1. ЭКОНОМИКА СТРАН ПРИБАЛТИКИ: УСТОЙЧИВАЯ ЦИКЛИЧНОСТЬ ПРИ НЕУСТОЙЧИВОЙ ДИНАМИКЕ

Можно долго спорить о том, насколько экономически развит был СССР, но, бесспорно, республики Прибалтики были в нем наиболее богаты. В канун перестройки, в 1986 г., на одного жителя страны приходилось 5875 руб. стоимости основных фондов. Разброс по этому показателю между республиками носил характер острейшей диспропорции: с одной стороны, в Эстонии — 8007 руб., в Латвии – 6923 руб., Литве — 6111 руб., с другой, в Белоруссии — 5500 руб., Молдавии — 4500 руб., Азербайджане — 3823 руб., Таджикистане — 2291 руб.

Еще более ощутимы были возраставшие различия между республиками по уровню заработной платы. В 1940 г. «расстояние» в заработной плате рабочих и служащих в межреспубликанском сопоставлении составляло 10 руб., в 1960 г. — 21 руб., в 1970 – 33 руб., а в 1988 г. уже 78 руб. Если учитывать только сельское хозяйство, то в сельской местности контрасты были еще более резкими: в 1970 г. оплата труда колхозников в межреспубликанском сопоставлении различалась между верхними и нижними значениями на 74 руб., а в 1989 г. уже на 159 руб. (1). Нетрудно догадаться, что все лидирующие позиции были заняты Литовской, Латвийской и Эстонской ССР.

«Реконструкция и расширение производства проводились в Прибалтийских республиках более высокими, чем в других регионах СССР, темпами, прежде всего потому, что Латвия и Эстония представляют собой резерв квалифицированной рабочей силы для всего Советского Союза. Да и инфраструктура в Прибалтике почти не пострадала во время войны» (2). Это написано не в Москве советскими профессорами для советских же студентов экономических вузов, это написано в Лондоне эмигрантами из Прибалтики, не испытывающими каких-либо симпатий к Советскому Союзу.

Получая более высокую отдачу от капиталовложений, Центр старался именно здесь размещать новые производственные мощности, которые осваивались быстрее, чем в других регионах. Доля новых основных фондов в республиках Прибалтики была выше, чем в целом по СССР, а материально-техническая база более современной. Аналогичная картина наблюдалась и в сельском хозяйстве. Колхозы и совхозы пользовались льготами при распределении фондов удобрений, сельхозтехники и кормов, элитных пород скота, закупленных за рубежом, и т.п. (3)

В начале 1990-х годов ХХ века наши соседи разработали модели экономического развития (регионального хозрасчета), примерно одинаковые в Вильнюсе, Риге и Таллине. В республиках советской еще Прибалтики осмысление предстоящих реформ началось с ностальгических, а потому и не всегда адекватных воспоминаний о «первых республиках». На самом деле многие процессы, определявшие социально-экономическое развитие стран Прибалтики, проявлялись как в двадцатые-тридцатые годы прошлого века, так и в настоящее время. Мифологическое восприятие своего прошлого было важнейшим компонентом отрицания советского настоящего в Прибалтике 1987-1991 годов.

Тезис о значимости советского наследства в экономическом развитии был поставлен нами еще в 1991 году (4). В дальнейшем он неоднократно затрагивался и развивался в ряде работ (5). По мнению коллектива авторов под руководством Л. Григорьева, «в странах Балтии существовали наилучшие стартовые условия (среди республик бывшего СССР) для построения рыночной экономики. Здесь был накоплен обширный инновационный потенциал. В советские времена регион служил своеобразной лабораторией по совершенствованию хозяйственного механизма. Прибалтийские республики всегда были на особом положении в СССР, что выражалось и в объеме средств, направляемых на развитие региона: в 1970–1980-е годы они лидировали по объему инвестиций в основной капитал на душу населения» (6).

Реформаторы в странах Прибалтики действовали в отношении собственной промышленности как разрушители: «Развал того, что нежизнеспособно, — не аргумент против трансформации, а лишнее подтверждение ее успешности» (7).

