Проблемы с положением национальных меньшинств, возможностью использования ими своего языка и обучения в школах на родном языке являются «визитной карточкой» стран Балтии. Международными правозащитными организациями неоднократно было сказано о нарушении прав поляков в Литве и русских в Латвии и Эстонии. Парадокс в том, что балтийские республики, несмотря на это, по-прежнему считают себя образцами европейских стран для остального постсоветского пространства.
 
Сразу оговоримся: в так называемой «старой Европе» тоже не все так однозначно с отношениям к нетитульным этносам, их языкам и образовательным учреждениям. В Балтийских странах не подписали Европейскую хартию о региональных языках, но Франция, к примеру, не подписала Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств. Не только прибалты могут перегибать палку и нарушать фундаментальные права и свободы, защищая свои вымирающие национальные культуры. В Исландии, например, существует реестр исконно исландских мужских и женских имен. Недавно там разразился скандал: родители назвали новорожденную дочку Генриеттой, и власти на этом основании не дали девочке исландского гражданства.
 
Поэтому речь идет не о частных случаях, которые могли бы оправдать страны Балтии («не одни мы, европейцы, в Европе такие»), а о том, является ли их языковая, образовательная и культурная политика магистральным подходом в отношении нацменьшинств в современной Европе.
 
Однозначный ответ — нет, не является. Более того, прямо противоречит этому магистральному подходу.
 
Возьмем крупнейшую европейскую страну — Германию. Практически идеальное мононациональное государство — из 75 миллионов населения к автохтонным национальным меньшинствам относится 250 тысяч человек. Из них на севере страны 50 тысяч датчан и около 15 тысяч северных фризов. Северные фризы имеют ряд культурных учреждений и один научно-исследовательский институт (к слову, в Эстонии в этом году под благовидным юридическим предлогом были закрыты даже частные вузы, преподававшие на русском языке. Не говоря уже о том, что преподавание в государственных вузах на негосударственном языке в странах Балтии было запрещено сразу после провозглашения независимости). Кроме того, западно-фризский вариант фризского языка является официальным языком района Фрисландия в Нидерландах.
 
Что касается датчан, то если в северном приграничье Германии живет датское население, то в южном приграничье Дании — немецкое. С 1955 года между ФРГ и Датским королевством действует соглашение о симметричной и скоординированной поддержке обоих трансграничных меньшинств.

А теперь сравним это с бесконечными дрязгами между Польшей и Литвой. В их отношениях тоже действует зеркальный принцип: в ответ на закрытие польской школы на юге Литвы закрывают литовскую школу на севере Польши, затем литовский президент разражается оскорбительной филиппикой в адрес польского, тот отвечает ей тем же, затем начинают штрафовать за надписи и названия на польском языке… в общем, такие вот «добрососедские» отношения.
 
Кстати, Польша ведь граничит еще и с Германией, и точно так же, как с Литвой, в западном приграничье Польши живет автохтонное немецкое население, а в Германии живут десятки тысяч поляков Рурского края, переселившихся туда на заработки во время индустриальной революции XIX века, и теперь признаваемых федеральными властями автохтонным национальным меньшинством.
 
И при том, что в истории между Польшей и Германией было много сложных и неприятных моментов, а антинемецкие настроения в польском обществе не уступают антироссийским, в наши дни проблем с положением немцев в польской Силезии что-то не возникает.
 
Быть может, это оттого, что Германия не именует «пятой колонной» поляков Рурского края?
 
Особенно следует остановиться на понятии автохтонного национального меньшинства. Германия признала таковым польское население Рурского края, переехавшее туда в XIX веке. Латвия с Эстонией отказались подписывать Европейскую хартию о региональных языках на том основании, что их русскоязычное население, якобы, не является автохтонным. Но как же так? Ведь в Латвии русские живут с XVII века, а среди русских гимназий, которые сейчас последовательно пытаются закрыть власти Эстонии, есть такие, которые берут свое начало с XVIII века.

