Первая часть («Концерн «Пардаугава») — ЗДЕСЬ.

 
Передо мной лежит не сильно толстая канцелярская папка с наклейкой «Фонд «Содружество». Протоколы заседаний попечительского совета».



 

Открываю первую страницу и любуюсь цифрой напротив строки «всего»: оказывается, Фонд за неполный год работы успел оказать помощь на 51 миллион латвийских рублей. То есть «репшиков».




Поясню несведущим или забывшим, что в те времена имели хождение деньги, получившие прозвище «репшики» — по имени тогдашнего президента Банка Латвии, юного (30 лет) Эйнарса Репше. Потом «репшики» поменяли на латы в соотношении 200 штук за 1 лат.



Да, но и четверть миллиона латов, ушедшие на благие дела — это тоже немало!

Правда, 65 тысяч из них стоили лекарства, присланные Россией, а 180 тысяч стоили инвалидные коляски, которые страждущим были подарены концерном «Пардаугава». А вот остальные 12 тысяч латов — это чистый нал, который прошел через мои руки.

Не много. Но отчетность по ним составила несколько толстенных папок, отвезенных позже в Москву. И там были документы с подписями и печатями на каждый потраченный латвийский рубль: кому дали, сколько и на каком основании.

Забегая вперед, скажу: не собери я и не подшей всю эту отчетную макулатуру, от которой главбуху Фонда в Москве стало дурно, не было бы меня в живых… Времена были — не забалуешь, и в кодексе чести строителя капитализма одним из страшнейших прегрешений был «кидок на доверии».


Страшное это дело — кидок на доверии

Коли я сижу и пишу, стало быль, жив. Значит, никого не кинул.

А вот меня кинули в первый же день моего руководства Фондом, да еще как! Прокололся я на первой же помощи страждущим. Не попечительский совет прокололся, а я лично. И не по причине своего совкового благородства (как я думал), а из-за набора личностных качеств, именуемых в совокупности коротким термином «лох». Кстати, и благородство в те годы не сильно красило мужика, скорее, наоборот — пережившие 90-е годы женщины не дадут соврать…

Итак, в самом начале деятельности Фонда сходил я к латвийским сиротам… А именно — в бывшую общагу, где в замызганной комнате были стол, три стула и наклеенные на стену фотографии детишек. Три сидевших там кидалы называли себя советом Общества сирот Латвии. У них была бумага с лицензией, печать и скорбь на лицах.

Ося, Шура и Паниковский ознакомили меня с безрадостной статистикой, в которую я всем сердцем проникся. В ответ сказал им, утирая слезы: «Напишите прошение, укажите сумму и заверьте все это, пожалуйста, печатью».

Шура с Паниковским немного поспорили о размере необходимой им помощи и сошлись на миллионе (репшиков, разумеется). Ося вынул из кармана штанов печать и заверил просьбу. Которую я и принес на заседание попечительского совета, в красках пересказав горькую судьбу латвийских сирот.

Дамы-попечительницы фонда шмыгнули носиками и решили денег дать. Правда, не миллион, а в 20 раз меньше. Но дали. После чего от сиротского Общества не осталось ни стульев, ни печати…




Обратился в полицию, но с их действенной помощью понял только, что я лох.

Президент «Пардаугавы» Володя Лесков, выслушав мои оправдания, это подтвердил, глянув тяжело и недобро, потом усмехнулся и милостиво сказал: «Ладно! Сделал вывод — и забыл!»




А ведь мог бы дать команду найти кидал в тот же вечер, и нетрудно представить, каково бы им пришлось... Время было такое, не забалуешь!

Вывод я, разумеется, сделал. Очередным страждущим, а именно школе для больных детей, денег давать уже не стали, привезли им телевизор. Директор вскинул брови на внесенную в школу покупку и сухо поблагодарил.

Бескомпромиссному правозащитнику Володе Богданову тоже прямо на дом привезли рабочий инструмент — компьютер с принтером. А то он боролся с чиновничьей несправедливостью шариковой ручкой.

А вот Гребенщиковской общине в ответ на их слезницу дали таки денег: подумали, что староверы живут в Риге уже несколько веков и исчезать вроде бы не намеревались...


Вселатвийская юдоль под дверьми конторы

Гениальные режиссеры, безумно талантливые поэты, галеристы, издатели, артисты, организаторы фестивалей, директора школ-интернатов и домов ребенка, русские дворяне, хворые и неимущие, больница «Бикур-Холим», столовая кришнаитов и фракция «Равноправие» — все они тогда остро нуждались.

А потому перед комнаткой Фонда на ул. Грецениеку с раннего утра теснились страждущие, и скорбь переполняла их взоры.

Я, наученный горьким «сиротским» опытом, душою несколько огрубел, научившись всякую скорбь делить на два, и все же: каждое утро перед дверью, вдоль всего длинного коридора плескалась вселатвийская юдоль, и она ранила сердце. Казалось, ни государства нет, ни власти, а есть только добрый Ельцин, его сосед Задорнов и мы.

