Исламофобия в её современном виде — явление новое и, как всякая фобия, иррациональное. Рационализация её, однако, как будет показано ниже, страхов не убавляет, но позволяет хотя бы осмысливать их. Использованный в статье термин «исламизм» — определение ad hoc, означающее политические и правовые амбиции радикального ислама.

Побудительных мотивов написать эту статью было два. Первый — для меня обычный: надоело ждать, пока это сделает кто-то другой. Второй — качественные источники Кавказского геополитического клуба, которыми снабдила меня блестящая Яна Амелина. Она же попросила меня не приводить имён и прямых цитат российских мусульманских богословов. Поэтому, как говорили при коммунистах, «есть мнение».

Приступим.
 

1. Есть мнение, что ислам неотделим от шариата. «Всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие» (1Ин.3:4). Исключение — российский ислам, где это разделение было осуществлено (интересно было бы сделать историко-правовое исследование того — как?).

Е.Д.Каширский пишет:
 

«Отметим ключевой момент для понимания ислама: мусульманин не мыслит себя вне шариата. Именно к нему устремлено растущее самосознание российских мусульман. Это поистине часть их программы в борьбе за осуществление своих прав как верующих. Они требуют права жить по законам шариата. Этого и следовало ожидать, поскольку, как мы сказали, в исламе право неотделимо от религии. (…) Поэтому мусульманское право выступает не только как собственно правовой инструмент, но еще и как мощное идеологическое оружие, социально-психологический фактор. Шариат невероятно мобилизует мусульман. Сама мысль о том, что надо жить по своему закону, а не по закону неверных, невероятно мобилизует».
 

Данное наблюдение подтверждает и практика СМИ: расхожим комментарием на тему мусульманского вторжения в Европу являются слова о том, что в мусульманских анклавах «полицейские появляются редко» и «жизнь тут течёт по своим законам».

Всё это, однако, является не чем иным, как посягательством на национальный суверенитет. Поскольку это территория страны, на которую право страны уже не распространяется. Если формула «чья страна, того и вера» для Европы уже (была) неактуальна, то формулу «чья страна, того и право» никто не отменял. До недавнего времени.

1.1. Существование параллельно двух правовых систем создаёт иллюзию действия «параллельного» права, хотя на самом деле создаёт ситуацию бесправия — аномии. Как следует из доклада Натальи Селюкиной, прочитанного ей на недавнем Левом форуме в Минске, в Чечне, например, к шариату «добавляется» еще и местное обычное право — адаты, в результате чего по факту устанавливается правовой произвол.

1.2. При таком правовом «мультикультурализме» возникает вопрос о том, кто же отвечает за страну? Селюкина, немного подумав над вопросом, ответила — Аллах. Этот ответ подтверждается многочисленными высказываниями российских исламских богословов. Российские ВКС нанесли бомбовый удар по позициям ИГ — есть мнение, что это Аллах явил свою милость. И наоборот.

1.3. При этом роль российского права, Конституции РФ и прав человека исламистами ничуть не отвергаются. Пока — пригодятся. Основной реакцией на выпады в адрес ислама были и остаются отсылки к Конституции РФ и особенно к свободе вероисповедания.

1.4. Вместе с тем, с позиций правоведа должен отметить, что «параллельное» существование шариата и «государственного» права невозможно, прежде всего вследствие различной их природы. В России (и не только) формально господствует школа естественного права, для которой характерно понятие «правового закона», прежде всего как социально обусловленного закона.

Иными словами, закон должен быть укоренён в социальной реальности и соответствовать ей. Шариат же укоренён в религии, социально не обусловлен никак, развивается крайне медленно, в основном путём толкований, и вместо того, чтобы отражать социальную реальность, формирует её.

 

2. Есть мнение, что ислам должен стать в России государственной религией. Этот тезис уже произнесён и сопровождается рядом сопутствующих тезисов. В частности, говорится (и отнюдь не только исламистами, но и христианами), что светское государство с его принципом отделения церкви от государства надо отменить.

Причины появления таких высказываний понятны — наступление агрессивного либерализма («права ЛГБТ», феминизм, «права детей», ювенальная юстиция, детские группы смерти и т.д. и т.п.) прежде всего на неписаное обычное право и отсутствие государственной идеологии объективно (как кажется) вынуждают обращаться к религии.

Конституционное «признаваемое идеологическое разнообразие» на деле оказалось безыдейностью и, как результат, идеологической беззащитностью. Проблема в том, что религия вообще и ислам в частности эту задачу не решит. Но последствия будут катастрофическими.

