Родился в 1961 году в городе Прокопьевске Кемеровской области в России. В 1986 году окончил Сибирский металлургический институт с дипломом инженера-металлурга, в 1991 году — Московский институт стали и сплавов, магистр металлургии. С 1988 года живет и работает в Латвии.

Работал машинистом шагающего экскаватора, горным мастером, мастером участка мартеновских печей, ведущим инженером сталеплавильного производства, начальником отдела маркетинга, финансовым директором.

В 2009-2010 годах — депутат Лиепайской думы от объединения «Центр согласия». В 2010 году избран депутатом 10-го Сейма Латвии от «Центра согласия». Председатель правления Лиепайской русской общины, вице-президент Русской общины Латвии. Один из учредителей международной общественной организации «Европейский русский альянс».


— Вы решили не принимать участия в досрочных парламентских выборах. Почему?

— Чтобы снизить плотность политиков на одно кресло. Она сейчас уже превышает 11 человек. Да и кресло там неудобное, я постоянно мучился: вроде и широкое, а неудобное.

— А если серьезно? У вас была встреча с Нилом Ушаковым, который является председателем Центра согласия, и после этого разговора вы решили не принимать участия в выборах…

— Такая встреча была. Присутствовали и г-н Долгополов, и Михаил Каменецкий. Говорили, что партии Центр согласия, членом которой я являюсь, очень важно на этих выборах победить. И очень важно, чтобы многие латыши проголосовали за эту партию. А ни для кого не секрет, что я являюсь для латышского электората одиозной фигурой…

— Вас попросили уйти?

— Скажем так, из стратегических соображений… как это раньше говорилось — поручили более ответственный участок работы.

— Это связано с приближением выборов в Европарламент? Вам предложили место локомотива от ЦС?

— В принципе — да. Я получаю передышку на изучение латышского языка. Вы же знаете, что плохое знание латышского языка — мой основной недостаток. Я окунаюсь обратно в свою родную русскую общину, теперь на более высоком уровне, и готовлюсь к выборам в Европарламент. Я внял доводам Ушакова и принял такое решение.

— А что конкретно вам говорили Ушаков и Долгополов? Вы дискутировали?

— Конечно, мы дискутировали, я не все установки партийные сейчас принял. Я человек нестандартный по жизни.

— А что это были за аргументы?

— Ну, сейчас ЦС стоит буквально в шаге от власти. И в данный момент им нужно быть очень осторожными во всех нюансах. И я могу явиться тем самым камушком, который перевесит чашу весов…

— Вас упрекнули в радикальном имидже?

— Упреков не было, но… вы же понимаете, что я… нестандартная фигура. Ярлык радикализма мне прилепили ребята, которые сидят напротив в Сейме [национальный блок], они сделали из меня такого языкового монстра. Кстати, спасибо им за это большое — узнаваемость у меня сейчас просто дикая. По улицам практически пройти нельзя… А с другой стороны — это могло бы действительно помешать и очень многих латышей оттолкнуть от списков ЦС.

— А не было обидно? Все-таки поработали в Сейме всего семь месяцев…

— Если честно — нет. Сейчас в Сейме ходит такая шутка: Затлерс под Кравцова Сейм растустил. Чтобы мне выйти из моей щекотливой ситуации с языком. Я сейчас выхожу весь в белом, на колени не вставшим… Меня не изгнали, ухожу сам. Это — удача в какой-то мере…

— А что удалось за семь месяцев в Сейме?

— А за семь месяцев новым депутатам, которые приходят туда, ничего удастся не может. Год нужно только учиться парламентской работе.

— Вы считаете, что президент был неправ, когда распустил Сейм?

— Конечно, нет. По сути, он сделал это только для того, чтобы пристроить себя.

— А почему общество на референдуме практически единогласно его поддержало?

— А потому, что политическая система, которую мы построили в Латвии — прогнила. Прохождение по партийным спискам, принципы локомотивов — не дают возможности пройти в Сейм действительно нестандартно мыслящим, профессионалам… Если ты, скажем, врач, в твоем районе тебя все знают, за тебя бы проголосовали, но ты все равно не можешь пройти. Тебе нужно сначала проникнуть через партийное сито. А оно — мелкое, наверх крупные экземпляры не попадают.

Мое мнение: нужно переходить на смешанную систему. Пусть 50% Сейма избираются по партийным спискам, а 50% — по одномандатным округам. Это даст возможность притока новой крови в Сейм.

— А в Сейме интересно было работать?

— Семь месяцев — да. Не знаю, как четыре года, но сейчас было интересно, это — адреналин. Скучно было только тогда, когда начинали тянуться эти бесполезные и бесконечные мантры об оккупации… часами…

— А вы там все понимали? В журнале Playboy, в вашем знаменитом интервью, вы сказали, что являетесь счастливым человеком потому, что не понимаете бред, который несут с трибуны парламента депутаты…

— Про оккупацию я понимал. Мне как производственнику было непонятно, как можно три часа обсуждать, как, скажем, поставить слова в названии праздника. Хотелось больше дела, хотелось, чтобы больше говорили о производстве, о выходе из кризиса… Систему надо менять, надо вводить одномандатные округа.

— А ваше мнение о том, что систему надо менять, разделяли товарищи по партии?

