— Последний раз Россия участвовала в Латвийской книжной выставке в качестве почётного гостя в 2008 году. Прошло девять лет, и вы снова здесь, причём в момент резкого ухудшения латвийско-российских отношений. Как это так получилось?

— Я должен откровенно признать, что это было приглашение от организаторов книжной выставки. По-видимому, воспоминание о том, что российский стенд, российское присутствие притягивает много читателей, рижан и приезжающих из других городов Латвии. А может быть, это понимание того, что независимо от политических инспираций русский язык и русская литература остаются востребованным элементом культурного контекста.

Но нужно сказать, что у меня тоже были сомнения. В такой период наших отношений, совсем холодный, я даже больше скажу — примороженный по многим направлениям: у нас даже не существует сегодня межгосударственного протокола о взаимодействии между министерствами культуры, т. е. культурные институции наших стран в плановом порядке не обмениваются ни своими достижениями, ни своими коллекциями, чего не было никогда.

И мы подумали, что, наверное, будет правильно принять приглашение.

С одной стороны, поддержать интенции организаторов книжной выставки, с другой — привезти новых авторов, чтобы латыши, которые читают по-русски и хотели бы знать о той культурной парадигме, которая развивается в России, могли понять, какой интенсивный литературный процесс сейчас идёт в России.

Мы откликнулись с благодарностью, приняли приглашение и организовали такую программу.


Большая глупость

— Латвийская мегазвезда Раймонд Паулс не устаёт повторять, что успехи латвийских исполнителей популярной музыки на Западе более, чем скромные, и только российский рынок открывает перед ними перспективу стать широко известными. Последний пример такого рода Интарс Бусулис.

— Долгие годы — вся вторая половина ХХ века — нас связывала улица с двусторонним движением. Культуры подпитывали друг друга. Для того, чтобы состояться талантливому латышскому актёру, режиссёру, автору нужно было входить в мировое культурное пространство через русский язык.

Как бы мы к этому ни относились, русский язык был и до сих является проводником в мировую культуру. Латвия пытается это делать самостоятельно. Дай Бог, чтобы это всё получилось, но стать популярным в России — это дорогого стоит.

Всё же Россия страна мощной культурной традиции, вообще мощной культуры. Нам представляется, что не только русскоязычные читатели, но также и профессиональное сообщество латышских издателей обратит внимание на новое поколение российских писателей, поинтересуется, что такое сегодня русская литература, как она развивается? Возможно, последуют новые переводы, новые контакты.

Глупо отрезать от себя российский культурный контекст и российский рынок. Мы открыты для всего мира. Для любого автора очень важно быть переведённым на русский язык, чтобы стать популярным в России.

Российская культура космополитична, она с удовольствием впитывает в себя. Взять и отрезать от себя такую традицию интереса российского зрителя, читателя к тому, что происходит в культурной среде Латвии, это, по-моему, большая глупость.

— При подготовке программы российского участия в этой выставке, выставлялись ли вам какие-то требования? Вам ни в чём не отказали? Может быть, пришлось преодолеть какие-то трудности?

— Самая большая трудность случилась в аэропорту. Меня 20 минут держали, потому что я не смог вспомнить название отеля. Большущая глупость, но что сделать? Организаторы выставки к этому не имеют отношения.

— Мне показалось, что в ваших словах прозвучало обращение не к латвийской, а к латышской аудитории. Россия обращается к латышам, читающим по-русски, забывая о том, что в Латвии проживает огромная численно и качественно русская община.

— Я с этого начал. Я говорил о русскоязычной общине, поскольку не делю проживающих в Латвии белорусов, украинцев, этнических русских или этнических евреев, говорящих по-русски. Литература не имеет границ, тем более языковых границ, а уж на одном языке — это часть внутренней, домашней культуры.

Поэтому я не регистрировал обращения исключительно к латышам. Отнюдь. Но, в том числе, и к латышам, и к латышским издателям. Если вы не хотите русский язык, то, по крайней мере, дайте возможность это прочитать своим гражданам, не владеющим русским языком, учитывая, что уже выросли поколения, которые им не владеют.

Ведь это огромная страна, ваш сосед, с которым вам так или иначе придётся жить. Все эти политические выплески — адекватные или нет — они же когда-то пройдут. Не знать культуру большой соседней страны — это образовательное преступление.


Непонятные опасения

— В нашем политическом и культурном пространстве всё, что исходит от России, в том числе, и в плане культуры, принято рассматривать через призму проявления российской мягкой силы, таящей потенциальные угрозы.

— Человеку моего образования, моего положения, работающему в России, рассказывать эту фантасмагорию о том, что российские танки стоят у границы для того, чтобы захватить несчастную Латвию и поставить здесь правительство а-ля сороковой год…

— Речь идёт о мирной культурной экспансии, когда происходит некое переформатирование, перепрограммирование умов.

— Но их же не тревожит экспансия Голливуда.

— Они её как раз активно насаждают. Они хотят провести культурную границу по восточной границе Латвии. Их тревожит, когда Россия пытается распространить своё культурное влияние за пределы своей территории.

