошее русское слово.

Главные правозащитные организации в Литве даже не пикнули по моему делу, их больше тревожило то, что происходит где-то в России, Украине, Белоруссии – везде, только не у себя дома.
Те, кто по профессии должны были бы это делать, полностью отстранились. Что касается Союза журналистов, то я даже не пытался туда вступить, так давно уже понял, что туда принимают только тех, кто "правильно себя ведет". Меня это не удивляет, просто показательно, насколько прогнила наша система. Да что тут говорить.

К сожалению, водораздел остается, поскольку есть так называемые системные СМИ, которые пишут только то, что дозволено властями, игнорируя мою точку зрения.

Хотя 3–4 человека все же написали довольно объективно о моем деле. Хорошая новость в том, что в Литве сейчас растет популярность независимых интернет-порталов и Ютуб-каналов, и в совокупности они уже догоняют по популярности официальную прессу. При встрече со мной многие люди говорили, что больше не смотрят телевизионные каналы, та как там все врут.

Я думаю, системные люди сделали, мягко говоря, огромную ошибку, посадив меня за решетку, да еще до суда. Факт, но мне сейчас трудно пройти по улице, чтобы кто–то из прохожих не остановил меня, чтобы выразить свою солидарность.

Многие при этом говорили, что нам пора всем сплачиваться. Есть такой литовский аналитический портал "Эксперты", где меня пригласили к участию в качестве журналиста, так вот, по настроению в комментариях я вижу, что людей сплотило осознание необходимости дать отпор тому, что у нас творится.

"Хайли лайкли" – балтийский вариант

Скажу, к чему это уже привело. У нас в Литве есть партия консерваторов, это ярые националисты, которые, по сути, внедрили в стране однопартийную систему правления, на ключевые посты они поставили своих людей, прибрав к своим рукам и все рычаги власти, включая СМИ.

Они сплочены, хорошо организованы и наглы, подминая под себя все другие партии. Они плотно работают с различными американскими организациями. Это структура, которая владеет в том числе и крупными медиаресурсами. Но хорошая новость в том, что не все поддались и смирились с этим положением вещей.

Недавно, например, в Литве прошли массовые марши протеста по социальным и антикоррупционным вопросам. Люди начинают сплачиваться, это радует. Вот у Сейма митинги были запрещены, а люди все равно пришли, чтобы выразить свой протест. И никто ничего им не сделал.

Когда в Литве началась перестройка, то, конечно, литовские эмигрантские круги оказывали на этот процесс огромное влияние. Именно они завезли нам пещерный антикоммунизм, поскольку многие были повязаны убийствами литовских евреев во время войны, они ненавидели все, что было связано с советской эпохой, ненавидели русских и Россию.

Многие жители Литвы не поняли, что произошла подмена понятий, но эта внедренная идеология взяла верх, и, к сожалению, плоды этого мы пожинаем и сейчас.

Литовский народ стал заложником большой геополитической игры, затеянной англосаксами.

Более 5 тысяч лет назад существовали единые балтославянские племена. На этом маленьком пятачке Европы рядом с нами разместилась Польша, от которой Литва мало что хорошего видела. Несколько раз поляки нас полонизировали, отнимали у нас Вильнюс, литовцам не раз здорово доставалось от польских националистов.

А рядом еще и Германия, откуда нам не раз грозили крестоносцы, потом – нацисты, истребляя литовский народ.

Что делать с русофобией? Две вещи нужны. Первое – просвещение народа по этим вопросам. Но только одного просвещения мало! Если не будет организации борьбы за социальную справедливость и восстановление добрососедских отношений с Россией, то изменить к лучшему нам ничего не удастся. Этим мы и стараемся заниматься с моими друзьями, проводя через интернет-порталы просветительсую работу.

Каждый может это делать на своем месте, только нам надо сплачиваться. Если этого не будет, то мы закончим нашу историю в качестве пушечного мяса в войне англосаксов и их сателлитов с Россией. Так уже было в нашей общей истории. Но давайте сопротивляться, это же вопрос нашего выживания как народа.

Молчать не буду!

А сейчас мне грозит еще 9 лет. Но я принял для себя решение – молчать не буду! В какой-то период я сосредоточился, нигде не выступал, но потом решил, что пора говорить.

Каких-то физических мучений и невыносимых терзаний в тюремных застенках я не испытывал, хотя полтора года заключения в одиночной камере это, конечно, само по себе определенное мучение. Но я сказал себе так: если судьба вручила тебе лимон, выжми его, добавь немного сахарку и сделай себе лимонный сок.

В камере я проштудировал много литературы, можно сказать, перепроверил, перетряс свое мировоззрение. На свободе-то всегда не хватает времени на проверку каких-то базовых вещей, а тут его у меня было в достатке. В конце концов, ведь масса людей прошли и через более страшные испытания.

За полтора года я поменял 4–5 тюрем, потом попал в тюремный госпиталь – начались серьезные проблемы со здоровьем. В конце концов меня перевели в Шяуляй.

Что касается работников, то большинство из них боится быть выкинутыми на улицу, поэтому эмоций никаких не высказывают, просто работают. Но, может быть, женщины были чуть более общительными, порой даже умудрялись всучить мне стаканчик кофе, который в тюрьме не положен – только чай.

Или от себя добавляли к чаю конфетки. Я же десять месяцев вообще ни с кем не мог общаться, кроме адвокатов, даже звонки родным были запрещены. Эти минуты человечности с охранниками были важны мне для души. Большинство персонала наши власти сильно недолюбливает, смеется над ними. Работа у них сложная, а платят гроши. Думаю, это наши избиратели, они на нашей стороне.

Книгу я назвал "Наручники на мысли", в середине июля она выйдет на литовском языке. Ищу хорошего переводчика на русский, как только будет готов перевод – сразу отдам в печать.

Я там рассказываю про многие вещи, в том числе и про свое уголовное дело, и про тюрьму, и внешнюю политику, публикую свои дневники. Мои друзья, кто читал черновики, сказали, что написано хорошим живым языком, читается легко.