2.1. Начну с того, что в России выросло уже пять поколений, незнакомых с практикой «государственной религии» и одно — с практикой «государственной идеологии» с её «руководящей и направляющей силой». Зато в Прибалтике уже выросло поколение, знакомое с практикой «государственного языка». Опыт — ужасен. При этом «государственный язык» — это цветочки по сравнению с «государственной религией».

2.2. Государственная религия категорически и неизбежно сворачивает шею правам человека. Сразу же. Поскольку «человек, его права и свободы» не могут быть «высшей ценностью» по определению — творение не может быть выше Творца. И в этом корень моего, как правозащитника, конфликта с исламистами и другими поборниками «государственной религии» — если «при мне» верующие имеют право на существование и защищены свободой вероисповедания, то «при них» я, как правозащитник, права на существование не имею. При этом исламисты какое-то время могут и подождать с искоренением прав человека — так, например, ч. 6 ст. 2 Конституции Исламской Республики Иран провозглашает «благородство и высшую ценность человека и свободы и его ответственности перед Богом, что обеспечивает равенство…». Но ценности иерархичны по своей природе, и кому-то придётся верховенство уступить — или Богу, или человеку.

2.3. «Государственная религия» задаёт совершенно другую модель равенства вместо привычной: «горизонтальная» модель заменяется «вертикальной». Вместо «все (формально) равны между собой» появляется «все равны перед Богом». С учётом глубокой религиозности российского/русского правосознания борьбу с коррупцией, например, можно даже не начинать:
 

«Городничий: Ну а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы...»
 

Нормативное неравенство тоже приобретает новые черты, поскольку всякая человеческая жизнь бесценна, но жизнь правоверного — особенно…

2.4. До сих пор так и не сложившуюся идею российского гражданства можно будет смело отложить в сторону. Идея гражданства в общем случае является производной от идей свободы и равенства. «Государственная религия», «свобода в Боге» и «равенство перед Богом» решительно возвращают Россию к «подданству».

2.5. До сих пор складывающиеся понятия «народ» и «нация» также претерпят решительную трансформацию. Какой народ, согласно преамбуле Конституции Исламской республики Иран, живёт в этой стране? Правильно — «мусульманский». А нация какая? Правильно — «исламская». «Православный народ (люд)» — тоже бывшая российская реальность.

2.6. Ни в малейшей степени не являясь религиоведом, всего лишь в качестве попутного замечания укажу на то, что рядом с тезисом «ислам должен стать государственной религией» на месте православия — глубокомысленное молчание исламистов. Зато многочисленны ссылки на «пророка Ису», что подводит к мысли о том, что исламизм в принципе может поставить перед собой задачу ассимилировать христианство. И выполнить её. Ещё раз, это — замечание даже не дилетанта, а неуча.


3. Есть мнение, что следует начать (обратный) синтез религии и права. Это мнение следует выделить в отдельный тезис.

Идея «закона» изначально — религиозная, и потребовалась масса усилий для того, чтобы отделить право от религии, причём до конца этот процесс не был доведён, о чем свидетельствует остаточный феномен «церковного права». Но идея начать обратно сближать право и религию — звучит.

Так, например, спикер парламента Турции Исмаил Кахраман ровно год назад заявил: «Важно отметить, что новая конституция не должна быть светской. Необходимо обсуждать религию. Она не должна быть нерелигиозной, эта новая конституция, она должна быть религиозной конституцией».


4. Отношение российских мусульман к ИГ подаётся СМИ двояко: часть российских мусульман повелась на пропаганду ИГ и отправилась воевать за «халифат», этой частью «надо заниматься», но при этом она маргинальна, а большинство мусульман России «халифат» осуждают.

При чуть более глубоком изучении вопроса выясняется, что главная причина для осуждения «халифата» — не в том, что он пронизан человеконенавистничеством и преступен по сути своей.

Есть мнение, что «халифат»… неправильный. «Правильный» же халифат не является результатом самопровозглашения; «халиф» появляется путём избрания со стороны всего мусульманского мира и в особенности его лидеров, которые контролируют свои территории и обладают на них реальной властью. Исполнение пророчества тоже может пойти на пользу.

Короче, «халиф» — это сapo di tutti capi, только в ранге главы не мафии, а государства. Это и есть халифат, уже без кавычек, существование которого российские мусульманские лидеры с радостью бы одобрили. Потому как он — правильный.

