...В скромный, одноэтажный дом на берегу Амура, на самой окраине Благовещенска, отделенной от города густым лесом, нарочный принес пакет и вручил его хозяину дома.

Седой высокий старик с замиранием сердца взял пакет с государственной гербовой печатью, недоумевая, от кого может быть это послание. Все свои судебные дела в Санкт-Петербурге он давно уже закончил, жил он теперь тихо, почти замкнуто, наедине со своими книгами и рукописями.

Он дрожащими руками открыл пакет, откуда со звоном на пол упала какая-то монета. Старик поднял монету, но это была не монета, а серебряная медаль, на одной стороне было написано «За храбрость», а на другой был изображен император Николай II.

Старика затрясло, он схватился за сердце и заплакал. Это было все, что осталось на память о его сыне. В 1914 году тот ушел на войну и пропал без вести, почти три года от него не было никаких вестей.

Теперь из сопроводительного письма стало ясно, что он — Владимир сын Петра — умер в немецком плену от сыпного тифа. Это был тяжелый удар для отца — Петра Баллода, но особенно жестоко было принимать эту медаль с изображением ненавистного ему императора.

Это была последняя и самая болезненная пощечина от царского самодержавия, на борьбу с которым он положил свою жизнь, навсегда потерял свою семью и Родину.
 

 

ДЕД И ОТЕЦ

Бурная, богатая приключениями судьба революционера Петериса Балодиса, который в России был переименован в Петра Баллода, была предопределена судьбами его предков.

Его дед — Андрей Балодис был ярым противником немецких баронов, неутомимым проповедником, защитником крестьян, его отец — Давид Балодис был таким же возмутителем спокойствия, за ним в православие перешли сотни тысяч латышей в надежде на благосклонность русского царя-батюшки.

В начале 19-го века большая семья Балодисов жила при Большой усадьбе (Лиела Муйжа) в Мадлиенской волости (в то время Сиссегале).




Лиела Муйжа в Мадлиене, начало 20-го века.
 

---

Андрей Балодис, принадлежал помещику Ханенфельду, который отличался особенно изуверским отношением к своим крепостным и проявлял поразительную изобретательность, придумывая пытки для них. Он часто приковывал своих крестьян, в том числе Андрея Балодиса, к позорному столбу.

В 1819 году в Лифляндии было отменено крепостное право, Андрей Балодис смог стать владельцем своего дома, правда, после многих хлопот и козней барона Ханенфельда.

В эти же годы в Мадлиену проникает учение гернгутеров, а Андрей Балодис становится ярым приверженцем этой религиозной общины. Исторически гернгутерство восходит к религиозной секте «богемских братьев», возникшей в Богемии (Чехии) в середине XV века. Движение складывалась преимущественно из крестьян и ремесленников, а их учение было направлено против крепостного строя и господствующей религии.

За 35 лет служения проповедником гернгутеров, имея свое дело, Андрей Балодис к концу жизни стал зажиточным человеком, который надеялся оставить хорошее наследство своим сыновьям и дочерям. Но старший сын умирает, вслед за ним и отец.

Младшему сыну Давиду Балодису пришлось покинуть отчий дом. В 1840 году он переехал в Ригу, где занялся столярным делом и по прежнему проводил собрания гернгутеров, которые вскоре по ложному доносу прикрыли. К собраниям гернгутеров, принявшим церковный характер, лютеранское духовенство относилось резко отрицательно. Тогда Балодис и с ним 120 членов общины обратились к рижскому епископу Филарету с просьбою присоединить их к православию, на что Преосвященный дал добро.
 

«Слух о присоединении Балодиса к православию быстро распространился между крестьянами, проник в трущобы, в леса и болота. Все заботы на время притихли и никаких других толков в народе не было, как о присоединении, или, как говорили латыши, о перекрещении Давида Балодиса. На дорогах, в корчмах, слышали от всех одно и тоже, от корчмарей, от приезжающих, от своих и чужих, что действительно присоединился Балодис и многие нарочно ездили в Ригу, чтобы узнать правду от самого Балодиса и узнавали, что действительно присоединился и «крест на груди носит и крестное знамение творит не так, как мы, всею рукою, а тремя перстами и не по нашему, а прежде кладет на правое плечо, потом на левое, и икона в комнате и лампадка горит»», — позже напишет православный священник — латыш Янис Лицис, тоже родом из Мадлиены, который был убит в 1905 году в собственном доме выстрелом через окно, по одной из версий, по приказу немецких помещиков.
 

