Особенности национальной стирки

Случилась эта история в те времена, когда я еще была успешным инженером-проектировщиком и ездила на работу на небесно-голубой иномарке "Маде ин Запорожье".

По гороскопу я — Рак. Поэтому пирожки для любимого сына, вязаные носки для дражайшего мужа и прополка теплицы с элитными сортами помидоров всегда стояли у меня на первом месте, а трудовые подвиги — на втором. Однако карьера, не догадываясь о моих жизненных приоритетах, перла вперед, как наглый паровоз братьев Люмьер, закидывая почетными грамотами, путевками, премиями и повышениями по службе.

В один прекрасный момент я поняла, что уже не могу совмещать приятное с полезным, и задумалась об оптимизации быта. Дома я стала стирать только личные вещи, а всякую широкоформатную лабуду сдавала в только что открывшуюся прачечную — первый луч капиталистического света в темном царствии социализма.

В тот день по пути на работу я заехала в прачечную и забрала большущий чемодан отутюженного и накрахмаленного постельного белья. В обед шеф погремел ключами, посмотрел на всех грозно и исчез.

— Девчонки, — сказала одна из коллег, — а ведь он на дачу укатил и не вернется больше. Давайте в Зарасай за сыриком сгоняем?

Все посмотрели на меня — я одна в тот день была за рулем.

— Но проблемо, — меня не надо было долго уговаривать, и через минуту наш "велосипед с крышей" уже катил из Даугавпилса в сторону литовской границы, оглашая окрестности таким рeвом мотора, что местные буренки дружно снижали удои на пару недель.

Путь в Зарасай не принес нам приключений. Разве что мордатый дядя на новенькой "Волге", оглядев нашу машину и трех хорошо одетых женщин в ней, игриво предложил махнуться тачками.

А вoт на обратном пути красавец-литовец-таможенник жестом попросил нас остановиться. Салон машины со стандартными кульками сыра и копченой колбасы ничем не порадовал трепетную таможенную душу, и он, не теряя надежды, попросил меня открыть багажник. Увидев чемодан, доблестный сотрудник таможенных органов сделал стойку, которой позавидовал бы любой пойнтер-чемпион.

— А что в чемоданчике-то? — спросил он игриво.

— Да постельное белье, — еще более игриво ответила я, не подозревая подвоха.

Откуда мне, далекой от челноченья в Польшу, было знать, что постельное белье уже давно находится в списке лимитированных к вывозу предметов? Через минуту я уже была в помещении таможни в окружении шести здоровенных мужиков и давала показания. Напрасно я пыталась доказать далеким от стирки джентльменам, что белье — подержанное ("Вы же видите, на нем и этикеток нету!" — "Видим, девушка, все так делают, не одна вы такая умная"). Что я везу белье из прачечной ("А мы позвонили на латышскую таможню, там никто белье к вывозу не декларировал").

— То есть вы везете белье с целью перепродажи? — в сотый раз спрашивали они меня, пытаясь поймать на лжи.

— Нет! — я уже нервно заламывала руки, — я везу его, чтобы на нем спать!!!

Через час, после консультаций, вздохов, пожиманий плечами, рассматривания белья на свет, меня все-таки отпустили. Когда я появилась на крыльце таможни, подруги бросились ко мне с радостными воплями.

— А мы думали, тебя уже расстреляли, — сказала одна.

— Или еще что-то сделали, — добавила вторая, незамужняя, рассматривая мое раскрасневшееся лицо, растрепанные волосы и торчащие из чемодана простыни.

— И все-таки я не понял, — задумчиво протянул один из таможенников, помогая мне укладывать чемодан в багажник. — А зачем вы белье в Литву стирать возите?

Мне захотелось его убить. Дать по кумполу. Нанести телесные повреждения средней тяжести с временным (а лучше постоянным) нарушением репродуктивных функций.

— А у вас лучше стирают, — выручила меня не обремененная семьей подруга, опасаясь, что я выберу последний вариант.

Друзья! Постельное белье ивановской фабрики "Красный Октябрь" — фореве! Оно выглядит как новое даже после многочисленных стирок! Проверено таможней.