— Я не очень понимаю этих опасений. В том, что люди будут любить русскую культуру так, как они любят английскую, американскую или французскую? Я, допустим, глубоко разбираюсь в истории английской литературы, но это не мешает мне любить русскую литературу, интересоваться и другими литературами.

Я стараюсь следить за тем, что интересного происходит в мире, стараюсь способствовать тому, чтобы внутри России шло соревнование между издательствами, кто из них первым качественно выпустит новинку, сделанную в другом языковом и культурологическом пространстве. Это нас обогащает.

Есть такие глупости, как на Украине, где приняли закон, запрещающий свободный ввоз книг из России. Но на русский язык переводится всё, что в мире происходит: наука, образование, культура. Существует фантастическая школа перевода — результат «железного занавеса» (мы жили за «железным занавесом», но знали, что происходит в культуре многих стран мира).

Невозможно сделать качественную нацию, обрубив эти информационные потоки.

— Но вы же понимаете политическую и психологическую причину, введённого на Украине запрета — именно в стремлении передвинуть, отгрызть…

— Это же наносное, безумно непросвещённое отношение к своему народу. Как можно, отрезая культуру, передвигать границу? Границу чего, границу восприятия мира?

— Границу геополитического влияния.

— Я не очень понимаю, зачем Латвии участие в каких-то геополитических играх?
 
 

Справка

Григорьев Владимир Викторович. Профессиональный лингвист, переводчик. Начинал как журналист и редактор в Агентстве печати «Новости» — АПН (ныне Российское агентство международной информации «РИА Новости»).

В 1992 г. создал собственное издательство «ВАГРИУС» — одно из самых ярких и заметных в истории новой России. В середине 1990-х основал компанию «Премьер Фильм» и в качестве её президента продюсировал кино- и телефильмы, телевизионные художественно-публицистические программы.

С 1999 года — на государственной службе. С 1999 по 2004 гг. — в статусе заместителя министра Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций, а с 2008 г. — заместителя руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям.

Председатель Организационного комитета Московской международной книжной ярмарки. Награждён российским, польским и французским орденами. В 2001 г. стал лауреатом Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства.
 

 

«Россию надо мочить»?

— Видел сюжет, как в Париже, возле станции метро «Сталинград» корреспондент спрашивает случайных прохожих, знают ли те, почему станция носит такое имя? И только одни человек, принадлежащий к старшему поколению, дал правильный ответ. Не потеряла ли Россия свои позиции в европейском информационном пространстве. Ведь таким образом она практически исчезла из…

— Из позитивной повестки дня. Согласен с вами. Идёт реальная информационная война. Понятно, откуда исходит угроза миру, откуда идут основные тезисы, где они разрабатываются, каким образом они имплементируются.

Доходит до такого абсурда, что я перестал читать уважаемую мной газету «Таймс», я перестал начинать день с просмотра информационного блока Би-би-си, я перестал доверять «Нью-Йорк Таймс». Потому что журналистика во всём мире превращается в пропагандистику.

Пропаганда — это, конечно, искусство, элемент информационной войны. За последние три года эта бактерия заразила СМИ. С этим ничего не поделаешь. Надо пережить.

— Само собой рассосётся?

— Нет. В этом смысле существует особая миссия людей культуры, которые совершенно особо смотрят на мир. Талантливый человек, который интересуется всеми точками зрения, конечно, составляет повестку дня по-своему.

Я не пытаюсь обелить нашу пропагандистскую машину, обсуждать здесь и сейчас, кто виноват, кто первый начал. Что делать — более существенный вопрос. Очень боюсь, что мы этот мир оставим детям. Если не произойдёт серьёзных прорывов и договорённостей, то и следующие поколение, идущее за нами и через поколение, будут находиться на этом же фронте пропагандистской истерии. Как снизить её накал, понятно. Договорённости России и ЕС, России и Соединённых Штатов будут приняты всеми остальными странами: прекратят через слово говорить «кровавый режим», «путинский режим» и т. д.

В России живут 150 миллионов человек, и все очень разные. Спросите у кого угодно во Франции, в Англии, сколько языков в Российской Федерации? Никто не скажет, что у нас говорят на ста языках, что 80 из них письменные, и на 60 существует литература. Даже у ЮНЕСКО нет ни одной программы такого характера. Мы — единственная страна, которая до сих пор поддерживает 60 письменных языков, на которых существует литература.

— Каким образом поддерживает?

— Переводами, финансированием выпуска литературно-художественных журналов. Русский язык остаётся языком межнационального общения, но сейчас мы стремимся к тому, чтобы были взаимные, перекрёстные переводы.

Это тоже фактор. Мы унаследовали его от СССР, а СССР, в свою очередь, унаследовал его от Российской империи. Из этого многонационального, многокультурного и многоголосого пространства, не только воинственные заявления исходят, но и определённая культурная повестка дня, определённая культурная политика, с которой можно соглашаться/не соглашаться, но которой стоит, по крайней мере, поинтересоваться. Мне кажется, этого будет достаточно, чтобы понять.

