Интеграция
23.08.2011
Аркадий Посевин
Прикладной математик
Рассуждения о методе
Существования родной страны
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Михаил Хесин,
Артём Крумпан,
Олег Астафьев,
Борис Марцинкевич,
Serge Beloukin,
Лилия Орлова,
Александр Янин,
Александр Гильман,
J L,
Монтер Мечников,
Аркадий Посевин,
Сергей Снегирёв,
Phil .,
валерий пуеров,
Влад Тарасов,
доктор хаус,
Роман Дагнер,
Сергей Дровников,
Сергей Рудченко,
Геннадий Прoтaсевич,
Aleks Kosh,
Maxim Kovalenko,
Андрей (хуторянин),
Lora Abarin,
Леонид Соколов
Я по специальности прикладной математик. В одном из комментариев на предыдущую статью окрестили «прикладным политтехнологом». В таком смысле, что приложился ненадолго — и «отвалил». Я теперь к слову «оккупация» хочу приложиться. Если получится, то на конкретном примере некую методу выработать.
Речь не о смысле самого этого слова и стоящего за ним. Речь о моральном воздействии этого слова и сопряженных с ним понятий на наше самосознание, на наши поведенческие мотивы.
Любая оккупация — это грубое насилие. Насилие армии-победительницы и ее администрации над оккупированными. Это грубое своеволие и очень часто прямое физическое насилие, в том числе и изнасилование побежденных. Как чувствует себя такой народ? Это горечь от того, что не оказал сопротивления, переживания о том, что подчинился чужой воле, о том, как выглядишь в глазах других народов…
В моральном отношении изнасилование — это психологическая травма, способная нанести серьезный вред психике человека. Не случайно врачи в период реабилитации советуют все как можно скорее забыть, чтобы травма не углубилась в сознание и генетику следующих поколений. По другому вести себя просто саморазрушительно.
Простой, но грустный пример. Девочку в школе изнасиловал старшеклассник. Обычная реакция родителей и администрации — скрыть сей факт от других школьников, чтобы девочка могла учиться дальше без «особого» к ней отношения. Параллельно будет расследование, закрытый (!) суд, виновный получит свое. Будет получена компенсация. А эпизод не станет «вечным потрясением», на всю жизнь.
А теперь рассмотрим другой вариант. Девушка на собрании в классе рассказывает об изнасиловании. Она смакует детали, выступает на школьном радио и создает мини-музей на своей парте. С фотографиями и обрывками нижнего белья. Приезжают делегации из других школ, посещают ее музей. Она пишет книгу об этом событии в своей жизни. Вместе с ней весь класс чувствует себя униженным, они сплачиваются на почве перенесенной драмы, они будут помнить об этом всю жизнь и расскажут своим детям…
Резонен вопрос: разве в их психике не произошли необратимые изменения? Не станут ли они или их дети насильниками? Чувство мести или неудовлетворения не вырвется, не отыграется на других?
Опять вопрос: это девушке и ее одноклассникам зачем? Проще всего ответить — ради денежной компенсации.
Но этого не так просто добиться. И получится ли? Ведь есть много свидетельств того, что она со старшеклассником встречалась и не возражала против его прихода к ней в дом, с цветами встречала… И компенсируют ли деньги тот глубокий психологический урон, который связан со смакованием этой темы, урон на поколения?
Возможен вариант оправдания — месть. Но в психологическом плане месть не менее разрушительна, чем самоуничижение, особенно для молодых людей. Получается, что небольшое сообщество — школьный класс — обречено на моральную деградацию, и нет того мудрого и справедливого директора, который способен это остановить.
Смысл приведенного выше примера, думаю, понятен. Нам в Латвии уже много лет непрерывно твердят: нас оккупировали (изнасиловали), нас оккупировали (изнасиловали)… Создан даже музей этого события. Туда водят иностранных гостей и рассказывают о нашем унижении, которое не кончается, так как мы сами как бы этого хотим. Культивируется чувство ущербности. Идеологи государства не боятся отложения в генах поколений ощущения «вечноизнасилованных».
Тот же вопрос: для чего все это ? Простейший ответ: ради получения компенсации со страны — правопреемницы СССР. Хотя очевидно, как и в примере со школьницей, что это — труднодостижимая цель. Работу эту специалисты правомочны проводить, но публичное моральное самоуничижение, полагаю, пора прекратить. Или есть и другие цели у этой кампании?