Впрочем, экономическая практика деиндустриализации 90-х была густо замешана на политике. Крупные предприятия были опорой политических сил, ориентированных на Москву (к примеру, в Эстонии «Интердвижение» и Объединенный совет трудовых коллективов), поэтому ликвидация предприятий была «изящным» способом вытеснения политических оппонентов и деморализации «некоренного населения».
***

Критически относясь к промышленной политике стран Прибалтики, нельзя не отметить то, что ключевые экономические реформы (денежная, земельная, собственности) были проведены здесь быстрее и эффективнее, чем в любых других странах постсоветского пространства. Тем не менее, в ходе трансформационного кризиса экономический спад в странах Прибалтики оказался очень глубоким: –35% в Эстонии, – 49% в Литве и –52% в Латвии.

Первой последствия кризиса преодолела Эстония, которая в 2001 г. вышла на докризисный уровень 1989 г. В результате, к началу 2008 г. ВВП страны составил 158% от этой базы. Экономические успехи Латвии и Литвы были существенно скромнее: соответственно 115 и 111% (8). Рассмотрим некоторые экономические характеристики экономических трансформаций стран Прибалтики в сопоставлении с Россией и Беларусью.


Таблица 1. Сила и продолжительность экономического спада в государствах Прибалтики, Беларуси, России 1990–1999 гг. (9)


К концу 1990-х годов казалось, что страны Прибалтики вышли на траекторию устойчивого роста. Темпы роста ВВП доходили до 10% в год. Возник и внедрился в экспертное сообщество термин «балтийские тигры». В Эстонии даже на 2009 год озвучивались темпы роста почти 6% (10), и это несмотря на спад 2008 года. Мировой экономический кризис разрушил эти иллюзии, показав, что платой за быстрый рост служит масштабная рецессия. Тигры оказались бумажными, если использовать терминологию наших восточных соседей.


Таблица 2. Темпы ростападения ВВП стран Прибалтики в 2000-2009 гг. (11)


Масштабный экономический кризис в странах Прибалтики, с точки зрения авторов доклада, имеет две составные части:


1. Мировые тенденции: дефицит платежного баланса; неконтролируемый приток капитала; игнорирование валютных рисков; раздувание «пузырей» на различных рынках, в первую очередь, на рынке недвижимости. При всей их значимости, по нашему мнению, список этим далеко не ограничивается, иначе глубина спада была бы на уровне большинства других стран (а мы наблюдали больший спад).

2. Национальные практики. Односторонняя ориентация стран Прибалтики на партнеров в Европейском союзе и игнорирование экономических возможностей, связанных с восточным вектором политики. Деиндустриализация и деаграризация своих экономик. Передача контроля скандинавским банкам за финансово-кредитной сферой.

Одним из результатов кризиса стало более объективное понимание политическими элитами стран Прибалтики «цены» и «качества» экономического роста. В августе 2010 г. премьер-министр Латвии В. Домбровскис отметил: «…Заметны изменения в структуре экономики, где дешевые кредиты, рост потребления и пузырь на рынке недвижимости сменили промышленное производство и экспорт» (12). В прибалтийских странах не столько заметен рост промышленного производства, сколько промышленность и ее проблемы стали виднее на фоне кризиса экономики потребления. Сам факт обращения к проблемам развития реального сектора — знаковое явление для элит Латвии. Новым явлением стало обращение на столь высоком уровне к экономическому показателю, который последние десять-пятнадцать лет в Латвии, Эстонии, Литве не ругал только ленивый. Речь идет об объемах промышленного производства.

Данный показатель ранее назывался и устаревшим, и советским, и госплановским, и — в самом мягком варианте — соответствующим духу индустриальной эпохи, которая, по мнению экономистов и политиков, в прибалтийских странах прошла. Предлагалось ориентироваться на такие показатели, как ВВП, объем иностранных инвестиций, инфляция. При этом был упущен вопрос о качестве роста. Лишь в последнее время политики первого эшелона стали уделять внимание вопросам промышленного роста: после десяти лет расцвета, питавшегося бумом строительства, дешевыми кредитами и российским транзитом, Латвии сегодня необходимы новые источники доходов (13,14). То же самое можно сказать и об Эстонии, Литве.

