В конце января, по истечении двух месяцев протестов в центре Киева, меня поразил заголовок, кочевавший из одного СМИ в другое: «В Европе заговорили об угрозе разделения Украины».

Никакой неточности в нем не было — действительно, заговорили. Причем не во всей Европе, а только в одной стране — Польше, которая ближе всего. Но то, что заговорили только сейчас, — беспощадный приговор лицемерной системе ценностей, на которой построено современное мировое сообщество.

Любому непредвзятому человеку, хоть немного знакомому с историей Украины и менталитетом ее жителей, изначально понятна сомнительная жизнеспособность этого государства. Значительная часть страны исторически никогда Украиной не считалась. Земли, населенные этническими украинцами, веками находились на территории разных государств. Единственное основание существования Украины, кроме желания местной номенклатуры находиться у власти, — сиюминутные решения советских властей, в разные годы перекраивавших карту. При этом никто не предполагал, что административная граница когда-нибудь станет государственной.

На самом деле Украина — еще более внутренне противоречивое государство, чем СССР. Между галицийцем и крымчанином не больше общего, чем между эстонцем и таджиком. И в том, и в другом случае речь идет о разных этносах, разных религиях, почти не пересекающейся истории. Но если в СССР межнациональные противоречия смягчались федеративным устройством, несколько защищавшим национальные особенности, то Украина изначально строилась как унитарное государство.

Поэтому, если мы исходим из предположения, что распад СССР есть историческая неизбежность, то тем более должно распасться такое внутренне противоречивое государство, как Украина. Единственный способ противостоять такому распаду — установить диктатуру.

Однако Украина развивалась более или менее демократически, и поэтому любые важные решения вызывают гневное недовольство значительной части населения. Тем не менее эта часть не настолько велика, чтобы победить большинством голосов. Отсюда пермаментные революции, разрушающие и так небогатую страну.

Почему же простое решение — давайте перестанем дубасить друг друга на Майдане и спокойно разойдемся на две разные страны — даже не обсуждается участниками политического процесса? Позиция лидеров хорошо понятна: они хотят править целым, а не половиной. Каждая сторона надеется навязать свою волю другой. Но почему же расстаться друзьями не предлагают рядовые жители страны — те, кого опрашивают журналисты на улицах, те, кто пишут комментарии в интернете?

Потому что мир построен на лицемерной системе. Международная политика проводится государствами, государства управляются местными элитами. Каждая элита мечтает о сохранении власти, поэтому право на самоопределение относится только к подвигу героев-предков, но отнюдь не является возможностью политических оппонентов. Таким образом, демократия становится неполноценной: волеизъявление народа ограничено.

Проводя параллель с семейной жизнью, мировое сообщество в этом вопросе находится в глубоком средневековье, когда многие религии запрещали разводы, и новую жену можно было завести, только убив прежнюю.

Именно поэтому международного права в принципе не существует, апелляции к нему бессмысленны. С одной стороны, территориальную целостность любого государства нельзя подвергать сомнению. С другой, почти каждое нынешнее государство образовалось, нарушив целостность того, которое управляло данной территорией раньше. Трудно рассчитывать на эффективность правоохранительной системы, в которой работают исключительно преступники. А именно так выглядит нынешнее мировое сообщество.

Другая сторона проблемы — международное сообщество расколото и в принципе необъективно. Конкуренция между разными группами государств заставляет их ставить на ту сторону конфликтов, которая благосклонна именно к этой группе. Поэтому любой внутренний конфликт превращается в международный, где правого и виноватого определяют не по объективным критериям, а исходя из геополитической обстановки. В случае Украины очевидна заинтересованность Евросоюза в победе одной стороны, а России — другой.


Но бог с ними, с политиками. Помимо мнения начальства есть и наше мнение. Мировое общественное мнение складывается из мнения нас всех, не так ли? Мы же можем выработать свой подход к мировым событиям, чтобы оценивать каждое по сложившемуся алгоритму. Алгоритм этот может быть приблизительно таким.