Сразу хочу высказать свое мнение по поводу получения компенсации «за нанесенный урон». Если получится — я полностью «за». Потому что попадаю своим жизненным периодом в это время: родился и живу в Латвии всю жизнь. Но механизм этой компенсации должен быть следующим: деньги перечисляются в пенсионный фонд, идут на индексацию пенсий «пострадавших». Не «распиливаются» чиновниками для нужд бюджета и себя, любимых.
Для чего еще педалируется идея оккупации? Полагаю, что для оправдания недемократических шагов правящих в стране в отношении русскоязычного населения. Частично — месть, частично — как инструмент отстранения от реального управления страной неграждан, дискриминация по профессиям, создание преференций для коренной нации.
Третий момент — это стратегический инструмент сохранения «холодности» на границе блока НАТО. И ради этих целей наносится вред самосознанию латышского народа, разрушаются их ментальные связи с этой «вечнооккупированной» территорией…
Далее. Процесс может вполне стать необратимым. Недавно Отто Озолс в своей книге написал о том, что шведские банки как бы изнасиловали девственный латышский капитализм. Значит, стоит дождаться, когда, насытившись этим «девственным телом», они уйдут (не раньше!), и тогда можно будет открыто заявить об экономической оккупации Латвии этими коварными и опытными капиталистами. И потребовать от них компенсации.
Если к тому времени кампания по предыдущему получению компенсаций успешно завершится (упорства нам не занимать), то новый музей оккупации можно будет разместить в том же здании — просто сменив экспозицию. Будет музей экономической оккупации. Пока можно накапливать экспонаты. Их, полагаю, у многих достанет. К тому же это «экономическое изнасилование» будет у всех перед глазами: падение уровня жизни жителей Латвии в последние годы очень заметное.
После того как шведские банки вместе с шведскими пенсионерами слегка раскошелятся, можно подыскать и других «оккупантов». МВФ уже не раз упоминался в таком качестве. Надо только почетче все сформулировать. Да и Евросоюз нам благоденствия не принес… Вот и метод экономического существования наметился: оккупация нон-стоп.
Мне возразят: ведь был референдум о вступлении в Евросоюз, приняты законы о деятельности банков, согласованы правительством условия займов — все как бы по взаимному согласию. Но и в 1940 году тоже никто не возражал, и вождь обратился к народу, и должности по-честному распределили, и прожили мирно с оккупантами долгие годы.
Стало быть, только когда хлопнут очередные оккупанты дверью, тогда и припомним им все! Только выждем немного. Для надежности.
Речь не о смысле самого этого слова и стоящего за ним. Речь о моральном воздействии этого слова и сопряженных с ним понятий на наше самосознание, на наши поведенческие мотивы.
Любая оккупация — это грубое насилие. Насилие армии-победительницы и ее администрации над оккупированными. Это грубое своеволие и очень часто прямое физическое насилие, в том числе и изнасилование побежденных. Как чувствует себя такой народ? Это горечь от того, что не оказал сопротивления, переживания о том, что подчинился чужой воле, о том, как выглядишь в глазах других народов…
В моральном отношении изнасилование — это психологическая травма, способная нанести серьезный вред психике человека. Не случайно врачи в период реабилитации советуют все как можно скорее забыть, чтобы травма не углубилась в сознание и генетику следующих поколений. По другому вести себя просто саморазрушительно.
Простой, но грустный пример. Девочку в школе изнасиловал старшеклассник. Обычная реакция родителей и администрации — скрыть сей факт от других школьников, чтобы девочка могла учиться дальше без «особого» к ней отношения. Параллельно будет расследование, закрытый (!) суд, виновный получит свое. Будет получена компенсация. А эпизод не станет «вечным потрясением», на всю жизнь.
А теперь рассмотрим другой вариант. Девушка на собрании в классе рассказывает об изнасиловании. Она смакует детали, выступает на школьном радио и создает мини-музей на своей парте. С фотографиями и обрывками нижнего белья. Приезжают делегации из других школ, посещают ее музей. Она пишет книгу об этом событии в своей жизни. Вместе с ней весь класс чувствует себя униженным, они сплачиваются на почве перенесенной драмы, они будут помнить об этом всю жизнь и расскажут своим детям…
Резонен вопрос: разве в их психике не произошли необратимые изменения? Не станут ли они или их дети насильниками? Чувство мести или неудовлетворения не вырвется, не отыграется на других?
Опять вопрос: это девушке и ее одноклассникам зачем? Проще всего ответить — ради денежной компенсации.