Сегодня речь идет не об изменении темпов роста экономики стран Прибалтики, а о том, что прежняя модель экономического развития оказалась исчерпанной (15). Десяти, а то и одиннадцатипроцентные темпы роста, бесспорно, способствовали появлению амбициозной концепции «балтийских тигров». Но этот рост формировался искусственно, без связи с реальным сектором, на спекулятивной основе.

Рассмотрим несколько ключевых показателей экономического развития государств Прибалтики. На первый взгляд, динамика экономического развития стран Прибалтики в настоящее время положительная. В 2012 году рост ВВП Эстонии составил 3,4%, Литвы — 2,6%, Латвии — 5,3% (16). Однако в четвертом квартале 2012 года ВВП Латвии все еще был на 12% ниже своего докризисного уровня (17).

Рост ВВП Литвы в I квартале 2013 года был самым большим среди 27 стран ЕС, сообщило статистическое агентство ЕС Eurostat. На втором месте находится Латвия. Экономика Литвы, которая за минувший квартал приросла на 1,3%, на 0,1 пункта опередила Латвию с ее квартальным ростом на 1,2%, что показывают все те же данные Eurostat. Экономики стран Балтии, которые в кризис испытали серьезный спад, по темпам роста остаются среди лидеров в течение последних восьми кварталов (18).

Уточним генезис этих успехов. Обозреватель Financial Times М. Вульф так пишет о прибалтийских преимуществах: «Во-первых, по данным Евростата, в расчете на час затраты на оплату труда в Латвии в 2012 г. составляли одну четверть от средних по еврозоне. Во-вторых, речь идет об очень небольших и открытых экономиках. Чем более открытой является экономика, тем меньше она зависит от уровня потребления внутри страны, урезанного рецессией. В-третьих, иностранные банки играют ключевую роль в этих экономиках» (19). Отметим, что текущие успехи стран Прибалтики в экономической сфере — это индикатор нарастающих проблем. Цена макроэкономических успехов может оказаться очень высокой, как показали недавние события в Болгарии, где правительство было вынуждено уйти в отставку из-за роста протестных настроений в обществе.

Некоторый скепсис авторов доклада подтверждает и Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР). Он понизил прогноз роста ВВП Эстонии в 2013 году с 2,8% до 2,5%. Прогноз роста ВВП Латвии на 2013 год снижен с 2,9% до 2,7%, Литвы — с 2,5% до 2,4% (20). Эти цифры соответствуют прогнозу, сделанному нами еще в 2010 году: «При сохранении текущей модели развития в ближайшие годы экономика прибалтийских стран выйдет на траекторию неустойчивого роста в 2-3% ВВП. Для более быстрых темпов необходимы институциональные преобразования, в том числе активная промышленная политика, налоговая реформа, социальные гарантии населению и изменение внешнеполитического курса» (21).

С нашей точки зрения, социально-экономические показатели и модель экономики Финляндии выглядит предпочтительнее прибалтийских соседей. Хотя предварительные данные Статистического центра Финляндии свидетельствуют о снижении индекса физического объема ВВП в 2012 г. на 0,2% по сравнению с 2011 г. (ВВП стран ЕС в 2012 г. сократился на 0,3%) (22), международные рейтинги вежливо пропускают Финляндию, как и всех ее северных соседей, на более высокие позиции, чем государства Прибалтики.


1.1. Экономика стран Прибалтики: влияние фактора членства в ЕС

В многолетнем финансовом плане (МФП) на 2014 – 2020 гг. Европейский союз установил «потолок» бюджета на уровне 959,9 млрд евро, что на 3,39% меньше, чем в текущем цикле (2007 – 2013 гг.). Являясь нетто-получателями средств, государства Прибалтики дистанцировалась от своих северных соседей — Финляндии и Швеции, которые настаивали на значительном сокращении расходов.

