Возможно ли единодушие среди целого народа? Всегда ли имеются возможности для альтернативности в истории? Сколько времени нужно для налаживания дружественных взаимоотношений между народами в условиях существующей между ними идеологической конфронтации и что для этого необходимо?
 
Данные вопросы я предлагаю обсудить.
 
В качестве поля рассмотрения задаю, казалось бы, понятное для русской истории событие — «польский мятеж 1863 года» (восстание), в событиях которого не все так однозначно, как в его оценках.
 
 
После восшествия в 1855 году на престол императора Александра ІІ и поражения в Крымской войне в условиях активного брожения недовольных политикой правительства Российская империя встала перед сложной дилеммой.

«Униженной и оскорбленной» империи нужен был стремительный скачок для преодоления все увеличивающего разрыва по отношению к «мировым лидерам» — Англии и Франции.

Ситуация осложнялась возрастающим числом антикрепостнических выступлений крестьян во всех уголках «необъятной» и резким всплеском антиправительственных настроений в Царстве Польском, где набирало силу так называемое манифестационное движение, грозящее, в случае провала политики графа Александра Велепольского, видевшего будущее Польши в союзе с Империей, перерасти в восстание.
 
Придя к  к власти, молодой император одним из первых своих решений возвращает из ссылки русских декабристов и польских участников восстания 1830-1831 годов, почти четверть столетия бок о бок, вместе выживавших в жутких условиях ссылки и каторжного труда.

После амнистии и возвращения в родные края старики привозили с собой память о дружбе «интернационального дворянства», распространяя его и в среде молодого поколения (это нашло отклики и в воззваниях повстанцев 1863 года, где запечатлены обращения к «московскому» народу).


В 50-х — первой половине 60-х годов ХІХ столетия в среде молодежи Российской империи были весьма популярны идеи панславизма — об общем будущем славянских народов. Как раз тогда в Европе начинались процесы объединения Италии и Германии.
 
В это время в среде вскормленной на идеях декабристов, молодой поросли российского офицерства вынашиваются планы о том, что именно оно должно взять на себя ответственность за будущее Родины. Надежды на «либерального» молодого императора не оправдались, свидетельство чего виделось в оттягивании разрешения «крестьянского вопроса» (освобождения крестьян») и вооруженная расправа над митингующими в Польше.
 
Около 1861 года возникла организация «Комитет русских офицеров в Польше», связывавшая будущее России не с угнетением захваченных народов, а в создании их федерации, ядро которой должны образовать славяне, в том числе поляки.

Но организация была своевременно выявлена и ликвидирована. Ее лидеры убиты. После варшавских событий 27 февраля 1861 года в Польше распространился культ пяти мучеников, убитых царскими солдатами.

Со стороны герценовского «Колокола», издававшегося в Лондоне, тоже была попытка создать подобный культ «пяти русских мучеников», участников Комитета, убитых властями летом 1862 года.

К слову, после выяснения всех обстоятельств дела, оказалось, что расстрелянных было лишь трое (Арнгольдт, Растовский и Сливицкий), один (рядовой Лев Щур) получил 600 ударов розгами, один (поручик Каплинский) лишен дворянского звания и сослан в каторгу на шесть лет, и еще один (поручик Абрамович) направлена в казематы Новогеоргиевской крепости на три месяца. Хотя уже в некоторых московских церквях успели провести молебен о «пяти русских мучениках», о чем и доложил «Колокол».
 
 

 
 
Главными обвинениями приговоренных к смерти являлись:

а) распространение между солдатами «ложных и дерзких рассказов об особе Его Величества и Царствующем Доме, взятых из враждебных России сочинений»,

б) «в порицании и превратном истолковании правительственных реформ по крестьянскому делу и в Царстве Польском»,

в) «в возбуждении нижних чинов к явному неповиновению начальству и даже бунту»,

г) «распространение между нижними чинами крайне-зловредных идей, имевших целью поколебать в них дух верности и повиновения законным властям»,

д) наличие зловредных сочинений, в частности нескольких песен и прокламации «Великорусс».
 
 
1 сентября 1862 года в газете «Колокол» появилась заметка «Русские мученики и мучители в Польше».
 
 

Выписываем из чрезвычайно замечательного письма, полученного нами из Польши следующие строки:

«До вас, вероятно, дошло известие о первых жертвах со стороны русского войска, об Арнгольдте, Сливицком и Ростовском.

Перед арестом человек шестьдесят солдат с оружием готово было защищать их и только приказание Сливицкого удержало их. Все держали себя, особенно Арнгольдт, перед судом с геройской твердостью.

