А вот сложен и достаточно неожидан ответ на другой, куда более важный вопрос: почему мы устраиваем шумную свару там, где все просто даже для ребенка. И случается это очень часто.

Вот год назад все азартно ругались из-за референдума о русском языке. Спросили бы у маленького, но умного мальчика, какой в сказке Андерсена единственный сказал, что король голый. Мальчик этот, естественно, о Латвии ничего не слышал, поэтому задача ставится в общем виде.

Есть страна Х, в которой, однако, на языке Х говорит только часть населения. Остальные говорят на языке Y. Как лучше – чтобы государственным был только язык Х или еще и язык Y? Уверяю, мальчик долго думать не будет. Естественно, скажет он, для людей, говорящих на языке Х, лучше, если будет только их язык, а для говорящих на языке Y – если оба, раз уж совсем никто не просит, чтобы был только Y.

Разумно? А мы полгода спорили до хрипоты, и каждая сторона упрекала другую в государственной измене, попутно уверяя, что ее предложение очень выгодно для всего общества. Проголосовали – и кто бы мог подумать – все Х проголосовали за свой язык, все Y – за свой, а небольшие группы совсем уже нелепых отщепенцев уравновесили друг друга.

Метод маленького мальчика вполне применим и к вопросу евро. Для начала надо с порога отвергнуть мнения умников, рассуждающих об эмиссии, учетной ставке и тому подобных премудростях: там не только мальчик, там и взрослый ничего не поймет. В том числе и взрослый, старательно изучавший экономику: слишком узкая область. Но и специалисты в этой области, профессионально этим занимающиеся, тоже не спасут. Потому что если бы им можно было полностью довериться, не случались бы финансовые кризисы, не увольняли с треском директоров ценральных банков и министров финансов.

Здесь как с метеорологией: можно спросить бабушку, болят ли у нее суставы. А можно выучить кучу специалистов, за огромные деньги запустить спутник, обрабатывать информацию на мощнейших компьютерах – точнее будет, но никакой гарантии. Особенно, если речь о долгосрочном прогнозе. Слишком много факторов, все учесть невозможно. Но и наш мальчик знает, что отдых у моря лучше запланировать на июль, а катание на лыжах – на февраль.

Так вот, мальчик обратил внимание: когда папа едет за границу, то он идет в будку, стучится в окошко и меняет свои деньги на чужие – обычно евро. И мальчик догадывается: тете в будке зарплату, а хозяину будки прибыль обеспечивает папа. А на эти деньги вполне можно было бы конфет купить. А еще, добавим, есть невидимые тети, которым надо отстегивать, когда платишь карточкой, когда покупаешь импортный – то есть почти любой – товар, когда получаешь или переводишь деньги за границу...

Кстати, мальчик не застал, а мы помним: очень просто было в советское время: куда ни поедешь – всюду родные рубли. И как анекдот, мы рассказывали о совсем дремучих персонажах, которых иногда встречали в Урюпинске или Учкудуке. Они спрашивали у нас – вы из Риги? А какие там в Литве (перепутать было обязательно) деньги? Мы смеялись, не в силах предположить, что через десятилетия окажемся европейскими урюпинцами, сомневающимися в комфорте единой валюты.

Разумеется, простой мальчишеский довод об удобстве не слишком значителен. Особо не разбогатеешь. Примерно как повышение зарплаты на пятерку-десятку. Мелочь, приятно, но ничего особенного. Просто все доводы против евро вообще из пальца высосаны – а мы их охотно перечисляем.

Например, надо какие-то огромные миллионы платить в общий фонд еврозоны. Неужели, если от евро откажемся, нам эти деньги прямо на руки выдадут? Вроде не собираются ни налогов повышать, ни пенсии уменьшать – значит, то, что из бюджета испаряется сегодня куда-то, пойдет на дело. Ведь эти выплаты – страховка, их всяким евроразгильдяям дают, когда у тех кризисы случаются. А где кризис вероятнее – у нас или в какой-нибудь серьезной Австрии? Вот именно.

Или страх от роста дороговизны: дескать, при переводе цен все округлят в сторону повышения. Постойте, но в каждом процессе купли-продажи две стороны. Сколько теряет покупатель, столько выгадывает продавец. Почему же против евро и одни, и другие?

Потому что покупатель боится: килограмм свинины, который теперь два лата стоит, будет не 2,84, как положено, а 2,90, а то и все три евро. А хозяин лавки о другом печалится: продавщице платить придется не 200 латов, как сегодня, и не справедливых 284 евро, а безбожных 290, а то и все 300. Все горюют, все недовольны. Трудно жить в стране, где ни у кого не бывает стакан наполовину полон, а всегда только наполовину пуст.