Русскоязычное среднее образование появилось в Эстонии на век раньше образования на эстонском языке! Не говоря уже об эстонском северо-востоке (уезд Ида-Вирумаа) — исторически территории компактного проживания русскоязычного населения. Под такие регионы как раз и принималась хартия о региональных языках: по идее, именно на северо-востоке Эстонии должен быть региональный местный язык, русскоязычная топонимика, русскоязычные школы и проч. Но нет: русские в Латвии и Эстонии не являются автохтонным населением — они пришлые инородцы и оккупанты, и все тут!
 
Примечательно, что многие правые политики, общественники, публицисты в странах Балтии относят их к Северной Европе, пытаясь, видимо, таким образом, избавиться от образа депрессивных и дотационных восточных европейцев, представ хотя бы в собственных глазах прогрессивными скандинавами. Но их попытки тщетны, стоит обратиться к гуманитарной политике скандинавских стран. Помимо уже поминавшейся Дании, особенно важен пример Финляндии — ведь Финляндия тоже граничит с «путинским Мордором» — Россией, а для соседней Эстонии является идеалом и высшим ориентиром в своем общественном развитии. В Финляндии официально зарегистрировано автохтонное шведское нацменьшинство.

Финские шведы (проживающие преимущественно в северо-западном приграничье) составляют 5% населения Финляндии, которая много столетий входила в состав Шведского королевства и развивалась под его культурным влиянием — то есть ситуация, аналогичная литовским полякам в Вильнюсском крае и историческому развитию отношений Польши и Литвы.
 
Так вот: в Конституции Финляндии закреплено двуязычие, шведский и финский языки в стране равноправны.

Законодательно прописано и право ребенка получать образование на родном языке: в шведских школах финский является обязательным иностранным языком, а остальные предметы преподаются на шведском. В финских школах главный и обязательный к изучению иностранный язык — шведский.
 
Так что претензии прибалтов в силу географической близости и общего выхода к Балтийскому морю называть себя частью Скандинавии, мягко говоря, не адекватны действительности. Их ключевая черта в национальном вопросе в том, что они все время лукавят. Называют много веков живущее в Прибалтике русскоязычное население («старых русских», как еще говорит старшее поколение в Латвии) «советскими оккупантами». Называют свои страны мононациональными при том, что местное население на этих землях много веков развивалось параллельно с немецким, русским, шведским. Под сильным влиянием их государственности и их исторической традиции.
 
Сегодня же Латвия и Эстония — это в чистом виде двухобщинные государства. В Бельгии 31% населения составляют франкоязычные (в Латвии русскоязычных — 37% населения).
 
С 1967 года страна разделена на четыре языковые зоны: французскую, фламандскую, немецкую и Брюссель. Официальная документация в каждой из зон ведется на своем языке. Территорией стопроцентного многоязычия является Брюссель, потому что в столице все языковые общины перемешиваются.
 
Казалось бы, чем не пример для Латвии: пусть Латгалия будет русской языковой зоной, Курземе, Видземе и Земгале — латышской, а Рига будет территорией двуязычия. Но любой латышский политик из правящих партий на такое предложение вам тут же скажет, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! И никакая Бельгия не указ.
 
Примечательно, что большинство подобных политиков мечтают переехать на работу как раз в Бельгию — в многоязычный и мультикультурный Брюссель.

И их там даже принимают, хотя национальная политика латышских и других прибалтийских политиков не имеет ничего общего с магистральным европейским решением этого вопроса. В какой-то мере это тоже по-европейски: ведь европейская культура базируется на индивидуализме и свободном выборе. Западные, северные, центральные европейцы выбрали национальное согласие, примирение и общее процветание в своих странах.

Прибалтийские европейцы выбрали отчуждение, рознь, эмиграцию и политический бизнес на этническом противопоставлении при фактическом разрушении экономики, культуры, социальной сферы. Что ж, это их свободный выбор