Но этого не так просто добиться. И получится ли? Ведь есть много свидетельств того, что она со старшеклассником встречалась и не возражала против его прихода к ней в дом, с цветами встречала… И компенсируют ли деньги тот глубокий психологический урон, который связан со смакованием этой темы, урон на поколения?
Возможен вариант оправдания — месть. Но в психологическом плане месть не менее разрушительна, чем самоуничижение, особенно для молодых людей. Получается, что небольшое сообщество — школьный класс — обречено на моральную деградацию, и нет того мудрого и справедливого директора, который способен это остановить.
Смысл приведенного выше примера, думаю, понятен. Нам в Латвии уже много лет непрерывно твердят: нас оккупировали (изнасиловали), нас оккупировали (изнасиловали)… Создан даже музей этого события. Туда водят иностранных гостей и рассказывают о нашем унижении, которое не кончается, так как мы сами как бы этого хотим. Культивируется чувство ущербности. Идеологи государства не боятся отложения в генах поколений ощущения «вечноизнасилованных».
Тот же вопрос: для чего все это ? Простейший ответ: ради получения компенсации со страны — правопреемницы СССР. Хотя очевидно, как и в примере со школьницей, что это — труднодостижимая цель. Работу эту специалисты правомочны проводить, но публичное моральное самоуничижение, полагаю, пора прекратить. Или есть и другие цели у этой кампании?
Сразу хочу высказать свое мнение по поводу получения компенсации «за нанесенный урон». Если получится — я полностью «за». Потому что попадаю своим жизненным периодом в это время: родился и живу в Латвии всю жизнь. Но механизм этой компенсации должен быть следующим: деньги перечисляются в пенсионный фонд, идут на индексацию пенсий «пострадавших». Не «распиливаются» чиновниками для нужд бюджета и себя, любимых.
Для чего еще педалируется идея оккупации? Полагаю, что для оправдания недемократических шагов правящих в стране в отношении русскоязычного населения. Частично — месть, частично — как инструмент отстранения от реального управления страной неграждан, дискриминация по профессиям, создание преференций для коренной нации.
Третий момент — это стратегический инструмент сохранения «холодности» на границе блока НАТО. И ради этих целей наносится вред самосознанию латышского народа, разрушаются их ментальные связи с этой «вечнооккупированной» территорией…
Далее. Процесс может вполне стать необратимым. Недавно Отто Озолс в своей книге написал о том, что шведские банки как бы изнасиловали девственный латышский капитализм. Значит, стоит дождаться, когда, насытившись этим «девственным телом», они уйдут (не раньше!), и тогда можно будет открыто заявить об экономической оккупации Латвии этими коварными и опытными капиталистами. И потребовать от них компенсации.
Если к тому времени кампания по предыдущему получению компенсаций успешно завершится (упорства нам не занимать), то новый музей оккупации можно будет разместить в том же здании — просто сменив экспозицию. Будет музей экономической оккупации. Пока можно накапливать экспонаты. Их, полагаю, у многих достанет. К тому же это «экономическое изнасилование» будет у всех перед глазами: падение уровня жизни жителей Латвии в последние годы очень заметное.
После того как шведские банки вместе с шведскими пенсионерами слегка раскошелятся, можно подыскать и других «оккупантов». МВФ уже не раз упоминался в таком качестве. Надо только почетче все сформулировать. Да и Евросоюз нам благоденствия не принес… Вот и метод экономического существования наметился: оккупация нон-стоп.
Мне возразят: ведь был референдум о вступлении в Евросоюз, приняты законы о деятельности банков, согласованы правительством условия займов — все как бы по взаимному согласию. Но и в 1940 году тоже никто не возражал, и вождь обратился к народу, и должности по-честному распределили, и прожили мирно с оккупантами долгие годы.
Стало быть, только когда хлопнут очередные оккупанты дверью, тогда и припомним им все! Только выждем немного. Для надежности.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Сергей Рижский
А УЛЬМАНИСА ПРИЗНАТЬ ОККУПАНТОМ!
Адвокат Бриедис судится с Музеем оккупации
Соломон Бернштейн
Неназначенный чтец по полёту птиц
Оккупация и колониализм
Что лучше?
Александр Филей
Латвийский русский филолог
И кто ответит за оккупацию?..
Дмитрий Ермолаев
Журналист
Настоящая трагедия Латвии,
или Политический пиар на «геноциде» и «оккупации»