Под влиянием Давида Балодиса в православие перешло более 10 000 латышей, а в целом в 40-е годы 19-го века — более 100 тысяч. В марте 1846 года Балодис первым из латышей был утвержден православным священником и послан в Ляудонский приход, где он оставался служить вплоть до смерти в 1864 году.




Студент Пётр Баллод. 1861 г.
 

---

ИЗ СВЯЩЕННИКОВ В АТЕИСТЫ

Петр Баллод (Петерис Балодис) родился 1 декабря 1839 года. Пример деда и отца несомненно указывал на одну стезю — стать, как и они, священником.

Петр Баллод поступил в Рижскую духовную семинарию, где хорошо учился, ему легко давались языки. Но происходит нечто чрезвычайное, у юноши из семьи священников, во время обучения в семинарии возникает резко отрицательное отношение к религии. Что именно там произошло, история умалчивает.

В 1855 году по собственному прошению он был уволен из духовного звания.

Петр решил последовать примеру многих своих соплемеников и поступить в один из университетов Петербурга. Столица Российской империи открывала совсем другие горизонты для юноши из Лифляндии.

В возрасте около 20 лет он покинул отчий дом, еще не зная, что никогда не вернется на родину. В 1856 году Баллод поступил сначала в Петербургскую Медико-хирургическую академию без стипендии, а в 1858 году начал учиться на физико-математическом факультете Санкт-Петербургского университета.

Студенческая жизнь в Петербурге началась для Баллода практически в нищете, поэтому он взялся (совместно с однокашником А. С. Фаминциным) за огромный труд — стал переводить трёхтомное руководство по анатомии человека, составленное профессором Венского университета Иосифом Гиртлем, самый популярный в Европе учебник анатомии.

Тысяча большеформатных страниц с очень специфическим немецким текстом, изобилующим латинскими терминами! Никаких специальных знаний, кроме знания языка, у Баллода не было. Уже после ареста Баллода Фаминцин сумел издать книгу Гиртля, и в течение 15 лет это был основной учебник анатомии для студентов-медиков. Одного этого достаточно, чтобы имя Петра Баллода осталось в истории российской науки.

Петр испытывал серьезные материальные трудности, поэтому написал отцу, чтобы прислал ему денег. Давид Балодис из Ляудоны прислал ему крупную сумму — 600 рублей. Как выяснится позже, деньги он тратил не только на учебу, но и на свои общественные дела.

Его увлекает учение социалистов-утопистов, он много читает, размышляет и становится все более убежденным материалистом и атеистом.


1861-й год сделал Петербургский университет ареной политических баталий.

Баллод стал активным участником протестных акций. В историю революционного движения он вошел своей нелегальной работой, особенно как организатор так называемой «Карманной типографии», в которой был напечатан или готовился к печати ряд революционных прокламаций.

Очередной загадкой навсегда останется вопрос, откуда у бедного студента появились средства на оборудование типографии, покупку бумаги, причем жил он тогда уже на широкую ногу. Ведь не на отцовские 600 рублей можно все это себе позволить. На момент ареста у него было две меблированных квартиры, одну из которых он делил с известным критиком и публицистом Дмитрием Писаревым.

Журналист и историк Михаил Лемке (1872 -1923) в 1906 году в Санкт-Петербурге опишет дело «Карманной типографии» в брошюре «Дело Писарева». В квартирах Баллода в разделенной на две части была обнаружена и взята рукопись Дмитрия Писарева с резкой критикой брошюры Шедо-Ферроти. Это псевдоним барона Фиркса, в те годы он был агентом министерства финансов в Брюсселе. Именно там была изданы его брошюры на французском языке под названием Lettre à M-r Herzen, в которой он предлагал Герцену сотрудничать с царским правительством и призывал умерить критику власти.

