К вопросу послевоенной (после 1945 года) русификации Латвии в нашем обществе и сегодня подходят по-прежнему излишне эмоционально. Как бы само собой разумеется, что процесс этот носил скорее политически навязанный характер со стороны руководства СССР. И даже несмотря на достаточно единую судьбу всех трех прибалтийских стран, очень редко кто замечает, что русификации Литвы, к примеру, не произошло.

%script:googleAdSense%

Т.е. странным образом «теория коммунистического заговора» именно в Литве не работает. А среди тех, кто замечает, все равно существует расхожее мнение о «хороших» и «плохих» советских национальных коллаборационистах. Т.е. Снечкус — он в душе еще тот «партизан», а Калнберзин — «худшейший предатель».

Между тем в своем материале попробую доказать, что данный процесс не явился результатом специального политического решения, а произошел скорее из-за комплекса причин: демографической ситуации и экономических запросов послевоенного развития.


Посчитаем уровень «латышскости»

Хотел бы сразу извиниться за несколько сухой язык цифр и прямолинейность формулировок. Возможно, кто-нибудь увидит в цифрах статистики судьбы своих родных и близких. Так что извините, если что, за излишне сухое, равнодушное изложение. Опираться в своих доказательствах буду на итоги переписей населения Латвии 1925, 1930, 1935 года (они есть в доступе CSB) и итогов переписи СССР 1959 года (см. в используемых источниках).



Как видим, довоенный уровень «латышскости» Латвии составлял от 68,3% в 1897 году до 75,5% в 1935 году. Правда, надо отметить, что в 1935 году, по отзывам историков, данный показатель в угоду К.Улманису переписчики немного (в пределах 1,5%) подтянули. Была еще перепись 1943 года, проведенная в оккупированной нацистами Латвии с целью выяснения мобилизационного потенциала, но результаты ее мне найти не удалось.

Из графика четко видно, что основным триггером, запустившим русификацию, явилась Вторая мировая война. Что же произошло во время войны такого в Латвии и не произошло, скажем, в Литве?

Основным методом исследования я избрал моделирование естественной убыли населения, исходя из результатов переписи «мирных» лет: 1925, 1930, 1935 гг. и переноса данных с выявленной тенденцией в будущее.

Берем для примера поколение детей от 0 до 4 лет в 1925 году и замеряем изменения количества этих возрастов в 1930 году, когда им уже 5-9 лет, далее смотрим 1935 год, где им уже 10-14 лет. Проведя данные расчеты для всех категорий возрастов от 0 до 100+ лет, можно с относительной точностью перекинуть мостик из 1935 года в 1959-й и сравнить возможную демографическую перспективу при неизменном — мирном развитии событий с реальной ситуацией, описанной переписью 1959 года как итогом произошедших грозных лет.


Что такое «сверхсмертность»

Сделаю еще короткое отступление для пояснения такого термина, как «сверхсмертность», т.е. смертность сверх естественного уровня. Если судьба человеку умереть от болезни, скажем, в 35, но за неделю до указанного события его поставил к стенке злой оккупант, то сверхсмертностью такое событие не является. Умер бы все равно в достаточно короткий промежуток времени. А вот если судьба отмерила 80 годов, а война прервала жизнь в 25, то таковое положение уже является сверхсмертностью.

И конечно, понятно, что уровень естественной смертности убыли для каждой категории возрастов и пола разный: чем старше — тем смертность выше, а женщины еще к тому же дольше живут.

Привожу табличку с приблизительной средней естественной смертностью населения в зависимости от возраста, рассчитанной по данным переписей 1925, 1930, 1935 годов (более точная слишком велика и использовалась непосредственно в расчетах):



То есть такие данные на коротком промежутке времени (для любителей считать точно необходимо учесть, что процент — сложный) можно приложить, к примеру, так: известно, что в первую депортацию 1941 года смертность высланных составила около 34%. Соответственно с 1941 по 1959 год прошло 4 пятилетки, и, грубо, смертность составила 8,5% в пятилетку.

Так как высылали семьями, то медианный, средний возраст, скорее всего, соответствовал медианному, среднему возрасту всего населения на 1935 год — 31 год, с соответствующей естественной смертностью — 2,5 %.

Отсюда делаем вывод, что смертность в условиях депортации — 8,5%. То есть в три раза выше естественного уровня смертности в домашних, мирных условиях. Итого сверхсмертность — около 6% в пятилетку. Соответственно сверхсмертность, которую можно отнести как исходящую из фактов депортаций, составит порядка 24% из 34% потерь всего.

