---

☞ Окончание. Начало здесь

---

 

Вопрос: — И всё же, откуда могла появиться цифра — 220—250 тысяч погибших?

Ответ: — С потолка.

Ведь если мелькают слова «установить количество жертв не представляется возможным», значит, цифру погибших можно называть любую.
 

Во всех материалах расследований главными и единственными доводами являются не факты или документы архивов и экспертов, а предположения: «магчыма», «магло быць», «здаецца», «напэўна», «мяркуем», «мусіць», «калі дапусціць» и т.д.
 

Попробуем оценить количество возможных жертв НКВД с технической точки зрения.

Как известно, подавляющее большинство приговоров в 1937—1938 гг. было вынесено внесудебными органами в рамках так называемых «массовых операций» НКВД (приказ №00447 от 30 июля 1937 года).

Закончились массовые расстрелы после прихода в НКВД Л.Берии принятием совместного постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года №81 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия».

Таким образом, массовые репрессии официально продолжались 473 дня, а за вычетом выходных и праздничных дней, когда суды не работали, — 399 дней.

Если верить данным оппозиционного сайта «Белорусский партизан», с июля 1937 по ноябрь 1938 года НКВД арестовал в Белоруссии (до воссоединения) не менее 54 845 человек, из них половина была расстреляна.

В Минске к высшей мере наказания были приговорены 1170 человек.

Из свидетельских показаний видно, что в НКВД было два «чёрных воронка», в которых возили людей на расстрел. В них загружали по 15-20 человек.

Вот как описывает ситуацию свидетель С.Н. Харитонович, который с 13 января 1937 года работал в органах НКВД:
 

«Служил выводным во внутренней тюрьме, которая располагалась во дворе здания НКВД. Работал я здесь до ноября 1938 года, т. е. почти два года.

На казнь арестованных возили преимущественно вечером или ночью, днем практически не возили. И, как правило, на «черном вороне».

Когда я дежурил, заключенных приходилось выводить каждую ночь, а в 1938 году… уже расстреливали меньше.

Тогда начали арестовывать самих работников НКВД, в том числе и тех, которые принимали участие в допросах и расстрелах».
 

Аналогичные показания давали и другие очевидцы, служившие в то время в НКВД.

Позняк же нарисовал другую картину.

Он утверждал, что на расстрел заключённых возили «трижды в день — утром, в 14 часов и вечером, когда стемнеет» машинами, а не автозаками.

Во второй половине 1937 года место огородили и смертников якобы стали привозить по другому графику: после обеда, под вечер и всю ночь.

Когда начали разбираться, кого же возили, и что же за стрельба могла быть в урочище, то оказалось — на стрельбище НКВД.

В те годы в Минске располагался штаб 226-го конвойного полка внутренних войск НКВД, 1, 2 и 3-й дивизионы, полковая школа, хозяйственная команда и ряд других служб.

В книге «Внутренние войска МВД Республики Беларусь. История и современность» (А.М.Литвин — Минск, 2006) отмечено, что с 1930—1931 учебного года на командирскую подготовку в войсках ОГПУ было отведено 42 часа в месяц вместо 6—8 часов, предусмотренных ранее.

В основу обучения был положен принцип — учить войска тому, что потребуется на войне.

Третья часть занятий должна была проводиться в ночное время.

Наличие учебного полигона и расположенного на его территории стрелкового тира дают совсем другое объяснение дневным, вечерним и ночным приездам машин с людьми в форме НКВД и регулярной стрельбе на протяжении пяти лет, о которых вспоминали жители окрестных деревень: «слышали, как стреляют».

Позняку осталось только слегка изменить свидетельские показания, заменив по смыслу слова «стреляли» на «расстреливали».
 


 

Вопрос: — Кто же мог давать искажённые показания?

Ответ: — Дети бывших полицаев, других предателей и их родственники, по понятным причинам подыгравшие Позняку.

Вблизи деревень Цна, Цна-Иодково, Малиновка, Зелёный Луг находились фашистские воинские и охранные части (рота литовцев, охранявших торфяное предприятие, пункт ПВО, немецкий гарнизон на базе совхоза «Зелёный Луг», опорный пункт гестапо в Кожухово).

Все они привлекали местных жителей в качестве своих помощников и осведомителей. Об этом имеются архивные документы.

Были и другие «свидетели», которые за бутылку могли подписать что угодно, как это было в период работы комиссии по признанию участников Минского партийного подполья в годы войны.
 