У правительств стран Прибалтики на переговорах о бюджете ЕС на 2014-2020 гг. были три приоритетные задачи: 1) увеличить средства Фонда сплочения, 2) увеличить субсидии фермерам по линии общей сельскохозяйственной политики, 3) обеспечить финансирование проекта Rail Baltica по линии программы «Соединить Европу» (23).

«Если сравнить на уровне Балтии заплаченные в бюджет ЕС и полученные от ЕС суммы в период с 2000 по 2011 гг., удачнее всего деньги в оборот пустила Литва, даже если не считать особую поддержку ЕС на закрытие Игналинской АЭС. Литовцы с каждого заплаченного в бюджет ЕС евро возвращают себе 4,4 евро, Латвия – 3,7 евро, а Эстония – 3,4 евро» (24).

Отметим при этом, что финансирование из общего бюджета ЕС выгодно менее развитым странам. Эти деньги могут иметь негативный эффект, если их тратить на плохо отобранные проекты, слабо структурированные задачи или программы, которые запускаются с помощью средств ЕС, а потом оказываются предоставлены сами себе (25). В этом предупреждении присутствует здравый смысл.

Масштабные проекты класса АЭС в Висагинасе и Rail Baltica возникали именно в логике «жизнь взаймы» — эйфория от вступления в ЕС внушила прибалтийским элитам обманчивое ощущение, будто теперь за все и всегда можно рассчитываться, взяв деньги из «неисчерпаемого» бюджета ЕС: «…В условиях, когда подрядчик не чувствует всех издержек распоряжения своим бюджетом, есть риск чрезмерного капиталовложения. Есть множество примеров, когда крупные строительные проекты начинались без учета реальной потребности в них или без достаточных ресурсов для покрытия хотя бы текущих расходов в долгосрочной перспективе» (26).

Но и это только часть проблемы. Регламенты использования дотаций из бюджета Европейского союза предполагают определенную свободу действий для стран – акцепторов. И эта свобода нужна, как воздух. Вот что пишет по этому поводу эстонский экономист, член совета Банка Эстонии У.Варблане: «Легко подсчитать: поскольку доля собственных налоговых доходов Эстонии в бюджете составляет 82% и для исполнения законов требуется 76%, следовательно, если бы не было средств ЕС, свободных бюджетных денег у нас было бы всего шесть процентов. Другими словами, не будь финансовой помощи ЕС, то спикер Рийгикогу вполне мог бы спросить у парламента: «В Эстонии законы действуют?». «Действуют», — ответил бы парламент, и спикер тогда сказал бы: «Бюджет принят, можем расходиться» (27). Европейские деньги стали последним управленческим механизмом, способом выражения преференций для прибалтийских экономик.

Прибалтийские государства в целом эффективно воспользовались всеми возможностями европейской интеграции. При этом соблюдение макроэкономических параметров по принципу «Ни шагу назад» привело к значимым социальным издержкам, о которых мы напишем в последнем параграфе данной главы. С нашей точки зрения, параметры бюджета ЕС позволяют Латвии, Литве и Эстонии рассчитывать на экономический рост в 2-3,2%.

Такой рост возможен при сочетании оптимальной экономической ситуации в Европе и самих странах Прибалтики. Дополнительным фактором экономического роста могло бы стать сотрудничество с Россией. Отметим, что сегодня, в 2013 году, считать транзит пределом взаимовыгодных связей – больше, чем ошибка, это сознательное игнорирование логики международного разделения труда и практики глобализации.

Рассмотрим некоторые параметры внешнеэкономических связей государств Прибалтики, Польши, Финляндии и России. По итогам 2012 года наблюдался спад российско-литовского товарооборота. Среди важнейших внешнеторговых партнеров России Литва находится на 25-ом месте. При этом по итогам 2012 года Россия сохранила статус крупнейшего торгового партнера для Литвы. Доля России в товарообороте Литвы в 2012 году составила 25,7% при показателях Германии и Латвии, равных 8,7% и 8,3% соответственно (28). Основными партнерами по экспорту у Эстонии в 2012 году была Швеция (16% общего объема экспорта Эстонии), Финляндия (15%) и Россия (12%). В объеме импорта доля России в 2012 году составила 6,8%. С этим показателем Россия для Эстонии шестой по значению партнер (29).