Столь подробно я остановился на этом примере для понимания, как работает принцип расчета сверхсмертности и, скажем, перспективной (будущей) демографической ситуации в отсутствии причин, вызывающих сверхсмертность — убыль населения.


Сравним «кровавость» двух режимов

Ну и если все-таки пойти до конца и сравнить такие преступления, как сталинские депортации и, скажем, холокост, то путем нехитрых подсчетов мы получим следующие результаты:

Жертвы депортаций 1941 и 1949 года:

— выслано в 1941 году — около 16 тысяч
— выслано в 1949 году — 42 тысячи

— сверхсмертность составила по 1941 году — 6% в пятилетку
— сверхсмертность по 1949 году — 3,5% в пятилетку

Итого: невосполнимых жертв, которых нельзя отнести к естественному ходу событий: по 1941 году — 3840 и по 1949 году — 2940. Итого приблизительно — 6780.

Жертвы холокоста: по переписи 1935 года в Латвии проживало 93 479 человек еврейской национальности, а вот по переписи 1959 года осталось лишь 36 592 человека. Таким образом за годы войны Латвия лишилась более 60 тысяч евреев. И простое вычитание двух цифр будет достаточно грубым, поскольку за 15 послевоенных лет еврейское население все-таки свою численность естественным образом нарастило. Итого более 60 тысяч жертв и уровень сверхсмертности — почти 70%.

Наверное, после сравнения этих цифр можно в достаточной мере оценить и тяжесть преступлений двух тоталитарных режимов. Можно ли их просто взять и уравнять? Конечно же, нет.

И чтобы совсем закрыть вопрос о влиянии депортаций на мои подсчеты, то за исключением уровня сверхсмертности, они не повлияли никак. Дело в том, что к 1959 году (моменту переписи) практически все спецпереселенцы домой вернулись.

Это подтверждается следующими цифрами: в 1939 году по переписи на территории СССР (Латвии еще в составе нет) проживало: 114 476 латышей и 13 869 латгальцев (так и записано), а вот в 1959 году на территории СССР вне Латвии проживало уже 101 658 латышей (латгальцев отдельно уже не учитывают).

Уменьшение почти на 30 тысяч «российских» латышей я бы связал с двумя факторами:

1) Национальные латышские формирования РККА до 1944 года формировались за счет призывной базы латышей, проживавших в России. Были, соответственно, военные людские потери.

2) После войны часть «российских» латышей вернулись в Латвию. К слову, данный процесс медленно продолжается и до сих пор. По переписи 2010 года в РФ проживало 18 979 латышей.

И приведу еще несколько интересных фактов:

Наряду с евреями с национальной карты Латвии после войны были стерты и немцы (т.н. остзейские немцы). Их судьба, конечно, не настолько трагична: их выселили, принудив к эмиграции. Но тем не менее, если в 1935 году было переписано 62 144 немца, то в 1959 году их в Латвии осталось 1609 человек.

Интересно, но в довоенной Латвии миграционное сальдо было скорее
положительным (до 1935 года). Это особенно заметно по детско-юношеским возрастам от 10 до 24 лет. В моей таблице их естественная смертность оценена в 1,5%, а на самом деле она была выше (около 2%). Однако благодаря положительной миграции общий показатель снизился до 1,5%. С учетом въезда и их родителей я бы оценил абсолютно положительное сальдо около 1500-2000 человек в год.


Посчитаем дебет/кредит мужчин и женщин

Ну и теперь перейду непосредственно к результатам ожидаемого демографического развития в мирном варианте и суровой действительности описанной переписью 1959 года. А получили мы следующий график, где столбики обозначают возраст поколения мужчин на 1940 год, а абсолютные цифры показывают нехватку или прибыток к 1959 году по сравнению с их прогнозируемой численностью, если бы не было войны:



Из расчетов видно, что к 1959 году на территории Латвии мужчин, которым в 1940 году было 5-9 лет, оказалось гораздо больше естественного уровня (столько просто не родилось). А вот в других возрастах — как раз наоборот: острая нехватка. И все это уже с учетом того, что рабочая миграция в Латвию составила к 1959 году около 380 тысяч человек.

Даже человек невоенный сможет догадаться, что данная нехватка мужчин в таких возрастах есть результат мобилизации и войны. Причем поколению, которому на 1940 год было 40-44 и выше, повезло значительно больше. Его наличный уровень с перспективным практически сходятся. События войны коснулись его гораздо в меньшей степени. Как общий итог: дефицит мужчин составил около 65 тысяч человек.