Кто это «мы», спросите вы. О, я с большим удовольствием отвечу на этот вопрос! Потому с удовольствием, что это люди достойные — это время показало.

В Попечительский совет Фонда входили:

академик Виктор Калнберз,



редактор газеты «СМ-сегодня» Александр Блинов,



предприниматель Дмитрий Погодин (cправа),



актер Ивар Калниньш,


редактор и доктор Игорь Кудрявцев,



президент фонда русской прессы Владимир Стешенко,



руководитель общества инвалидов «Арника» Александр Баранов,



проректор духовной семинарии Надежда Демина (справа),



А также журналист Наталья Ямпольская, директор ассоциации «Помощь инвалидам» Георг Агаджанян, педагог Людмила Николаевна Задорнова.




У всех было свое видение оказания помощи. В первое время в основу того видения клался личный опыт: «Я их хорошо знаю, они на самом деле сильно нуждаются». После чего предложение обсуждалось и деньги выдавались. Немного, но они текли и текли непрерывным потоком...

Мы стали просить нуждающихся приносить хоть какие-то документальные ходатайства от общественных организаций. Неважно каких организаций, какая ближе, хотя бы от домоуправления. Очередь уменьшилась, но лишь на время.

И тогда из Москвы от гендиректора пришла грозная бумага с приказом тормознуть и с напоминанием, цитирую: «многие организации могли бы решить свои проблемы через организацию коммерческой деятельности при участии Фонда… Переговоры с ними могли бы пройти в любое время в Москве».

С одной стороны это было проявлением определенного недоверия к деятельности Совета, с другой — давало нам отдушину: самых крутых «коммерческих» просителей мы с чистой совестью посылали в Москву. Куда они, естественно, не ехали.

А с другими просителями стали поступать проще: деньги давали, но только в долг (то есть не рыбку давали, а удочку).

Так, в частности, были выпущены двухтомник Юрия Абызова «От Лифляндии к Латвии» и книга к 110-летию Рижского театра русской драмы. За оба издания я получил от Москвы по шее, но ничуть не жалею о содеянном. Тем более, издатели взятый кредит исправно Фонду вернули.




Дабы мы не сорили деньгами, Москва сама купила в Германии и прислала нам лекарства. Много лекарств. Их надо было профессионально принять, рассортировать и обоснованно раздать.

Когда распахнулись двери контейнера, я понял, что это засада: с таким объемом помощи два штатных работника Фонда не справились бы и за год.

Помогли нам российское посольство, военный госпиталь и православная аптека. Проведенная потом ревизия показала, что ни одной таблетки не было украдено...



Замечу: именно тогда я остро осознал, что лекарство — это бесценный дар для того, кому оно необходимо. И что работа на доверии — дорогого стоит.


«Да и на небе тучи, тучи, а тучи как люди…»

Между тем количество запросов от населения росло, как снежный ком. Естественно, росло и количество отказов в просьбах. А с этим росло и число недовольных.

Так, например, мы много раз помогали фонду восстановления и реставрации Христорождественского собора, и были друзьями. Но стоило не дать им денег «на командировку в Кострому», реставраторы обиделись.

Татьяна Жданок, уходя от нас ни с чем, щурила глаза и эдак саркастически улыбалась… Мы смущались и свои глаза опускали.




Уважаемая Татьяна Аркадьевна, посмотрите, пожалуйста, в начало публикации и сравните наши активы… ну, хотя бы с цифрой месячного заработка депутата Европарламента… и вы поймете причину нашего смущения.

А с другой стороны — вот передо мной не сильно толстая папка, и в ней десятки названий организаций, сотни фамилий, многие из которых латышские. Большинство из них в те труднейшие годы получили реальную помощь, она не была богатой, но была своевременной и строго обоснованной — мы много думали, прежде чем дать…




 

Тучи тем временем сгущались.

Пресса, досель благостно и много писавшая о российской благотворительности, начала с сарказмом прикладывать Фонд за жадность и популизм. А методично информируемая кем-то Москва стала прикладывать с другого боку — за расточительство и за тот же популизм.




Хотя уверен: если бы наши критики тогда имели бы возможность заглянуть в начало этой публикации, то и сарказма поубавилось бы, и обвинений. Но тогда я той цифры не называл — как-то неловко было… И президент фонда Михаил Задорнов мне ничего не пояснял, полагаю, из тех же соображений.

Это позже он откровенно расскажет всем такую историю, цитирую.

«В 1993 году я мог сразу получить 20 млн. долларов. Надо было только через фонд «Содружество», у которого имелись таможенные льготы, провести миллион тонн нефти. Махинацией занялась одна серьезная фирма… А я в свое время пообещал Ельцину, что мой фонд воровать не будет.

И вот сидим мы в баньке, обсуждаем вопрос. Честно говорю: «Я обещал как мужик мужику, что не подведу. Не могу нарушить слово!» И ухожу. Удивительно, но меня поняли. Были в той компании и уголовные ребята, а им (в отличие от чиновников, например) понятно, что значит держать слово.