Я уж не говорю о том, что второй по развитости язык интернета — русский.

— Неужели второй?

— Не поверите. Особенно по количеству образовательно-культурных порталов. Всё, что в мире происходит интересного, переводится на русский язык. И динамика развития зоны .RU, и объёмы знаний, которые можно в ней почерпнуть, впечатляют.

Почему Казахстан не перешёл на латиницу, как Турция и Азербайджан? Казахстан по тестированию понял, что отрежет себя от огромного пласта знаний, имеющихся в русскоязычном интернете.

У нас огромное количество проблем, но, допустим, иностранные журналисты, работающие в Москве, не заметили Книжный фестиваль на Красной площади. Для них это не событие. Их интересуют только убийства, кровь, коррупция. Для них гуманитарной повестки дня вовсе не существует. Российский гуманитарий появляется в их новостях только если он находится в жёсткой оппозиции режиму. Таковы реалии сегодняшнего дня.

Я звоню знакомым редакторам зарубежных изданий, говорю: вы на хрена здесь журналистов держите? Но это не повестка дня для медиа, потому что заказ из редакций идёт другой. Парадигма, в которой они развиваются: «Россию надо мочить».


Чтение — это круто

— В России принята программа популяризации чтения, рассчитанная на период до 2030 года. Что это за программа?

— Думаю, в этом году мы сделаем её государственной. Пока она реализуется на межведомственном уровне. Самое важное — популяризация чтения среди детей и подростков.

Стыдно сейчас разговаривать с выпускниками школ и вузов. Лет двадцать у нас был серьёзный образовательный провал. Все ударились в коммерцию, вузы открывали филиалы, не обеспеченные соответствующими программами и кадрами, выдавали дипломы.

За последние два-три года мы закрыли огромное число таких контор, поднимая в рейтинге ведущие вузы, которые концентрируются на своих профильных, дающих результат направлениях. Постепенно мы приходим к какому-то разумному результату в разных направлениях, где быстрее, где медленнее.

Сегодня понятно, что человек, который не умеет быстро читать, внимательно читать и усваивать письменный текст, не может обладать нормальной речью, не может получать нормального образования.

Независимо от специальности, которую он выберет, он должен хорошо разбираться в литературе, но самое главное — он должен любить текст. Визуализация восприятия информации важна, но не наложив её вовремя на текст, не приучив ребёнка к восприятию текста, вы получите недообразованного человека.

— Это теория, а на практике?

— На практике существует инфраструктура: школы, библиотеки, другие учреждения культуры, и есть родители, с которыми надо начинать работать.

Мы намерены внедрять в подсознание идею того, что чтение — это модно, это круто. Будем популяризировать культуру чтения через соцсети при помощи видеороликов. Мы уже запустили систему буктрейлеров, когда талантливые ребята рассказывают о книге. Я заказал популяризирующие русскую литературу и чтение ролики ВГИКу (их будут снимать студенты третьего и четвёртого курсов), которые пойдут дальше по соцсетям.

Программа объёмная, пока больше теоретическая, но к концу года она обрастёт конкретными мероприятиями.

— Какие средства государство направляет в эту сферу?

— В 2015 году мы попробовали сделать год литературы. Консолидированный бюджет на это дело составил порядка 500-600 млн рублей (8-10 млн евро).

На те или иные виды пропаганды чтения в прошлом году, только из федерального бюджета, было затрачено около 250-270 миллионов. К этому добавляются местные бюджеты, через которые финансируется часть программы. Мы стараемся, чтобы все области приняли свои губернские программы.

— Кому достаётся львиная доля этих средств?

— По сути, это размазывание по тарелке. Деньги получают все институции, которые этим занимаются: библиотеки, школы, издатели, писатели, общественные организации.

— А как вы оцениваете уровень кадров, которые должны реализовывать эту программу на местах?

— Он разный. К сожалению, разный. Но остались люди, беззаветно преданные делу. Год литературы показал, что в стране десятки тысяч людей готовы положить часть своей жизни на то, чтобы этим заниматься. Это тоже повестка дня — подготовка нового поколения учителей. В этом у нас тоже был провал…

— То есть, по вашим ощущениям, провал был и пошёл подъём?

— Провал был в образовании, а сейчас он исправляется. Эту тенденцию так быстро не опишешь. Есть необыкновенная тяга к знаниям. В Москве действует несколько очень успешных компаний, которые делают лекционные форматы в различных областях знаний. Залы — битком. То же самое с современными авторами, будь то поэзия, проза, история. Все хотят получить дополнительное живое образование.

Может быть, сказывается усталость от политики, от перегруза событиями, происходящими в мире. Родители ведут детей. Огромное количество событий происходит в Москве, особенно по выходным. А дальше это мультиплицируется. То же самое начинает происходить в Нижнем Новгороде, в Челябинске, в Екатеринбурге, во Владивостоке.

Есть тяга к знаниям. Есть понимание того, что надо дать ребёнку образование, что только через образование можно сделать его успешным.