Когда я слышу, как русских называют нацменьшинством, мне становится смешно. Если это говорит политик, я поражаюсь, насколько можно не задумываться о значении слов, которые  произносишь. Если  кто-то другой, удивляет, как слепо мы повторяем все, что слышим от наших государственных мужей. Ну а если русский человек — дело совсем никудышное.
 
В каждом языке не к месту сказанное слово выступает в роли паразита, потому что волей неволей вызывает  недоверие к тому, что тебе говорят. Наверное, у нас в Латвии потому и складываются общественные отношения так неудачно, что мы их строим на ложной вербальной основе. Помню, в одной статье  поднимался вопрос, как называть местных русских — частью диаспоры, нацменьшинством или, может быть «странообразующей общиной»?
 

Оставим песочницу детям
 
Но какая разница — нацменьшинство это или странообразующая община, если оба понятия устарели и не отражают современного положения вещей. Тут что важно? ХХ1 век — век геополитического мышления. Ни меньшинство, ни община не являются геополитическими понятиями. Следовательно, они не современны и поэтому искажают наше представление о реальности. Это  узко политические определения, взгляд изнутри на самих себя. Это попытка забить себе место в стране и обществе, тогда как сегодня актуально стремление геополитическое — осмысливать свою роль в целом мире, а не в конкретной национальной песочнице. И если так смотреть, то, конечно же, совершенно нормально воспринимать живущих в Латвии   русских  как часть мировой русской диаспоры.
 
В противном случае получается, что в то время, как весь развитой мир уже перешел к геополитическому мышлению, мы, продолжая по старинке ощущать себя нацменьшинством или общиной, сами же себя глушим совковым, провинциальным мышлением. И, что еще хуже, сами же создаем условия для русофобства, потому что умаляем роль местных русских. Называем их  какими-то  «латвийскими русскими» и даже «западными русскими», тогда как реально ни тех, ни других в природе вещей не существует. Все мы — просто русские люди.
 
Как нельзя быть немножко беременной, точно также нельзя быть частично русскими и (плюс) частично — кем? Латышами что ли? Или европейцами? Может, еэсовцами?...  Это не укладывается в нормы русского языка. А все, что не отвечает лингвистическим нормативам, соответственно не может  считаться нормальным ни с политической, ни с геополитической точки зрения. Это факт, не терпящий отклонений.
 

Нет ни эллина, ни иудея
 
Не имеет право на существование и принятое в наших официальных кругах  понятие «русское национальное меньшинство». Потому что в реальности, во всяком случае, с точки зрения культуры, ничего подобного нет и быть не может. Русские давно переросли свою национальную культуру и создали более мощную и многоэтничную интеллектуальную культуру. Ею они живут и ею отличаются от других национальных образований. Русский — это  не национальность, а нечто неизмеримо большее. Пора бы уже с этим считаться.
 
У нас в стране есть несколько небольших и потому монолитных этнических групп, которые действительно стремятся сохранить свою национальную народную культуру. Только поэтому их и называют нацменьшинствами. Но с русскими во всем мире дело обстоит иначе.  Их, кстати, и общиной называть не следует (почему это слово и звучит применительно к русским  как-то нелепо, архаично) именно из-за того,  что, скажем, в той же Латвии, в отличие от  поляков, евреев, армян и кого угодно еще, русские наоборот невероятно разобщены.
 
Но главная причина, почему у нас  нет русской общины, все же заключается в другом. Русский, русское, русские — это понятия неэтнические. Их роднят  и определяют символы вовсе не национальной, а интеллектуальной культуры. И тут приоритеты у каждого свои. 
 

Кто ты такой?
 
Задумайтесь и сами себе ответьте на вопрос. Он, она, они — в смысле окружающие и близкие вам по духу, языку и культуре люди — разве они представляют лично для вас нацменьшинство? Естественно, нет,  скажете вы. Это какое-то недоразумение. Хотя бы уже потому, что фамилии у них почти у всех совсем не русские. Да и по паспорту кто-то из них латыш, а кто-то грузин, белорус, украинец…
 
Нацменьшинство как понятие — вообще пережиток прошлого века. Мир глобализуется. Вокруг стираются национальные различия, а мы, живя, казалось бы, в развитой стране, согласились себя  называть нацменьшинством. Это же просто  смешно!
 