4.1. При том что «халифат» — государство, такой подход взрывает всю систему международного права, точнее, ту его часть, которая отвечает за реализацию «права на самоопределение». Право это, как известно, двухсоставное, и для появления нового государства на карте мира необходимы как корректно осуществлённое право на самоопределение, так и признание со стороны других государств. Без второго государство существует в статусе «непризнанного государства». Та же судьба постигла и ИГ, но, как было показано, по другой причине — Аль-Багдади проигнорировал «сходняк». Или «конклав», если кого-то коробят криминальные аналогии. При этом характерно, что на пример Ватикана, как «католического государства», исламисты не ссылаются.

4.2. После неподтверждённой до сих пор гибели Аль-Багдади ИГ продолжает оставаться в массовом сознании анонимным, что приводит к тому, что никаких разговоров о «Нюрнберге» для ИГ не ведётся. И это — само по себе крупное идеологическое поражение, так как тем самым косвенно признаётся, что современное международное право на исламистов не распространяется. Уничтожить — да, судить — нет. Как следствие, сама идея «халифата» и способа его «правильного» возникновения находится, по сути, вне международной критики.


5. Напоследок — несколько сопутствующих замечаний.

5.1. С некоторых пор стал отмечать в публикациях СМИ и даже в научной литературе термин «исламофашизм». Так как про фашизм понимаю несравненно больше, чем про ислам, то должен решительно против данного термина возразить — исламизм интернационален, по меньшей мере формально, а агрессивный национализм — главный двигатель фашизма/нацизма. При этом должен отметить, что другие идеологические составляющие исламисты всё-таки из фашизма заимствовали, и речь идёт о палингенезисе, популизме и революционности.

Вот как описывает, например, исламистский палингенезис для Поволжья Раис Сулейманов:
 

«После провозглашения «Исламского государства» 29 июня 2014 года его сторонники попытались обосновать концепцию «возвращения в халифат» Поволжья, опираясь на историческое прошлое региона. Согласно их объяснению, в 922 году эмир Волжской Булгарии Алмуш принял ислам от багдадского халифа и духовно признал своё подданство исламскому халифату. Спустя почти 1100 лет появился новый багдадский халиф. Соответственно, Поволжью необходимо повторить своё вхождение в состав нового исламского халифата в качестве вилайета Идель-Урал».
 

5.2. Исламизм плевать хотел на разработанную Римским клубом «концепцию нулевого роста», частично по умолчанию признанную западным миром. Коротко суть этой концепции в одновременной остановке как промышленного роста (и, как следствие, потребления), так и рождаемости. Западный мир объективно остановил рождаемость («права детей», «права ЛГБТ» и пр. активно способствовали этому), но не смог заставить себя отказаться от промышленного роста. В исламском мире картина зеркальная — практически никакого промышленного роста и неконтролируемая рождаемость. Согласно открытой Михаилом Делягиным «технологической пирамиде» исламскому миру достаются исключительно технологические «объедки». В результате того, что западный мир не смог самостоятельно ограничить своё потребление (а собирался это сделать!), у него не мог не развиться определённый комплекс вины перед исламистами, который тоже следует записать в каталог иррациональных факторов, обуславливающих исламофобию. Никто не любит быть виноватым.

5.3. Вместо заключения. Иррациональные страхи вызывают иррациональные реакции и в результате приводят к власти ультраправых с их универсальной политической отмычкой ко всем дверям: вот выгоним чужаков, и будет всем счастье. Не будет. Проверено, и научно обосновано, и второго шанса этим ребятам давать не надо. Однако возникает вопрос с собственной позицией: государственную идеологию я не хочу, особенно когда она направлена прямо против меня (в Эстонии, где я живу, это русофобия), государственную религию — тем более, а гражданская религия в виде «прав человека» уже так коррумпирована агрессивным либерализмом, что превратилась в скверный анекдот.

Есть мнения?

 

Об авторе: Сергей Середенко — mag.jur., правозащитник, с 2004 по 2014 — русский омбудсмен в Эстонии. Заведующий сектором права в Институте европейских исследований (Рига, Латвия), эксперт Международного института новейших государств. Автор книг «Русская правда об эстонской конституции», «Правый радикализм в партийно-политических системах современных европейских государств» (с Н.В.Ереминой) и «Преследование правозащитников в Прибалтике» (с А.В.Гапоненко и М.Ю.Русаковым).