Объем внешней торговли Латвии в 2012 году составил 15,595 млрд. латов (30). Крупнейшими партнерами Латвии по экспорту являются Литва, Эстония, Россия, Германия, Швеция, Польша, Дания и Великобритания. В целом в страны ЕС Латвия вывозит 69,3% общего объема экспорта. Крупнейшими партнерами Латвии по импорту являются Литва, Германия, Россия, Польша, Эстония, Финляндия и Беларусь (31). Россия сохраняет статус крупнейшего торгового партнера Финляндии. Доля России в товарообороте Финляндии по итогам 2012 года составила 14,0% при показателях Германии и Швеции, равных по 10,8% соответственно (32).

Нынешнюю ситуацию с российско-прибалтийскими торгово-экономическими отношениями нельзя охарактеризовать однозначно. Сравнение стран Прибалтики с такими западными соседями РФ, как Финляндия, показывает, что интенсивность двусторонних контактов с нашей страной, (принимая во внимание различия в численности населения или объеме ВВП), в целом сопоставима (33). При этом следует учитывать изначально существовавшее единое народное хозяйство, а также взаимодополняемость экономик стран Прибалтики и России. Принимая во внимание эти факторы, отметим, что уровень взаимовыгодной торговли мог бы быть в несколько раз выше в том случае, если бы на пути экономики не лежала политика наших соседей. В качестве примера можно привести Польшу: в последние годы на отношения с России в немалой степени также влиял фактор исторического наследия, однако прошлое не стало барьером для построения успешно развивающейся в настоящем модели экономического сотрудничества.

По данным Главного статистического управления Республики Польша, Россия на 2 месте в импорте (уступая лишь Германии), и на 5 месте в ее экспорте. Доля России в польском внешнеторговом обороте составляет в последние годы 9,5 — 10,2%. В 2008 – 2012 гг. российско-польская торговля товарами показывает положительную динамику: оборот с 29,468 млрд. долл. в 2008 г. вырос до 37,858 млрд. долл. в 2012 г. (34). Для Польши успешная торговля с Россией оставалась одним из приоритетов на восточном направлении даже в условиях усложнения внутриполитической конъюнктуры.

Официальная Варшава, демонстрируя в данном случае зрелость политического руководства, ориентируется на прагматическую составляющую в двусторонних связях, справедливо полагая, что взаимовыгодная торговля принесет доход обеим сторонам. Вопросы нашей непростой совместной истории были сепарированы от текущей повестки дня и переданы в специально созданную «Группу по сложным вопросам» — неформальное, но созданное по решению руководства двух стран объединение ученых, занимающееся вопросами истории российско-польских отношений. Сопредседателем Группы с российской стороны является ректор МГИМО, академик А. Торкунов, с польской — Специальный представитель премьер-министра Польши, бывший министр иностранных дел Польши, профессор А. Ротфельд (35).



1.2. Проблемы миграции и социального развития в государствах Прибалтики как отражение макроэкономических трендов

Внешне позитивные экономические результаты – фасад, за которым скрываются провалы в социальной политике. Эти провалы четко отражаются в демографических процессах. Оттолкнемся от позиции М. Адоманиса: «Я не хочу сказать, что странам Прибалтики следует подражать России, и не доказываю, что автократия ведет к демографической стабильности. Я просто указываю на то, что демографические показатели, при всей их важности для будущего любой из стран, не зависят от состояния политических институтов и типа режима... Почему я так скептически отношусь к успехам прибалтийской экономики после финансового кризиса? Дело не в экономической теории и не в каких-то идеологических убеждениях, а в том, что поведение их собственных граждан наглядно показывает: дела обстоят не слишком хорошо. Рождаемость в Прибалтике уже несколько лет продолжает падать, и сейчас она в среднем примерно на 20% ниже, чем в России. Это не те показатели, которыми имеет смысл гордиться» (36). Действительно, демография с запаздыванием, но очень четко дает ответ на вопрос о реальном состоянии дел в обществе. Оперативные данные можно получить, рассмотрев заработные платы.