И еще впечатление дежавю. Десять лет назад столь же острые споры были по куда более существенному поводу: вступать в Евросоюз или нет. Латгалия, помнится, против голосовала. А казалось бы, как все просто: на биржу труда отправим тунеядцев-таможенников с пограничниками, которые не только деньги ни за что получают, но и по нашим сумкам грязными руками шарятся. Глупые европейцы нам кучу денег непонятно за что отвалят. А наши вечные безработные получат возможность не просто поработать, но за впятеро большую зарплату, чем на родине.

И вот сегодня приезжает этот вчерашний латгальский безработный в отпуск по свеже заасфальтированной дороге на честно заработанной машине с английскими номерами, выпивает с соседом-строителем, который эти дороги на европейские деньги ремонтирует, и вместе они дружно ругают Европу...

Страна дураков, как справедливо назвал ее Вилис Криштопанс. А дураки, как резонно отметил другой умный человек, Булат Окуджава, обожают собираться в стаи. Но почему эта огромная стая дураков облюбовала именно нашу Латвию?
Если разобраться глубже, то эта максима нуждается в дополнении. На самом деле мыслим мы и говорим как дураки, а результаты этой деятельности почему-то у нас не как у умных, конечно, но на приемлемом уровне.

Классическая страна дураков – Зимбабве. Была богатейшая колония в Африке, жемчужина Британской империи. Туземцы захотели независимости, ограбили колонизаторов, почти все, что было, разрушили, почти ничего нового не построили. В результате получилась одна из самых нищих стран мира.

У нас все было почти так же: выставочная республика советской империи. Наши туземцы тоже захотели независимости, тоже ограбили нашего брата колонизатора – гражданство, образование, сертификаты, – тоже очень многое разрушили и почти ничего не построили. А закономерного провала нет: если посчитать подушевые доходы населения, количество автомобилей, обеспеченность жильем, потребление мяса, человековыезды на курорты –показатели куда выше, чем в 1990 году, и выше, чем у средней двухмиллионной группы компактно проживающих бывших советских граждан.

Чтобы разобраться в этом феномене, надо, как ни странно, продолжить изучать смешные аргументы противников евро.

Вот нам говорят: Великобритания, Дания и Швеция не переходят на евро – куда нам дергаться? Вообще любое укрупнение хозяйственного объекта – крестьян в колхоз или предприятий в концерн – глобально выгодно для всех участников: снижаются издержки, растет конкурентоспособность. Но при этом локально более богатым участникам объединения надо и потратиться, особенно вначале, чтобы подтянуть бедных. Латвия слабая, ей выгодно однозначно. Три перечисленные страны – сильные, они не захотели делиться. От этого весь Евросоюз в целом страдает, но руки выкрутить упрямцам пока не удалось.

Но есть еще один фактор, более важный, чем денежная выгода. Великобританию, Данию и Швецию объединяет еще одно: это – монархии. Понятно, зачем нужен король в Бельгии: страна из двух народов без него развалилась бы. И в Испании – объединяет нацию после четырех десятилетий диктатуры.

А в трех перечисленных странах монархия – просто очень дорогая игрушка. Она им нужна, как напоминание о тех временах, когда это были могущественные государства, определяющие судьбы мира. Ту же роль в какой-то мере играет и национальная валюта. Инстинкт государственности у британцев, шведов и датчан очень высок, Европа с этим вынуждена считаться.

Возьмем теперь восемь восточноевропейских стран, вступивших в Евросоюз в 2004 году: три прибалтийских, Польшу, Венгрию, Словению, Словакию и Чехию. Сегодня Словения, Словакия и Эстония перешли на евро, Латвия и Литва ждут очереди, Чехия, Польша и Венгрия не торопятся. Противники евро ставят нам их в пример.

А на самом деле, что объединяет три страны, перешедшие на евро, в одну группу, а три, не желающие переходить, – в другую? Сегодня на этот вопрос ответит не каждый, а сто лет назад все было просто. Пусть ни одно из этих восьми государств не было отмечено на карте, но любой читающий газеты европеец знал, кто такие чехи, венгры и поляки, при этом понятия не имея, кто такие словаки, словенцы и эстонцы. Разумеется, о латышах тоже не знал.

Чехия, Венгрия, Польша – страны с древней государственностью. Лишившись ее (Венгрия — частично), народы не смирились, постоянно мечтая о независимости. Эта мечта то и дело прорывалась в политическую борьбу, была головной болью империй. И сегодня это полноценные национальные государства, ведущие себя в Евросоюзе достаточно нахально.