Вопрос: — А зачем было на территории полигона рыть ямы и насыпать песчаные площадки?

Ответ: — Те, кто служил в армии, знают, что на территории полигона всегда есть ямы, где добывают песок, чтобы делать трассировку, отмечать «исходный рубеж», «огневой рубеж», «линию открытия огня», места для чистки оружия и т.д.

Прямоугольные же песчаные площадки сотрудники НКВД использовали в ходе занятий вместо борцовских ковров для отработки приемов рукопашного боя.


Вопрос: — Могли ли заключённых расстреливать из винтовок таким образом, чтобы пуля прошивала нескольких человек?

Ответ: — Читаешь эту чушь и думаешь — до какой степени был профаном в военном деле Позняк, чтобы заявлять: «Патронаў шкадавалі».

Сотрудники НКВД как один свидетельствовали, что при расстрелах винтовки не использовались.

Из показаний А. Знака, бывшего надзирателя внутренней тюрьмы НКВД:
 

«Я выдавал сотрудникам оружие и боеприпасы к нему. В частности, работники комендатуры, как правило, пользовались револьверами «Наган»… По их словам, этим оружием они расстреливали приговоренных к смертной казни «врагов народа».
 

То же утверждает бывший вахтёр комендатуры НКВД С Захаров, свидетели Михайлашев Н.А. и Стельмах И.М., в довоенные годы служившие в органах НКВД БССР.

При расстреле, кроме конвоя, всегда присутствовал начальник учетно-архивного отдела НКВД. До войны им был некто Розкин, который составлял акт о приведении приговора в исполнение. Потом его тоже арестовали.

Поскольку приведение смертных приговоров в исполнение проводилось в режиме строгой секретности, в них участвовали строго определенные работники комендатуры.

В автозаках конвоиров, вооруженных винтовками просто быть не могло — негде развернуться.

 

Вопрос: — Почему так легко на веру принимались одни показания и игнорировались другие?

Ответ: — Изучая документы в Национальном архиве Республики Беларусь, мне многократно приходилось знакомиться с теми или иными свидетельскими показаниями.

Все они обычно начинаются с ознакомлением со статьёй об ответственности за дачу ложных показаний. Конечно, под роспись.

Оказывается, Зенон Позняк не входил в состав правительственной комиссии. Он был лишь приглашен для участия в проведении раскопок.

В помощь ему руководство Института истории АН БССР выделило его же «аднадумцаў» — научного сотрудника отдела археологии Н. Кривальцевича и аспиранта О. Иова.
 

Собирая свидетельские показания, они не имели юридических оснований требовать от своих собеседников говорить «правду и только правду», потому не несли никакой ответственности за публикацию лживых показаний.

Как ни странно, но прокуратура вела себя так же.
 

Вопрос: — А вы сами обращались к архивным материалам?

Ответ: — В августе 2018 года я воспользовался отпуском и посвятил несколько дней поиску в Государственном архиве Минской области доказательств преступлений фашистов, совершенных возле Логойского тракта и Зелёного Луга.

Основным источником информации были «Протоколы допросов свидетелей о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками над мирными гражданскими и военнопленными в г. Минске и его окрестностях» (фонд 1408, опись 87, дело 124).

На глаза попались показания Д.У. Михалевича, А.И.Юшкевича, Н.П. Ероховца, которые указали, что кроме прочих мест, «много расстрелянных было в совхозе «Зелёный Луг», массу людей расстреляли на Логойском шоссе, в общем, таких ям всех не учесть».

Ероховец также упоминал о сжигании немцами вещей расстрелянных евреев, чем подтверждалась находка кострища в ходе проведенных в 1997-1998 годах раскопок.

Тогда в раскопе №10 на самой большой (7,5 х 3,5 м) впадине в Куропатах, под пластом гравия толщиной около 1 м было обнаружено большое количество пепла.

Можно было распознать сотни вещей — маленькие гвоздики, замки, металлические рожки от чемоданов и кейсов, пластиковые пуговицы от белья, фрагменты керамических мисок и кубков, ременные пряжки.

Однако доказательством причастности фашистов к убийству людей всё это, к сожалению, не стало.


Вопрос: — А кто ещё покоится в Куропатах, кроме переводчиков-евреев?

Ответ: — Кроме 7,5-тысячной группы иностранных переводчиков, убитых фашистами в сентябре 1941 года, там же, судя по всему, нашли вечный покой заключённые Оршанской тюрьмы, которых привезли рыть ямы для захоронения евреев.