Таблица 4. Среднемесячная заработная плата в странах Прибалтики,
2011-2012 гг. (евро).


Цифры свидетельствуют: среднемесячные зарплаты в странах Прибалтики ниже пособий по безработице в западной части Европы.

Минимальная оплата труда в Эстонии составляет €320. При этом Эстония опередила своих балтийских соседей, Литву и Латвию; здесь минимальные зарплаты равны €289 и €286 соответственно (40). Более чем скромные показатели и по минимальным, и по средним зарплатам. И это при том, что почти каждое пятое евро госбюджета Эстонии берется извне (фонды ЕС), а кроме того – серьезные деньги Таллин извлекает из торговли квотами на выброс углекислого газа: до 2020 г. намечено выручить 270 млн евро (41). Ирония судьбы: солидные для Эстонии средства приносят квоты СО2, предназначенные для производственных объектов, построенных еще в советское время. Левой рукой разрушая остатки советского прошлого, правой рукой эстонский истеблишмент активно им же пользуется.

Трудно понять премьер-министра Эстонии Андруса Ансипа, который, комментируя результаты очередного пресс-релиза Евростата, сказал, что доволен показателями Эстонии: т.е. 21-м из возможных 27 мест (42). Добавив далее, что Эстония впереди всех постсоветских государств. Странное сравнение для 2013 года. Тем более, что и советская Эстония была впереди всех советских республик. В прибалтийских республиках к 1990 году доля населения, имеющая совокупный доход свыше 300 рублей, была наиболее значительной. Если в целом по СССР этот показатель был на уровне 8,8%, то в Эстонии он равнялся 19,8%, Латвии — 14,5%, Литве – 13,8%. В этих же республиках уровень бедности был самым минимальным. Доля населения с доходом до 75 рублей в Эстонии и Латвии не превышала 1%, а в Литве была на уровне 1,2% (43). Правильнее будет сравнивать Эстонию с Финляндией. Зарплата эстонцев в Финляндии в пять раз превышает оплату их труда на родине (44). Именно поэтому, согласно последним данным Департамента статистики, в 2012 году Эстонию покинули свыше 10 тысяч человек, что в два раза больше, чем годом ранее (45).

Действительно вопрос, почему уезжают люди от детей и родителей, своей культуры и языка? Причем плывут на одном пароме в Хельсинки и летят в одном самолете в Берлин и эстонцы, и русские. Чем ниже уровень жизни, тем выше миграция. Всегда. Везде. Это явление может не быть проблемой, если ваша страна имеет социально-демографические показатели хотя бы Польши или Финляндии. Для Эстонии, с нашей точки зрения, это проблема. Впрочем, президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес считает иначе: «…Свобода означает, что также как все свободно могут приехать в Эстонию, так же и мы свободно можем из нее уехать. Советского принуждения к проживанию на определенной территории больше нет и оно забыто. Так же, как 200 лет назад отмененное крепостное право» (46).

Ситуация в Латвии схожая. По данным статистического управления Латвии, в 2012 году численность населения страны сократилась на 20,5 тысяч человек или 1%. В 2011 году численность населения Латвии сократилась на 32,2 тысячи человек или 1,6% (47). Демограф Илмар Межс считает, что власти игнорируют демографическую катастрофу: «Реальным приоритетом правительства является введение евро и сбалансированный бюджет, а не тот факт, что через 10 лет число женщин, способных родить, сократится вдвое» (48).

Однако самая сложная ситуация в Литве. Шведский социолог, профессор Ч. Вулфсон отмечает: за годы независимости Литва уже потеряла 18% трудоспособного населения, и процесс «эвакуации» продолжается, что ведет к национальной катастрофе (49). За послевоенные годы советской «оккупации» население Литвы увеличилось на миллион – с 2,7 до 3,7 млн. человек. Причем в основном за счет естественного прироста. А за время независимости Литва потеряла 616 тыс. жителей. Ничего подобного и в мирные, и в немирные времена за всю историю Литвы не наблюдалось. Навсегда эмигрировать из Литвы хотели бы 12,4% жителей страны, а более трети хотели бы пожить за границей временно (50). Сложнейшая демографическая ситуация, в которой оказались общества прибалтийских стран (безостановочное падение после всплеска 1989 г. — см. График 1), усугубляется тяжелым экономическим положением.