1. Государства рождаются и умирают, это — естественные процессы. Поэтому вопросы продолжения существования того или иного государства нельзя выводить из демократической дискуссии. Например, совершенный нонсенс, что в Уголовном законе Латвии есть статья 82, предусматривающая ответственность за призывы к ликвидации государственной независимости или статья 83, предусматривающая ответственность за призывы к нарушению территориальной целостности способом, не предусмотренным в Конституции. Разумеется, эти статьи никогда не применялись и не будут применены — право на свободу слова включает и право делать любые предложения по изменению законов, лишь бы не было призывов к насилию. Тем не менее такое законодательство очевидно ограничивает права человека.

Из тех же соображений неправильно утверждать, что интеграция общества — это хорошо, а пропаганда соседнего государства, направленная на соотечественников за рубежом, так называемая «мягкая сила», — это плохо. Человек должен иметь право свободно выбирать любую информацию и интегрироваться только с тем, с кем хочет.

Возвращаясь к Украине — дискуссия о цивилизованном разводе Запада и Востока явно запоздала.  

2. Распад государства всегда мучителен и вызывает долговременные негативные последствия. Поэтому он ни в коем случае не может быть поспешным, сепаратисты должны убедительно доказать свою правоту. Границы нового государства и условия соблюдения прав тех, кого такое развитие событий не устраивает, должны стать предметом всесторонней оценки и серьезных переговоров. Положительные примеры здесь — борьба за независимость Шотландии, Каталонии, Квебека, растянутая на десятилетия. Негативный пример — спонтанный развал СССР с многочисленными войнами, этническими чистками и проблемами национальных меньшинств чуть ли не во всех новых государствах.

3. Возникшие де-факто независимые государства надо признавать. С одной стороны, такое признание стимулирует силовые действия, и это плохо. С другой — длительное непризнание порождает еще большие проблемы. Пример — явно затянули с признанием независимости Южной Осетии. В результате война и этнические чистки.

4. Административные границы не могут быть единственным основанием для нового разграничения. Абсурдно, что Грузия, настаивавшая на независимости от СССР, ни за что не хотела дать свободу Абхазии и Южной Осетии, очевидно не желавших жить в ее составе. Столь же абсурдно, что Абхазия и Южная Осетия, добившись фактической независимости, продолжают удерживать в своем составе районы, населенные почти исключительно грузинами.

5. Схожие ситуации требуют единообразного подхода. В 2008 году практически одновременно фактической независимости добились Косово, Южная Осетия и Абхазия. Тем не менее сторонники независимости Косово, как правило, категорически не приемлют независимости бывших грузинских территорий и наоборот. Это неправильно. Пусть политики лицемерят, нам не пристало играть в подобные игры. Если наша позиция по поводу легитимности нового образования всегда зависит от позиции нашей родины (например, Латвии) либо другого государства, которое нам более симпатично (например, России) — значит, мы участвуем в чужой геополитической игре.

6. Силовое воссоединение мятежной территории и метрополии допустимо только в случае массовых нарушений прав человека новыми властями или их внешней агрессии. Поэтому нападение Ичкерии  на Дагестан сделало легитимной вторую чеченскую войну.

7. Равно как развод супругов нередко становится путем к совершению новых счастливых браков, мировое сообщество должно стремиться не к появлению новых государств, а поскольку возможно, включения сепаратистских территорий в имеющиеся. Зачем по соседству два албанских государства? Что мешает Карабаху стать частью Армении? Зачем рядом с российской Северной Осетией существует квазинезависимая Южная? Ясно, что элиты всегда стремятся к формальной независимости — всем хочется в ООН. Но на начальном этапе компромиссом может быть переход в состав другого государства. Нынешняя система международных отношений такового не приемлет в принципе, и без того нищие небольшие народы вынуждены содержать очень дорогие для них государства.