Страна содрогнулась на волне очередного скандала — русское творчество не представлено в открывшемся накануне после реконструкции Латвийском Национальном художественном музее. «Страшную новость принёс я тебе, Надежда, зови детей», — как говаривал незабвенный дядя Митя в кинофильме «Любовь и голуби».


Экспозицию и обновлённый музей я посетил за два дня до официального открытия, в рамках пресс-показа. Была и министр культуры Даце Мелбарде, постоянно подчёркивающая в своих выступлениях, что Латвия базируется на фундаментальных ценностях, в том числе, прежде всего на культурных. Эту мысль она озвучила и во время официального открытия 4 мая. Насчёт же не раз озвученной ею мысли об «идентичности искусства» я тоже абсолютно спокоен, ибо солидарен — да, Латвия единственное место, где может активно развиваться именно латышское, а не латвийское искусство (чувствуете нюанс?).

Так что от представленной экспозиции я был, можно сказать, в восторге.

Тут вам великий (действительно великий!) Борис Берзиньш на четвёртом этаже, и современный авангардист Миервалдис Полис в большой подвальной пристройке под парком у музея. А между ними, на втором и третьем ярусах — постоянная экспозиция, изобразительное искусство Латвии XIX-XX веков, работы Леонарда Лагановского, Юриса Путрамса, Айи Зарини, это всё имена живых классиков, которые с нами. Из-за этой постоянной экспозиции, в принципе, и вспыхнул скандал.


То, что теперь здесь не было картин великого Рериха (прежде был небольшой, но уютный зал с работами классика) — я обратил внимание сразу. Но… извините, поклонники великого художника, меня это совершенно не оскорбило — в конце концов, совсем недавно в самом центре латвийской столицы, в Рижской бирже на Домской площади, несколько месяцев работала выставка из наследия этого великого художника. Рерих с нами! Хотя… теперь и в запасниках. Обидно?

Но тут стоит сразу заметить, что, собственно, мы имеем действительно концепцию, претворяемую директором музея Марой Лаце. А концепция такова: в главном здании сейчас как никогда обильно представлено латышское изобразительное искусство, всё остальное (не местное, то есть) — в филиалах музея, а их не так уж мало. Трудно понять эту концепцию? Я понимаю её так: пока с подачи Фонда Тетеревых и банка ABLV построят Музей современного искусства на перекрёстке Ханзас и Пулквежа Бриежа — пройдёт несколько лет. А вот латышское изобразительное искусство столь глобально в главном музее страны представлено впервые за все 107 лет существования реконструированного музея. Когда ещё, как не сейчас?


Хорошо это или плохо? Это и не хорошо, и не плохо. С одной стороны, что стоило отвести в просторных помещениях музея отдельную залу с именами русских классиков, которыми можно хвастаться всему просвещённому миру? С другой стороны — против концепции не попрёшь. А концепция, как в искусстве, так и в жизни — вещь упрямая. И есть только одно утешение для «страдающих за русское искусство» — вот был вам Рерих несколько месяцев в роскошной Рижской бирже, а сейчас там, между прочим, на несколько месяцев расположилась выставка русского классика Николая Богданова-Бельского.

Кроме того, понятие «постоянная экспозиция» не такое уж постоянное. В любом музее всё течёт, всё изменяется — как минимум, раз два-три года.

И вот тут есть одно «но». Политика!

Вообще, наше смешанное мультикультурное общество — это такое зыбкое пространство с нюансами. И нюанс сработал. Якобина фон Мюнхгаузен в знаменитом фильме Марка Захарова говорит: «Он хочет испортить нам праздник!» И праздник таки подпортил кощунственный пророссийский портал «Спутник» в лице Владимира Дорофеева, гражданина Латвийской Республики. Автор публикации заметил, что не представлены работы Ильи Репина, того же Архипа Куинджи, который приметил Яна Розенталя, 150-летие которого Латвия широко отмечает в этом году. Не говоря уж о Рерихе, которого все мы обожаем. Это всё ужасно, «зови детей».


Что в сухом остатке? Теперь ждём репортажей на российских телеканалах, где искусствоведы в штатском Дмитрий Киселёв, Алексей Пушков и другие популярно вам расскажут об угнетении русского искусства в Латвии. Наверняка не упомянут при этом ни про выставку Рериха, ни про экспозицию Богданова-Бельского. Надо ли было учитывать этот нюанс? Ну, если всё время оглядываться на Русь Великую, то в Европу мы не успеем точно. Хотя Репина и Рериха — жалко. Но они и не такое терпели.

Но я вас ещё раз успокою. Вот, например, в постоянной экспозиции занимает центральное место бюст интересного усатого мужчины. Между прочим, бюст великого русского композитора Модеста Мусоргского. Более русского найти трудно — умер, увы, от пьянства. Извините, что делал его выдающийся скульптор Теодор Залькалн, латыш. Между прочим, Герой Социалистического Труда, то есть латыш с советским акцентом. И между тем, ученик гениального Родена, который, так уж исторически сложилось, был французом, что напрямую связывает латышское искусство с просвещённой Европой! Ура!