Писарев свою статью против Шедо-Ферроти рассчитывал опубликовать в журнале «Русское слово», но публикацию запретила цензура. Баллод предложил сделать это в его типографии. Писарев не сразу согласился на это предложение, но в конечном итоге его рецензия, переписанная заново, в ещё более резком тоне критикующая самодержавие, всё же была напечатана.

Концовка статьи была не просто резкой, а уничтожающей:
 

«Посмотрите, русские люди, что делается вокруг нас, и подумайте, можем ли мы дольше терпеть насилие, прикрывающееся устарелою формою божественного права. Посмотрите, где наша литература, где народное образование, где все добрые начинания общества и молодежи. Придравшись к двум-трем случайным пожарам, правительство все поглотило; оно будет глотать все: деньги, идеи, людей, будет глотать до тех пор, пока масса проглоченного не разорвет это безобразное чудовище. Воскресные школы закрыты, народные читальни закрыты, два журнала закрыты, тюрьмы набиты честными юношами, любящими народ и идею. Петербург поставлен на военное положение, правительство намерено действовать с нами, как с непримиримыми врагами. Оно не ошибается: примирения нет. На стороне правительства стоят только негодяи, подкупленные теми деньгами, которые обманом и насилием выжимаются из бедного народа. На стороне народа стоит все, что молодо и свежо, все, что способно мыслить и действовать. Династия Романовых и петербургская бюрократия должны погибнуть. Их не спасут ни министры, подобные Валуеву, ни литераторы, подобные Шедо-Ферроти. То, что мертво и гнило, должно само собой свалиться в могилу. Нам остается только дать им последний толчок и забросать грязью их смердящие трупы».
 

Немудрено, что за эту статью Писарев, 23 лет отроду, был заточен в Петропавловскую крепость, где провел почти четыре года.

Студент Петр Баллод, 24 лет, был осужден на каторжные работы на 15 лет на рудниках, без права возвращения в Санкт-Петербург, с лишением всех прав, после отбытия наказания «поселить в Сибири навсегда». Правда, Александр II cвоей резолюцией снизил срок каторги до 7 лет.


ЖИЗНЬ НА АЛЕКСАНДРОВСКИХ РУДНИКАХ

20 ноября 1864 года государственный преступник Петр Давыдович Баллод был подвергнут гражданской казни у позорного столба в Петербурге, как в свое время у такого же столба стоял его дед — Андрей Балодис.

В Сибирь Баллод был отправлен закованным в ручные и ножные кандалы. Его приковали к телеге, на которой ехали жандармы. О тяготах пути из Петербурга в Забайкалье практически ничего неизвестно. Петр Баллод не любил писать, его воспоминаний и мемуаров сохранилось немного.

Весной 1865 года он прибыл в Иркутск, а потом был направлен в Акатуйскую каторжную тюрьму. Эта тюрьма, вместе с Александровским заводом и другими тюрьмами входила в группу Нерчинской каторги. На этой каторге содержались декабристы, петрашевцы и многие другие революционеры второй половины XIX века. С 1864 по 1870 год здесь находился Николай Чернышевский.

К моменту прибытия Баллода на каторгу рудники были уже заброшены — руду было трудно увозить из этих далеких мест. Из Акатуйской тюрьмы Баллод летом 1868 года был переведен на Александровский завод, где раньше производилась выплавка свинцово-серебряной руды, но к началу 60-х годов этот завод был ликвидирован.

К принудительным работам заключенные привлекались редко. Работа ограничивалась самообслуживанием — это была заготовка дров, топка печей, уборка помещений.




Петр Баллод (сидит первый слева) с группой ссыльных. 70-е годы 19-го века.
 

---

На каторге важную роль играл староста, которого выбирали из заключенных, также выбирались повар, хлебопек и лавочник. Как только Баллод прибыл на Александровский завод, его избрали старостой, который заведовал общественной кассой и распределением продуктов. Новый староста свою простую работу поставил на коммерческую основу и с невиданным доселе размахом.

У начальства удалось получить разрешение на обработку под огороды находившегося около тюрьмы пустыря, были выписаны из Москвы семена различных огородных культур, часть из которых была тогда ещё прямой диковинкой в этих краях. Огород начал давать хорошие урожаи картофеля, капусты, свеклы, огурцов, моркови, брюквы, репы, лука, гороха.

