— Что сейчас происходит на радиорынке в Латвии?

— По сравнению с «жирными годами» значительно снизился общий рынок рекламы. Кроме того, доля радио на рынке была 13-14 процентов, а сейчас — 11-12 процентов.

— В пользу кого?

— Интернет и «наружка». Телевидение удержало свою часть — это порядка 45%. Сильнее всего сдали газеты и журналы.

— И сколько это в абсолютных цифрах?

— По нашим оценкам, в 2008 году радиорынок был 10 млн. латов, а в 2010 году — 5,5 млн. латов. Но газетный рынок упал еще сильнее. Сейчас очень хорошо развивается интернет. Я ездил на конференцию к российским коллегам. По их подсчетам, через три года интернет обгонит радио. В Латвии интернет сегодня примерно в одной весовой категории с радио. У радио 11-12, у интернета 9 или около процентов. Это по данным Латвийской ассоциации рекламы.

— А насколько им можно верить? Если они берутся из официальных расценок, то их можно смело делить на три. Скидки 70% у нас сейчас — правило.

— Нет, рекламная ассоциация оценивает объективные вещи. Например, баланс фирмы. Да, может быть сколько-то там бартера, но плюс-минус она показывает соотношение, размер игрока на рынке.

— И какой же ваш баланс?

— По прошлому году, если взять все три радиостанции вместе, — где-то 1,6 млн. латов.

— А в 2008-м?

— В 2008-м у нас была одна станция, и она давала 1,5 миллиона.

— Как сейчас три? Это же огромное падение…

— Сегодня на радиорынке царят «супермаркеты». Главный «супермаркет» — наша группа [Super FM], у нас есть русские, есть латыши [аудитория]. Суммарно у нас где-то полмиллиона слушателей. На втором месте — «супермаркет» SWH, несмотря на то, что они падают, и очень сильно. Когда Зигмар [Лиепиньш — бывший владелец SWH] четыре или пять лет назад продавал бизнес ирландцам, SWH+ было номер один в Риге. У них было 265 тысяч слушателей. А сегодня какие-то там 130. Латышское SWH: было 440 тысяч слушателей, а сегодня — 200 с чем-то. Упали вдвое.

— Почему?

— Увеличилось количество станций, в Риге сейчас их 26. Большинство названий нормальному человеку ничего не говорят — Радио QBS, Норд Радио, JustFM... При всем уважении...

— А третий «супермаркет» — это кто?

— Госрадио. И еще есть два отдельных игрока — радио Skonto на латышей и MIX-группа, у которой есть четыре станции на русских. Вот практически все игроки, которые делят рекламу.

— А что же там остальные делают?

— Я боюсь кого-нибудь обидеть. Радио — небольшой бизнес. Несколько лет назад, когда мы работали в Литве, там была такая радиостанция 24, которая принадлежала таксисту. У него были амбиции платить в год две тысячи долларов сборов. Зато после работы он приходил домой, брал микрофон и рассказывал все, что он думает об остановивших его полицейских.

В принципе, радио не просит много денег. Если у тебя есть радиостанция, есть 500 латов, то можно этим ограничиться и вещать 24 часа в сутки. В то же время какой-то конкурентоспособный продукт обходится минимум в 25-30 тысяч латов в месяц, если есть ди-джеи, служба новостей и прочие навороты.

— А кто после вас по оборотам?

— Как ни парадоксально, это радио Skonto, которое одно уже почти сравнялось с SWH. У них примерно одинаковый оборот — чуть больше миллиона латов. На третьем месте Госрадио, и потом все остальные.

— Юрий Журавлев, у которого тоже есть радиостанция, недавно выступил с гневным заявлением, что вы используете ретрансляцию готового продукта, а он делает авторский, дает работу местным журналистам и ди-джеям. И что надо защитить рынок — ввести пошлину на ретрансляции.

— Он поднимал такую идею, но проблема в том, что у всех рыльце в пушку. Однажды вечером, включив его радио PIK, я услышал, как там транслируется радио Маяк — российская государственная корпорация. Защита рынка — это нормально, но каждому вещателю придется сделать 24 часа эфира. Богатые это могут сделать, а бедные? Откуда они возьмут 24 часа продукта? Юра [Журавлев] скорее закидывает этот камень не в наш огород, а в огород своего злейшего конкурента — Андрея...

— Фелдманиса?

— Угу, у которого четыре радиостанции.

— Ну, Андрей Фелдманис тащит информационное радио Baltkom, оно очень авторское. Там серьезная редакция, дорогая.

— О’кей, а почему на Юмор FM постоянно звучит «Наш президент — Медведев»? Я помню, по этому поводу даже как-то Радиосовет собирался, но они так ничего и не решили. Наш Cовет — аморфный. А почему там идут прогнозы российской погоды?

— А у тебя какой президент звучит?

— Наш основной продукт — Хиты России — это не Русское радио, мы берем с Русского радио только утреннее шоу «Русские перцы». Оно звучит у нас только потому, что создать такое шоу обходится дороже, чем купить у них.

— Кстати, а много ли они с вас за это денег берут?

— За «Русских перцев»? Там договор довольно сложный. Он на всю Латвию, плюс при нашем участии идет трансляция на Литву. В Литве, в пяти крупнейших городах, Русское радио занимает первое место, несмотря на то, что в Литве 90% литовцев. И соответственно, мы платим большие деньги.