— Да, многие разделяли. Для здравомыслящих людей это понятно. И то, что 96% на референдуме дали нам пинка — это подтверждение.

— Досрочные выборы изменят что-то?

— Если оппозиция придет к власти, я думаю, что-то изменится. 20 лет корабль под названием «Латвия» плывет с рулем, повернутым вправо. И потому он крутится на одном месте.

— Что может сделать нынешняя оппозиция?

— Мы прежде всего сможем решить социальные проблемы…

— А где деньги найдете?

— Мы должны производить и экспортировать, чтобы деньги приходили в страну. А не занимать. А продавать произведенное мы можем только на востоке.

— Нужно повернуть вектор в сторону России?

— И не только: Казахстан, Узбекистан, Таджикистан… и поехали в ту сторону вплоть до Индийского океана. На этом рынке наша продукция будет востребована. Был я в Казахстане лично, отвезли меня на озеро Боровое, в лесу увидел костер с выпитой бутылкой водки, а рядом банка консервная лежит — наши вентспилсские шпроты. Так и должно быть.

— Так уже едят там шпроты…

— Конечно, но не благодаря действиям правительства, а вопреки. Вот Игорь Крупников — у него в нашем городе [Лиепае] рыбоконсервный комбинат. Он же как ледокол идет, преодолевая все, именно он поднимает экономику Латвии. Вот таких ледоколов запустить сотню-другую — у нас поменялась бы ситуация. Если к власти придет Центр согласия, такие ледоколы появятся.

— В прессе появилась информация, что вы вели переговоры с партией ЗаПЧЕЛ о возможности вступления в их список…

— Слухи-сплетни… С партией ЗаПЧЕЛ меня связывает то, что я являюсь членом Европейского русского альянса, председателем которого является Татьяна Жданок. Благодаря ей я наработал хорошие контакты с русскими общинами Европы, что и послужило выдвижением меня на этот участок работы [баллотироваться на будущих выборах в Европарламент].

— А ЗаПЧЕЛ сейчас пройдут в Сейм, как вы думаете?

— Не знаю, но мне в 10-м Сейме не хватало ЗаПЧЕЛ. Почему из меня сделали «радикала»? Потому, что слева никого не было. Если бы слева сидели 5-8 человек ПЧЕЛ, то основные молнии ударяли бы туда. А так все пришлось на меня. И для Центра согласия это был бы плюс, мы все-таки — центристская партия, а нас передвинули влево…

— А почему между ЦС и ЗаПЧЕЛ такая фактически вражда?

— Не знаю, не могу обсуждать решения руководства, я в них не компетентен. Но в нашей Лиепайской русской общине есть все: и ПЧЕЛы, и Осипов, и ЦС, и даже 2% латышей.

— Кстати, как вы оцениваете акцию Осипова и Линдермана по сбору подписей за русский государственный язык?

— Положительно. А как может ее оценивать председатель Русской общины?

— Но ЦС дистанцируется…

— И я как депутат сейчас еще связан клятвой [что латышский язык — единственный государственный]. А после 17 сентября я уже буду волен выбирать — поддержать или нет. Возможно, я предложу какие-то свои ресурсы им. Тем более что в их рядах сейчас произошла, как я понимаю, потеря. Г-н Сватков решил разменять [русский язык] на кресло депутата. А я наоборот — отдал кресло депутата за русский язык.

— Вы готовы оказать финансовую помощь?

— Посмотрим. Кроме финансовых возможностей у меня есть еще и организационные… Но тут я бы еще хотел покритиковать позицию своей партии. Язык — наше святое… Может быть, я как раз и буду являться своеобразной совестью — «русской совестью» Центра согласия. (Улыбается.)

— А почему «русская совесть» Центра согласия проголосовала за поправки к закону, ужесточающие штрафы за русский язык?

— Да господи, обычная ошибка… Почему я за это проголосовал? Был конец дня, шесть с половиной часов сидели, под конец творилась такая каша, голосование за голосованием, гнали скорее, скорее… Я вот лично был в туалете, прибежал и успел нажать на кнопку, лучше бы не успел... Наш «диспетчер» показал палец не туда. Ну и обмишурились, по-русски говоря…

В интернете проходило, что мы якобы за деньги проголосовали. Ну, ребята… столько не напечатали денег еще, чтобы Кравцова купить проголосовать против русского языка. Извините уж, так получилось…

— Кстати, а как у вас продвигается изучение латышского?

— Продвинулся. Каждое утро начинаю с того, что еду к учительнице, полтора часа занимаюсь… Тяжело, честно сказать, не ожидал, что будет так трудно.

— Вы собираетесь в Европарламент, там же еще английский и французский понадобятся…

— Я по-французски пока знаю, как говорил Киса Воробьянинов: «Господа, я не ел шесть дней». Что, в общем-то, соответствует состоянию Латвии.

— До выборов в Европарламент осталось еще два года. Чем займетесь в оставшееся время?

— Русской общиной Латвии. Вернусь к тому, что мне удавалось. Но на более высоком уровне. Если раньше я занимался русской общиной Лиепаи, то теперь займусь всей Латвией.

— Работы там много?

— Непочатый край, особенно у вас в Риге.

 

Материал подготовлен совместно с программой «Вопрос с пристрастием» (проект канала Pro100tv и газеты «Час»)