А что женщины:



А с женщинами — ровно обратная ситуация. Их переизбыток, и причем в активных возрастах. (Ох, и составили понаехавшие, наверное, конкуренцию местным девушкам!) Причем их общий профицит как-то более-менее совпадает с мужским дефицитом (тоже около 65 тысяч).

На мой взгляд, данные половозрастной демографической пирамиды вполне ясно говорят о том, что приезд больших масс людей явился типичным перетоком рабочей силы. Сразу после войны народное хозяйство Латвии имело промышленность, относительно не разрушенную инфраструктуру и жилой фонд. Требовались только рабочие руки.

И еще позволю себе небольшое отступление. Честно говоря, заинтересовал переизбыток мужчин и женщин в возрасте 5-9 лет на начало войны — в свете, так сказать, несостоявшейся выставки «Угнанное детство». Конечно, мне могут возразить, что скорее всего попали они на территорию Латвии уже после войны, когда было им от 15 до 30 лет. Но по цифрам ведь вполне могли попасть и во время войны — и сильно не единично.

Первичный статистический материал вполне весом и позволяет выдвинуть таковую гипотезу: количество пригнанных из Белоруссии и России детей вполне могло достигать 10-15 тысяч человек.


Почему Латвию «русифицировали», а Литву — нет

Я думаю, большинство читателей к этому моменту уже смогли ответить на вопрос, а почему демография (особенно мужская) так пострадала во время войны в Латвии и не пострадала в Литве? Ответ прост: активный военный коллаборационизм и формирование национальных дивизий СС.

Причем основным ударом для демографии послужили не столько высокие прямые военные потери (а они были вполне на уровне РКК: почти каждый третий призванный — погиб), сколько высокая степень эмиграции — тримды, последовавшей при наступлении Красной армии. То есть участие латышей в легионе СС потянуло самый большой эмиграционный поток — бегство.

Скажем, послевоенная эмиграция в Литве была раза в два меньше количественно, несмотря даже на двукратно большее количество жертв локального холокоста. На момент переписи 1935 года в Латвии насчитывалось 1,47 млн. латышей. В 1959 году – 1,297 млн. То есть даже по прошествии 14 послевоенных лет латышский народ не смог нарастить, в отличие от тех же литовцев, свой довоенный численный уровень. К слову, он не смог его нарастить уже никогда.

Максимальное кол-во латышей приходится на перепись 1989 года — 1,387 млн. Поразительно, насколько комплексы, легкие идеи, захватившие основные настроения элит, могут различаться в различных странах с практически одинаковыми условиями. (Литва vs Латвия и Эстония [или Латвия и Эстония] vs Финляндия).

Два царских генерала: Бангерскис и Маннергейм, два осколка одной империи и новообразованные государственности — но насколько по-разному трактовались и проводились элитами национальные интересы.

Финляндия начала войну на стороне Германии, но уже в 1943 году (после Сталинграда) начала тайные консультации по выходу из войны. В то же самое время латышская элита в своей основной массе агитировала за создание легиона и ратовала за скорейшее вступление в войну.

И опять же, в сентябре 1944 года финны начали боевые действия против немцев, а тот же Бангерскис даже за 1,5 месяца до победного мая (когда всем уже все было ясно) по-прежнему пишет воззвания о борьбе за Гитлера до победного конца.


И кого теперь винить?

Исследуя статистику, очень четко понимаешь, насколько велика роль личностей в истории и насколько велика цена ошибки и ответственности за неправильные решения. Причем ошибки эти измеряются уже отнюдь не ущемлением чьих-то амбиций, а измеряются вполне количеством оставшихся людей.

Если говорить о конкретных цифрах, то этот излишне активный коллаборационизм на стороне нацистской Германии стоил демографии латышей около 100-120 тысяч человек. (Всего за время войны убыль составила около 210-230 тысяч.) 100-120 тысяч относительно молодых мужчин, конечно, сыграли бы очень важную демографическую роль в послевоенном развитии.

И если «оживить» эту убыль и подставить ее в расчеты, то в 1959 году латышей в Латвии было бы приблизительно 1,42-1,45 млн., что соответствовало бы 67% от всех жителей и соответствовало бы «естественному» довоенному уровню. Латвия демографически повторила бы путь Литвы — со всеми вытекающими из этого выводами. И безо всяких «мигрантов-оккупантов».


Используемые источники:
1. CSB-исторические публикации,
2. Перепись СССР 1959 года,
3. Demographics of Latvia,
4. Население Латвии.