Это связано также с тем, что за Русское радио были большие сражения. За то время, что мы вещаем, в Москве побывало делегаций двадцать: наши русские станции, латышские станции, политики в составе делегаций, в составе «Рижской марки». И все к ним приставали: «Дайте!..» Но мы платим за этот продукт больше, чем могут предложить наши конкуренты. С другой стороны — Русское радио легче продавать рекламодателям, его все знают. В Латвии очень много компаний с литовским руководством, которое знает и любит эту станцию...

— Maxima?

— Да, мы для Maxima — единственная русская радиостанция.

— А каково распределение рекламных денег между русской и латышской аудиторией?

— Треть денег — русские, и две трети — латышские. Я считаю, это неправильно. В Латвии есть один большой город — Рига. Рига — это 80% бизнеса для любого крупного мультинационального клиента, такого как Lattelekom, Maxima. Но в Риге 60% населения — русские, а какой-нибудь SEB banka все равно дает 70% своей рекламы на латышском.

— Почему?

— Просто маркетинг и реклама — традиционно латышская стезя. Даже в русских фирмах для этого сидят латышские «свадебные генералы». Когда кому-нибудь из них скажешь, что крупнейшая сеть книжной торговли в Риге — это Polaris, то большинство латышей спрашивают: «А что это такое?» Они об этом даже не слышали.

И соответственно, есть два информационных пространства, каждый живет в своем. Рекламодатели живут в своих иллюзиях, у них две трети радиорынка — латышская реклама. Поэтому наши Хиты России — абсолютный лидер в русской части, мы там достигли потолка. И единственный наш потенциал — развиваться в латышской части. Сейчас мы сделали Latviešu radio. Это крупнейшая национальная сеть в Латвии по количеству ретрансляторов. Мы хотим ее сделать номером один на рекламном рынке. На сегодня впереди нас LR2, Skonto и SWH.

— Пофантазируем на ближайшие пять лет. Телевидение сейчас перешло на цифру. Радио готовится. Будут сотни каналов…

— Думаешь, радиорынок отомрет? Ты готов в своем мотоцикле поставить дигитальный приемник, который сегодня стоит 560 латов?

— Как только в эфире начнут вещать цифровые станции, поставлю. Может, тогда какая-нибудь из них предложит мне музыку, которая мне понравится…

— В Латвии ситуация такая: 80% радиооборота дают 16 клиентов — телекоммуникации, ритейлеры — Rimi, Maxima и финансовый сектор. Что нужно сделать, чтобы Lattelekom дал рекламу на радио с парой сотен слушателей? Ничего ты не сделаешь.

— Но с газетами это уже происходит. Их рекламу вымывает интернет…

— Правильно. Падают тиражи, падают рейтинги, падает количество аудитории, которые охватывают эти газеты, и эффективность рекламы снижается.

— А если сейчас на рынке появятся цифровые каналы количеством 500 штук, они отнимут у вас слушателей.

— Я сомневаюсь, радио — очень консервативное медиа. Его слушают уже 70 лет...

— Но пленочные фотоаппараты вымерли за каких-то пять лет. Вымерла огромная химическая индустрия, которая выпускала кассеты, пленки, реактивы для проявки, бумагу для печати. Это же миллионы людей.

— Да, и миллиардные обороты.

— Но куда она делась? Всего пять-семь лет...

— Ты можешь зарабатывать на том, что дешево, когда оборот больше и большее количество людей может себе позволить. Rolls-Royce покупает один человек, а Hyundai покупают тысячи. Я не являюсь очень большим экспертом в области радио, но мы каждый год посещаем радиоконференции, смотрим тенденции, что происходит на рынке радио. И пока ничего не говорит о нашей скорой гибели.

— Сейчас будут внеочередные выборы в Сейм, вы участвуете в политической рекламе?

— Да, конечно. Честно говоря, это было такое нежданное-негаданное, приятное событие. В прошлом году радиорынок был 5,5 млн. латов, из них около 500 тысяч — политические деньги.

— Не больше? В политике у нас много денег таскают в чемоданчиках…

— Ну, мы можем отслеживать только легальные деньги, которые идут через KNAB. И соответственно, когда мы делали прогноз на этот год, мы снизили его как раз на эти политические полмиллиона. А теперь снова повысили.

— Но партийные денежки-то уже были потрачены в прошлом году. Откуда они настрогают еще полмиллиона?

— Это мое личное, Ричарда, мнение, но наша политика мне напоминает феодальную систему. Партия сажает своего вассала на какой-то феодальный надел, министерство, там, добрых дел. Он платит десятину или оброк. Он должен сдавать в бюджет партии какие-то тысячи со своей зарплаты члена совета — либо направлять потоки туда, куда выгодно, чтобы эти средства осваивали нужные люди.

Так вот, наша система обычно предоставляет не ресурс с пожертвований, а ресурс с «предложений». Давайте, мы вам организуем такой-то проект, а взамен вы осветите нашего кандидата. Я могу об этом говорить очень свободно, потому что мы с Угисом [Полисом, совладельцем радиохолдинга] практически нейтральны. До сегодняшнего дня мы отвечали отказом на все предложения к кому-то «прислониться». Если мы прислонимся к кому-то одному, мы должны поливать грязью кого-то другого. А вдруг они потом поменяются?

— А на какую из твоих трех станций дают больше политической рекламы?

— На Хиты России.

— Опа! И Вису Латвияй туда тоже?

— Вису Латвияй там пока не было, но Таутас партия или Н2О — были. Когда мы приходим в партию разговаривать о рекламе, мы спрашиваем: «У вас есть месседж для русских?» И обычно у них есть.