Имея свой огород и отходы от стола, обитатели каторжане начали откармливать свиней. Из свинины делали даже колбасу и окорока, как для себя, так и для продажи населению. В те времена в дефиците было мыло. Баллод, прочитал в оригинале на немецком руководство по мыловарению, после нескольких неудачных опытов на протяжении нескольких дней и ночей, добился хорошего результата. Кроме мыла, заключенные занялись также изготовлением сальных свечей, которые раскупались очень быстро.


После отбытия каторги 1871 году Петра Баллода направили на поселение в Илгинскую волость Верхоленского округа Иркутской области. Но поселение совсем не означало более легкой жизни. В суровых условиях в первые же годы погибали многие поселенцы. Баллод работал чернорабочим, грузчиком, при этом он перебивался с хлеба на воду, но могучий и крепкий организм выдерживал испытания.

В 1873 году Баллод получил разрешение отправиться на прииски Ленского золотопромышленного товарищества, расположенного в южной части Иркутской области. Поплыл он туда по реке Лене один на лодке, преодолевая длинный, более чем тысячекилометровый путь, не страшась подстерегающих его опасностей. Летом 1874 года он начал работать смотрителем разведочных (шурфовочных) работ.

Его поисковая работа продолжалась около 10 лет и охватила огромное пространство от реки Лены до станового хребта Охотского моря. Петр Баллод сыскал себе славу не только успешного первооткрывателя золота, но и гуманного начальника.
 
Имя Петра Баллода было популярным и в Якутии, и на Амуре. Известно оно было и в Петербурге, поскольку владельцы приисков, на которых он руководил добычей, акционеры Ниманской компании жили в столице.

В одном из донесений Баллод писал, что отправленная на реку Алдан поисковая партия заявила в пользу компании 18 открытых золотоносных площадей, которые правление предпочло сдавать в аренду, что приносило ей ежегодную прибыль в сотни тысяч.

В первый год руководства компанией Ниманской золотопромышленной компанией Баллод докладывал, что было намыто 106 пудов золота вместо предполагавшихся 50 пудов, что дало чистую прибыль в 1 037 578 рублей.

В своих воспоминаниях писатель В. Г. Короленко (1881—1884) посвящает Баллоду отдельную главу в «Истории моего современника», навеянную его якутской ссылкой.

И пишет о нём с нескрываемым восхищением:
 

«Именем Петра Давыдовича Баллода была полна Амга, хотя он в ней тогда и не жил… Вообще это был настоящий богатырь, и это подало повод к рассказам, что именно он послужил Чернышевскому прототипом к его Рахметову… Рассказы о его силе, выносливости и чутье местности бывали прямо изумительны… Порой он оставлял партию с проводниками-тунгусами и по какому-то инстинкту отправлялся через горные кряжи напрямик, набивая себе карманы только шоколадом…

Однажды с ним случилось следующее истинно эпическое происшествие. Приходилось сплавлять вниз по течению очень быстрой реки барку со всем имуществом партии. Вдруг неожиданная быстрина подхватила барку и понесла на торчавшую внизу скалу. Всему имуществу партии грозила гибель. Не растерялся только Баллод: он обернул канат вокруг ствола большой лиственницы, и в конце концов ему удалось удержать барку. В результате этого подвига у Баллода оказалась сломанной нога. Это было за тысячи верст от необходимой медицинской помощи. Баллод справился и тут: под его руководством рабочие соорудили необходимые в таких случаях лубки. Баллод сам забинтовал ногу и некоторое время пролежал в тайге, продолжая распоряжаться работами…

Я с удовольствием вспоминаю о многих вечерах, проведенных мною за разговорами с Баллодом во время его приездов в Амгу. Мы встречались с ним на заимке у Васильева, у Вырембовского (тоже ссыльные), который при этом неизменно сиял, или, наконец, Баллод порой приезжал в нашу юртешку. При этом, когда он неожиданно выпрямлялся, то обнаруживалось полное несоответствие между нашим низким потолком и его богатырским ростом. У меня осталось от этих разговоров чрезвычайно приятное впечатление. Было какое-то соответствие между его богатырской силой и тем спокойствием, с которым он встречал наши порой страстные возражения на свои взгляды. Я был тогда еще страстный народник, и рассказы Баллода о его жизни среди сибирской общины, проникнутые взглядами индивидуалиста-латыша, часто встречали во мне горячий отпор. При этом мне всегда вспоминается спокойное достоинство, с которым Баллод парировал мои возражения.