График 1.
Население Литвы, Латвии и Эстонии в 1950 – 2011 гг. (млн. чел.) (51)



Именно реальное сокращение численности населения, а не конспирологические фантазии на тему закулисного влияния «Газпрома» или «Росатома» определяет экономическое развитие Литвы и грозит выживанию государства. Если в ближайшие 5-7 лет разрыв по показателям ВВП на душу населения и уровню индивидуального потребления между странами Прибалтики не снизится до уровня 1:2 с соседями и 1:3 с лидерами, демографический кризис перерастет в социальную катастрофу.

Данные Евростата показывают, что пример экономического «чуда» Эстонии (первая из стран Балтии, перешедшая на евро) скрывает и нелицеприятную статистику: по ВВП на душу населения и уровню индивидуального потребления в ЕС она на 3-м месте с конца. Если таков итог всех реформ, то вряд ли в выигрыше массовые слои, скорее – представители властных кругов, считающие, что Эстония, перейдя на евро, сумела стать еще более европейской, чем прежде, и тем самым приблизилась к элитному клубу «старых» стран ЕС. По тому же пути идет Латвия, причем предостережения она получает от той же «старой» Европы, СМИ которой пишут о том, что латвийские власти, не обращая внимания на мнение своего народа, сделали все, чтобы вступить в еврозону. Латвия, по их мнению, лишь игрушка и рекламный постер для Брюсселя, что понимают сами латвийцы. Но у элиты страны на первом месте — желание угодить интересам евробюрократам (52).

Таблица 5. ВВП и уровень индивидуального потребления, рассчитанный по паритетам покупательной способности в 2012 году (53).


Мы исходим из того, что значительная часть населения, учитываемая как проживающая в данных странах, работает и в течение длительного времени проживает за рубежом, в странах ЕС (54). Для принимающих стран образованные трудовые мигранты из стран Прибалтики — это конкурентное преимущество. Для стран Прибалтики — потери. Эти потери могли бы быть существенно меньше, если бы приоритеты в политике, а значит и экономике, были расставлены иначе. Уточним, ошибочные приоритеты — это игнорирование сотрудничества с Россией.

В настоящее время «негативные результаты (в экономике) стран Балтии усиливают тенденцию низкой социальной защищенности населения и косвенно указывают на низкие расходы на здравоохранение. Тогда стоит задаться вопросом: если доход не повышается, не растут валовые накопления и не падает безработица — на что тратятся деньги» (55)? Ответ очевиден: на сверхдорогую «зеленую» энергетику, проектные разработки атомных станций и фантастических железных дорог, ненужные терминалы СПГ, волюнтаристские планы инфраструктурной дезинтеграции.

Ссылки на использованные источники здесь.


Коротко о себе: Родился 1966 году в Ленинграде. В 1983 г. окончил географический факультет ЛГПИ. С 1991 по 1998 находился на государственной службе: Комитет по внешним связям Мэрии СПб; Ленинградский областной совет народных депутатов; руководитель миграционной службы Ленинградской области; Председатель комитета по делам миграции и национальным вопросам Правительства Ленинградской области. Был экспертом советской, затем российских государственных делегаций, созданных для переговоров с Эстонской республикой.

С 1997 г. — преподаватель факультета международных отношений СПбГУ, профессор кафедры мировой политики, профессор кафедры европейских исследований. Главный научный сотрудник Института проблем региональной экономики РАН.

Принимал участие в работе более 100 международных научных конференций, Лауреат премии Международного научного фонда экономических исследований академика Н. А. Федоренко и Фонда содействия отечественной науке. Автор 12 монографий, соавтор федерального учебника, автор восьми учебных пособий, опубликовал около 250 научных работ в России, Финляндии, Болгарии, Польше, Эстонии, Германии.

В настоящее время являюсь участником пула экспертов работающих над программой социально-экономического развития России «Стратегии 2020».
Действительный член РГО, РАМИ, РАПН.