Они с первых слов объявили, что говорили с солдатами и распространяли между ними либеральные идеи по убеждению, и не откажутся от своих убеждений, хотя и знали очень хорошо, что против них нет никаких юридических доказательств; арестованы они были по рапорту Т.К. Тамландера и Кроха (Финны).

Ни один солдат, несмотря на все мордобития и розги полковника Мясковского (немца с польской фамилией, родом из Киева!), командира Ладожского пехотного полка, следователя по этому делу, не сделал ни одного показания во вред Арнгольдту и Сливицкому; от унтер-офицеров Ростковского и Щура, арестованных вместе с ними, не могли добиться ни слова, за что первый расстрелян, второй сослан в каторгу.

Главным обвинением противу Арнгольдта было анонимное письмо его к Лидерсу; Мясковский показал это письмо перед судной комиссией Арнгольдту, и спросил не он ли писал его?

Арнгольдт отвечал, что писал он, но еще не окончил — взял перо и подписал под письмом свою фамилию.

Такая твердость больше всего разъярила правительство.

Было еще несколько арестов, и начальство не знает куда деться с ними: все русские и всех перестрелять неловко.

Приговора над Арнгольдтом, Сливицким и Ростковским долго не решались исполнить в Варшаве; наконец, исполнили в Модлине 20/16 июня, на другой день после выстрела по Лидерсу; в Варшаве не решались исполнить его, потому что боялись встретить в войсках открытое сопротивление.

Экзекуция была выполнена скромно одним батальоном солдат, выбранных из Эстляндского полка. Батальоном командовал дежурный генерал 1-й Армии Ган; по свидительству очевидцев у солдат, стрелявших, ходили руки.

Сливицкий после двенадцати выстрелов был жив и фельдфебель выстрелом из пистолета в ухо добил его. Мы жалеем их как мучеников за святое дело, но эта жертва была необходима; она произвела наилучшее впечатление на поляков и войско.

Офицеры отправили по расстрелянным торжественную панихиду в Повопском Лагере; начальство было предупреждено о этой демонстрации, но ни один из генералов не показался в Лагере, и только потом арестовали офицера, собиравшего деньги для попа; от офицеров потребовали подписки, что не будут иметь портретов расстрелянных.
 
…«Я упомянул о выстреле по Лидерсу; этот выстрел был сделан в Саксонском саду в 7 ½ часов утра, в десяти шагах, посреди гуляющей публики, военной и гражданской; стрелявший хладнокровно продул пистолет положил его в карман, и вышел чрез кондитерскую из сада; гулянье продолжалось, никто из публики не тронулся остановить его.

Полиция и общее мнение приписывают выстрел русскому, движимому чувством мести за утверждение приговора о расстрелянии и потому правительство, чтобы не показать, что трусит, поторопилось расстрелять приговоренных».
 

 
 

 
 
После убийства участников Комитета его руководитель Андрей Афанасьевич Потебня (брат русского филолога Александра Потебни) совершил покушение на наместника Царства Польского Лидерса. Но неудачно. В дальнейшем он принимал участие в восстании и погиб в марте 1863 года.
 
А в это время среди солдат стала активно распространяться песня, из которой позднее, во время революции 1905-1907 гг., слово «поляки» заменили на «рабочие» и приспособили к новым политическим реалиям:
 

Братцы! дружно песню грянем
Удалую в добрый час!
В поляков стрелять не станем,
Не враги они для нас!
Только злые командиры
Их приказывают бить,
Чтобы русские мундиры
В этой бойне осрамить...
Брат ли встанет против брата?
А поляки — братья нам,
И для честного солдата
Убивать их — грех и страм!
Женщин слабых и недужных
Арестуя по церквам,
Убивая безоружных —
Не бывало ль стыдно нам?..
Нам ли сердце не сжимали
Ихний стон и ихний плач?..
В этой бойне мы устали,
Русский воин — не палач!..
И за что их бить?.. За то ли,
Что они стране своей
Ищут счастья, ищут воли
И терзаются об ней?..
Русский — русским быть обязан,
Как поляк — поляком быть,
Быть к стране своей привязан
И отечество любить,
Пусть себе за ослушанье
Нас начальство душит всех,
Лучше вынесть истязанье,
Чем принять на душу гpex!..
Нам довольно доказали,
Как самих тиранят нас,
Как Арнгольдта расстреляли,
И Сливицкого зараз!
И Ростковского сгубили
Вместе с Щуром зауряд
Лишь за то, что все любили
Всей душой они солдат!
В память их мы дружно грянем
Нашу песню в добрый час:
В поляков стрелять не станем,
Не враги они для нас!..