Впоследствии я увидел его в России. Тогда он жил уже не в Якутской области, а приезжал в Петербург по поводу какой-то тяжбы с золотопромышленной компанией. Оказалось, что, воспользовавшись тем, что Баллод был очень доверчив к людям и не защитил себя против кляузных подвохов, компания затеяла с ним тяжбу, пытаясь оттягать, что можно. В то время он был такой же богатырь, и было известно, что он недавно женился».
 

Петр Баллод женился в 1889 году в возрасте 50 лет на служащей приискового управления Елене Иордан, которой было всего лишь 20 лет. В семье родились две дочери и сын.

В 1898 году Баллод был уволен с должности главного управляющего Ниманской компании. Семья переехала в Благовещенск, где Петр купил дом с большим участком.




П. Д. Баллод с семьёй на Ниманских приисках. 1895 г.
 

---

 

«Здесь отец занялся хозяйством, развел огород, плодовый сад. Воспитывал он нас так, что мы прежде всего должны были все делать сами, не пользуясь ничьими услугами. Мы проходили занятия по столярному делу, работали в огороде, доили коров. Как я отцу благодарна за все это, все мне пригодилось впоследствии в жизни», — вспоминала дочь Баллода Вера Шабалина.
 

Несмотря на свою, на первый и внешний взгляд, тихую семейную жизнь и идиллию, Петр Баллод не оставил своей революционной деятельности.

В Благовещенске он реализует, наконец, мечту своей молодости: становится владельцем небольшой типографии и газеты «Амурский край». Помимо газеты он организовал народный дом, библиотеку, попечительствовал школам. Кроме легальной типографии, он основал ещё и нелегальную: в подполе под кухней печатались на гектографе прокламации и литографировались открытки антиправительственного содержания.

В доме Баллода устраивались приёмы-чаепития, где обсуждались литературные и общественно-политические вопросы. А сам Пётр Давыдович Баллод в 1905—1906 гг. руководил небольшим кружком молодежи, изучавшей «Капитал» К. Маркса, участвовал и в международных антиправительственных изданиях.

В 1907 году при его помощи был организован побег из тюрьмы некоего Алексеевского, который был арестован по делу захвата почты и телеграфа в 1905 году. Побег был организован артистически, он был препровождён в Китай, а из организаторов побега никто не пострадал. Во всё время самодержавия Алексеевский находился в Бельгии.


Несколько лет Баллод жил в Благовещенске на широкую ногу. В 1902—1903 годах совершил зарубежную поездку в сопровождении собственного повара-китайца. Побывал в Японии, Китае и Египте, где сфотографировался на фоне пирамиды Хеопса.

Вернувшись из-за границы, Пётр Давыдович решил пополнить изрядно растраченный капитал и организовал новое золотопромышленное предприятие, «Баллод и K°», но эта компания потерпела неудачу.

Неудача постигла и организованное ранее товарищество «Надежда», управляющий которой Ицкович, обокрав его и компаньонов, удрал с капиталом в Америку. Роскошной жизни благовещенского купца второй гильдии и мецената вскоре пришел конец. Ему снова пришлось искать средства к существованию.

Петр Баллод вспомнил, что Ниманская компания осталась должна ему так называемые «попудные» за алданское золото, добытое на открытых им месторождениях. Он поехал в Петербург и несколько лет пытался отсудить у компании причитающиеся ему 14 920 рублей, что в конце концов ему удалось.


БРАТ КАРЛИС
ЗНАКОМЫ НЕ БЫЛИ, НО ДОЛЖНЫ БЫЛИ ЗНАТЬ ДРУГ О ДРУГЕ

Петр Баллод никогда больше не был на родине — в Латвии, по словам дочери он очень переживал отречение от него всех родных после его ареста.