Герой Советского Союза Мария Осипова в своих публикациях 1996 года отмечала, что в первые месяцы оккупации немцами и их пособниками из белорусских, латышских, литовских и украинских предателей проводились массовые расстрелы советских граждан и граждан многих стран Европы в районе Зелёного Луга, вблизи деревни Цна-Иодково, которую именуют теперь Куропатами.

Осипова не раз собственными глазами наблюдала, как гнали евреев на расстрел в сторону Зелёного Луга.

Это же подтверждало множество свидетелей, в том числе живших в деревнях около Зелёного Луга.

До начала войны в Минске проживало более 50 тысяч евреев, но уже к 1941 году их количество увеличилось до 90 тысяч за счет тех, кто успел убежать из оккупированной Польши.

Уже в первых числах августа в Минском гетто было сосредоточено 80 тысяч человек, а к началу сентября число узников достигло 100 тысяч за счет прибывших евреев из Дюссельдорфа.

В документах Национального архива я нашёл описание еврейской трагедии участницей коммунистического подполья С.С. Гебелевой-Асташинской.

Она свидетельствовала, что в августе 1941 года немцы организовали три облавы: 14 августа, 26 августа и 31 августа. Во время их проведения было уничтожено более 10 тысяч человек.

Кроме дневных облав фашисты устраивали в гетто ночные налеты.

У населения было на слуху: «отправили на Широкую улицу».

В то время там (теперь ул. Куйбышева) находился пересыльный лагерь минского СС, где содержалось около 20 тысяч заключённых.

Ближе к Куропатам, на улице Пушкинской располагался филиал шталага №352.

В случае вывода колонн заключенных «за город» их маршрут проходил по Логойскому тракту — в сторону Куропат.

Для лагеря по улице Широкой был предусмотрен еще один маршрут по ул. Цнянской, которая переходила в полевую дорогу к деревням Подгорное и Цна-Йодково.

Сопоставляя показания М.Б.Осиповой и выживших узников гетто, можно с уверенностью сказать, что первые массовые расстрелы евреев на «Сергеевой горе», как в то время назывались нынешние Куропаты, начались 14 августа 1941 года.

Жертвами этих акций были евреи из числа коренных жителей города Минска и убежавшие от немцев из оккупированной Польши.

Да и показания в пользу версии Позняка часто были путаные.

Так, жительница деревни Цна Боровская О.Т. сообщала газете «Известия» (от 12.09.1988 г.):
 

«Из легковой машины для проведения расстрела вышли мужчины, одетые в гражданские костюмы серого цвета, без головных уборов».
 

А через четыре дня газета «ЛіМ» (от 16.09.1988) полностью перевернула слова той же Боровской и представила дело так, будто она видела, как из легковой «эмки», за которой двигались три «черных воронка», вышли мужчины в военной форме защитного цвета (гимнастерки, галифе, сапоги) с портупеями, планшетками, пистолетами на поясе и в круглых фуражках на головах, «як цяпер».

Спроси сегодня любого в деревне, знает ли он, что такое портупея и какой формы планшет, — они в жизнь не ответят.

Если поинтересоваться делом №39, где подшиты отпечатанные на машинке списки с указанием года рождения свидетелей, то в нескольких словах их показаний можно прочитать: «не видел, не знаю», «помню разговоры», «знает много, но не скажет», «знаю, но говорить не буду», «помню слабо» и т.д.

Очевидно, главная цель следователей состояла в том, чтобы набрать как можно больше таких «свидетелей».

Вначале «дэмакрытычная» пресса сообщала, что имеется 50, а позже — 100 свидетелей.

Наконец их набралось аж 200 человек, и все они якобы в один голос утверждали, что НКВД расстреливал людей в злополучном урочище.

Тем не менее на сей счет не зафиксировано ни одного официального документа.

Так называемые свидетели не пожелали выехать в урочище и указать место, где именно производились расстрелы.

Правда, один нашелся (Карпович Н.В., 69 лет, из деревни Цна-Йодково).

Он уверенно заявил членам правительственной комиссии, что все помнит и знает. Выехали в лесной массив. И что же?

Место, показанное этим свидетелем, было перекопано вдоль и поперек, однако ни одного захоронения не обнаружили.

Больше к подобной помощи свидетелей следователи не прибегали. Нет от них и письменных заявлений.
 
 

     

* * *

На мой вопрос о планах подполковник Плавинский ответил коротко: «Будем дальше копать».

Честно говоря, в наше фальшивое время трудно поверить, что есть у нас офицеры, для которых правда является синонимом чести.