А словаки со словенцами, как и прибалты, никогда независимости не имели и о ней не задумывались. Пока первые две нации были в Австро-Венгрии, они вели себя тихо. Потом попали в менее престижные федерации, где им нравилось меньше, но все равно — государственность на них свалилась, как нежданный подарок судьбы, равно как и на прибалтов. Вот они, лишенные сентиментальных воспоминаний, легко перешли на евро.

Вопрос введения евро, как и евроинтеграции в целом, в первую очередь не экономический, а психологический. Своя валюта – не столько возможность, сколько ответственность. Нести эту ответственность может только то государство, которое хочет государством быть, иначе это лишняя головная боль.

Самый смешной довод против евро – мы, дескать, не сможем вести собственную монетарную политику. А зачем? Зачем такая политика Циблской волости или Московскому форштадту? Вот богатейший штат США Калифорния с 55 миллионами населения, сотнями нобелевских лауреатов, Кремниевой долиной и Голливудом прекрасно обходится без монетарной политики и национальной валюты. Уж точно в сравнении с Калифорнией мы меньше, чем Циблская волость...

Вот мы и подошли к счастливому отличию Латвии от Зимбабве. Зимбабве захотела независимости и получила ее со всеми вытекающими последствиями. Мы же хотели независимости только на словах, в демагогии ничем не отличаясь от зимбабвийцев. Но практически народ на полудемократических выборах постоянно голосовал за элиту, которая категорически не хочет независимого государства. Она хочет более широкую автономию в составе более богатой империи, но при том же отсутствии ответственности, что и в советское время. И эта задача благополучно решается.

Так почему же народ не доволен, почему против евро и латыши, и инородцы? Надо рассматривать эти группы отдельно. Думаю, что латышей переубедят, как убедили вступить в Евросоюз. Просто лицемерная пропаганда независимости – примерно как мантры о строительстве коммунизма, когда уже давно никто его не собирался строить – как-то влияет на умы. Бабушка бережно хранила серебрянный пятилатовик – как это я от родной валюты откажусь.

Отсюда аргумент, над которым мы потешаемся: не хотите евро – придется перейти на рубли. При всей внешней анекдотичности этого утверждения, мы имеем дело с особенностями национальной коммуникации: заговорщики шифруются, одни напоминают другим – мы, дескать, перешли к новому хозяину, и барин требует ввести свои деньги. Надо слушаться, а то вернет нас старому помещику, бедному и злому.

Так кто же дурак в нашей стране? Начальство приходится вычеркивать: оно четко знает, чего хочет, хотя и не всегда готово об этом честно рассказать. Простой латышский электорат подурит-подурит, но после проработки на закрытом партсобрании приходит обычно к правильным выводам и голосует, как положено. Остаемся, увы, мы с вами, дорогие товарищи.

К сожалению, мы ведем себя как последние дураки не только в вопросе о евро. Регулярно приходится читать бессчетные прожекты, расписывающие, как было бы все прекрасно, если прогнать нерадивых руководителей, а новые хорошие сделают то-то и то-то. Все эти прожекты исходят из предположения, что Латвия есть государство, и оно способно принимать решение.

И вот именно такой подход и есть несусветная глупость. Потому что если народ не хочет государственности, то заставить его обрести ее невозможно.

Почему мы не хотим этого принять и понять, мне тоже ясно. Все идет от того, что многие из нас сделали в начале 90-х – проголосовали за независимость Латвии. Это, как говорил великий человек, было хуже, чем преступление – это была ошибка. Ясно, что так поступать было аморально – порядочные люди от Родины не отказываются. Ясно, что поступать так было опрометчиво: латыши, почувствовав нашу слабость, радостно лишили нас гражданства, вывели за скобки русский язык и совершили прочие азартные злые поступки того безвременья.

И сегодня, многое уже поняв, мы продолжаем пересчитывать полученные за тогдашнюю измену тридцать сребренников – а это фальшивые монетки государства, которого нет. А есть автономная область, которой нужны только самые ограниченные полномочия – в первую очередь, делить бюджет среди своих. И поэтому продолжаем ошибаться, не понимая деятельности властей и дурея от бессмысленной ненависти к ним.

Пока в андерсеновской сказке все придворные хвалили новое платье голого короля, куда ни шло оставаться в общей группе. Но когда мальчик сказал свои замечательные слова и толпа загудела, продолжать обсуждать фасон и давать советы по его усовершенствованию стало совершенно нелепо. Пора умнеть, народ.