Когда он сидел в Петропавловской крепости пришло известие, что умер его отец. Только в 1900 году в Благовещенск приезжала его племянница, дочь брата Ивана — Магдалена Моно.

Ни в одной из публикаций о Баллоде, мемуарах и воспоминаниях нет упоминания о двоюродном брате Петра — Карлисе Балодисе (1864-1931), это еще один внук Андрея Балодиса, сын одной из его дочерей. Это, можно сказать, еще один революционер, но в своей сфере.

Он тоже поначалу решить стать священником. Окончил Юрьевский (Дерптский) университет, в 1888 году был рукоположен в сан лютеранского пастора и отправился в Бразилию. Это была его тайная миссия — по заданию русского царского двора он под Сан-Паулу пытался основать латышско-русскую колонию.

Балодис два года вел тайные переговоры с бразильским правительством, договариваясь о выкупе около 3 тыс. кв. км, на которых могла бы быть устроена российская фактория. Он получил одобрение от бразильских чиновников, которые обещали дать землю колонистам и подъемные. В Бразилию направились первые семьи, которые, впрочем, обманулись в своих ожиданиях.

О переговорах стало известно французам и англичанам, и они поставили ультиматум царю Александру III — появление русской колонии в Бразилии означает вызов им и близко по статусу к объявлению войны этим двум странам.

Во избежание разрыва отношений России с Францией и Англией Балодису пришлось спешно оставить Бразилию и отправиться в Германию. Там в Йенском университете он получил специальность географа и защитил докторскую степень.


В 1893-95 годах Балодис служит пастором на Урале. Одновременно он начинает длительное исследование по демографии («Смертность, возрастной состав и долговечность православного народонаселения обоего пола в России за 1851—1890 гг.»), экономике и статистике.






Таблица из исследований К. Балодиса
 

---

За свои исследования в 1898 году К. Балодис получил Большую золотую медаль Академии наук России (1898 год) и премию Дмитрия Толстого — за опубликованные в 1897 году исследования по демографии. Помимо этого он впервые придумал систему продовольственных карточек.

Работа К. Балодиса «Государство будущего» стала одним из оснований для разработки ленинского плана ГОЭЛРО. Если вождь пролетариата был «фанатом» Балодиса, то невозможно представить, чтобы революционный демократ Петр Баллод не знал о деятельности своего брата.


ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БАЛОДИСОВ В ИСТОРИИ ЛАТВИИ И РОССИИ
НЕДООЦЕНЕНА И ЗАБЫТА

Многие мужчины из мятежного рода Балодисов, стоявшие порой на противоположных идеологических фронтах, были одержимы своим делом, не терпели компромиссов и не меняли свои убеждения на протяжении всей жизни.

Сейчас их имена — Андрея, Давида, Карлиса, Петра Балодисов практически забыты, а их деятельность теперь воспринимается неоднозначно.

Петр Баллод дождался свержения самодержавия, он порадовался отречению от престола Николая II. На его глазах началась революция, но он не успел увидеть, к чему это все привело, он не увидел, как рушились православные храмы, в которые его дед привел сотни тысяч латышских крестьян, он не увидел те потоки крови, которые захлестнули страну, не увидел миллионы покалеченных судеб.

Он не успел ни в чем разочароваться, ни поменять свои взгляды и убеждения.

Петр Баллод умер 22 января 1918 года, когда и до Благовещенска докатились раскаты Великой Октябрьской революции, на которую, собственно, он и положил свою жизнь.




Латыш Петр Баллод с внешностью русского богатыря.
Фотопортрет в преклонных годах.
 

---

     
 

Библиография:
 
Валескалн П. И. Революционный демократ Петр Давыдович Баллод: Материалы к биографии. — Рига: Изд-во Акад. наук Латв. ССР, 1957 г.

Короленко В.Г. Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. История моего современника, М., ГИХЛ, 1954 г.

Лемке М. Политические процессы в России 1860-х гг., Москва, 1923 г.

Шнепс-Шнеппе Манфред. Немцы в России: Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими, М.: Алгоритм, 2011 г.