Вот разве Эренбурга вы назовете евреем? Или Айтматова — казахом, а  Айвазовского — армянином? Нет, потому что это люди русской культуры. Точно так же, как, например, испанец Пикассо — французский художник.

Лично я — латыш по паспорту, но считаю себя русским не только потому, что по-русски лучше говорю. Я еще и мыслю категориями русской культуры и живу понятиями русского духовного космоса. К какой общине меня отнесут политики?..
 
Население Латвии сегодня куда скорей можно было бы законодательно разделить не по национальностям, а скажем, на русскоговорящих и латышскоговорящих — у кого какой язык считается родным. Но если  принять такое деление, тут же встанет вопрос: какое же русскоговорящие — меньшинство, если в процентном отношении на русском у нас общается — даже в семьях — наибольшая часть населения?
 
И вообще к чему в ХХ1 столетии делить людей по каким-либо признакам, если еще в ХХ веке, в развитых странах, законодательно решили отказаться от дележа даже по расовому принципу — на черных и белых? А совсем недавно, кстати говоря, и по половому — на мам и пап. Любое деление после этого воспринимается как недемократическое и оскорбительное.

 
Забудьте про политику и живите спокойно
 
Но все-таки самое странное — это когда мы себя сами начинаем называть нацменьшинством. Так мы перестаем ощущать себя русскими людьми. Мы забываем, что русскому человеку никогда не было свойственно меньшинственное сознание. Сейчас это, к сожалению, происходит. И чревато оно (между прочим, в первую очередь для молодежи) опасной психологической ломкой. Вспомним французские волнения среди выходцев из Алжира — они как раз и возникли на этой почве. Чем больше мы будем заражать молодежь, в частности, подростков-школьников, меньшинственной психологией, тем злее и агрессивней они будут вести себя на улицах.
 
Происходит такая метаморфоза во многом в результате безграмотной интеграционной политики властей. Или, наоборот — благодаря очень изощренному политическому прессингу.  Дело ведь уже дошло до того, что многие из нас сегодня стали сомневаться — какие же мы русские, если живем не в России? Там все теперь иначе, там идут непонятные нам политические процессы. Мы здесь, на Западе,  уже стали другими…
 
Так вот беда как раз в том и состоит, что психологически принимая  статус «западных русских», мы  предаем, прежде всего, самих себя. Как у некоторых людей бывает сердечная недостаточность, точно так же мы испытываем некую «политическую недостаточность». Мы слишком зациклены на политике, тогда как в жизни каждого нормального человека политика — дело десятое. И вовсе не поголовно, как это укоренилось во времена горбачевщины, а даже наоборот — мало кому ею надо интересоваться. Этот хомут нам всем надели на шею в конце 80-х лишь затем, чтобы использовать нас для развала страны. Использовали, хватит.
 
Для осознания себя русским человеком важны вовсе не политические, а культурные ориентиры. Причем, — что важно, — не народные, этнические и уж ни в коем случае не узконациональные, а  интеллектуальные. Ведь только благодаря интеллектуальному прорыву в культуре Россия в ХХ веке вышла в число ведущих стран мира. И гордиться нам надо не расписными русскими кокошниками, а теми достижениями культуры, науки и техники, которых русский человек тогда добился.
 
Для самоидентификации главное — это идеалы, культурные установки и, конечно, язык общения. У нас этот язык — русский. И, в конце концов, тут совершенно не важно, что кто-то норовит зачислить русских в нацменьшинство. Важно только одно — кем мы сами себя видим. А видим мы себя сыновьями и дочерьми — нет, не России, а русской культуры. Такой же, как наш русский язык, великой и могучей.  Но коли так, какое же мы тогда  нацменьшинство?