С тех пор прошло лет 20. В живых из тех 12 «переговорщиков» остался только один. И тот бежал в Америку, сделал пластическую операцию. В 1999 году он появился на одном из моих концертов в Атлантик-Сити. Спросил: «Узнаешь?» Я: «Нет». Он напомнил. Похвастался: «Прилетел на твой концерт на личном самолете». А я подумал: «Ну зачем ему самолет, если у него лица своего нет, имя чужое и он всю жизнь бежит?!»

А нам тут, в Латвии, так искренне хотелось помочь людям от имени великой, но небогатой по тем временам России! И имя «Содружество» хотелось не уронить… И мы изощрялись, как могли и как умели.

Позволю себе еще один характерный пример… Нам очень хотелось действенно помочь восстановлению Христорождественского собора. И мы несколько раз давали на это денег, которые были, конечно же, каплей в море.

И тогда член нашего Попечительского совета Надежда Диомидовна Демина переговорила с настоятелем собора отцом Амвросием. И по его предложению, а также с благословения Владыки Александра, Фонд решил изготовить так называемую «Золотую книгу» жертвователей, куда заносились бы имена всех, кто внес на восстановление собора хоть один латвийский рубль…




Книгу в красивейшем кожаном переплете и с рукописными тутульными страницами изготовили, предварили пастырским словом Владыки и его подписью, торжественно передали собору, где она должна была хранится вечно…

Москва сильно осерчала на эту «нецелевую» и популистскую трату.

Хотя трата была мизерной: нам все сделали за минимальные деньги, учитывая что и для чего они делают… Так или иначе, но после этого гендиректор Фонда Лоллий Николаевич Задорнов сурово пригрозил мне отставкой. Отца Амвросия отправили служить в церковь городка Илуксте. А «Золотую книгу» положили на полку в канцелярии храма, так ни одного имени в нее и не вписав… Я позже интересовался: лежит она там себе — недвижима и пуста...


Все мы частицы этого театра…

Тем не менее мы продолжали «держать лицо». А когда нам стало и вовсе туго, на авансцену новейшей истории Латвии в хорошо сидящем, элегантном костюме красиво вышел Владимир Иванович Лесков.

 



«Але, оп!» — и на сцену выкатились около 1400 итальянских складных инвалидных колясок!

«Але, оп!» — и все газеты дали объявления о грядущей бесплатной раздаче тех колясок!

«Але, оп!» — и мы с секретарем Зане Волковой чуть с ума не сошли, приняв сотни звонков и заявок со всей страны. Но самой-самой проблемой оказалась такая: а где же все те коляски поставить и где раздавать?
 


 
На помощь пришел Владыка Александр, разрешив сделать это на подворье Свято-Троице-Сергиева монастыря, прямо у стен храма, огромные подвалы которого мы заполнили под самый потолок.

И вот в означенный день народ, проезжая в трамвае по ул. Кришьяна Барона, с тревогой разглядывал десятки машин с красными крестами, стоявшие вдоль монастырских стен. То со всей Латвии, из всех больниц и домов для престарелых приехали в монастырь медики — за колясками.

Естественно, пришла пресса, телевидение, работники посольства, священнослужители, звучали добрые слова в адрес России…






Владимир Иванович, как всегда в элегантном костюме и галстуке, скромно стоял чуть в сторонке, удовлетворенно наблюдая за действом, вслушиваясь в произносимые людьми слова благодарности…




Я до сих пор доподлинно не знаю, откуда эти коляски взялись. Слыхать — слыхал, но мало ли что о ком и о чем говорят, по себе знаю. Тогда думать об этом мне было некогда, а сейчас — уже непродуктивно.

Ту колясочную эпопею я назвал «Операция «Фонд» — она и на самом деле была похожа на армейскую операцию: тщательно подготовленную, с необходимым количеством задействованных сил и средств, молниеносную и с выраженными результатами.

В принципе, всякий фонд и должен так работать. Точнее: только так и должен!

Правда, одним из результатов стал и такой: местная власть нас таки заметила!

А что это ваш иностранный фонд в нашей стране делает?

Да с таким названием?

И где это ваш устав, заверенный латвийским минюстом?

Что ж, сели мы «местный» устав сочинять.

Сочинили.




А потом меня срочно вызвали в Москву, да со всеми документами.

Привез их на Пушкинскую улицу целый чемодан, приведя в отчаяние главбуха моей доморощенной бухгалтерией, в которой кредит с дебетом тем не менее сошелся до единого латвийского рубля (напомню: это 1/200 лата, или 0,5 сантима). Но гендиректор Фонда меня с должности таки снял — за тем в общем-то и вызывал. А президент фонда на мой товарищеский вопрос: «Миша, будь добр, поясни мне, наконец, что же мы делаем не так?» крикнул: «Что вы все меня подставляете!» И убежал куда-то по коридору старинного московского особняка…

Фонд уже без меня проработал еще три года, работая тихо, аккуратно и, полагаю, уже безошибочно. Но сам Михаил Задорнов оставил должность президента, так как сам счел, что «никакие фонды не в силах заменить отсутствие национальной политики у государства».

Так написали газеты, но не уточнили, какое государство Миша имел в виду. Спросили бы меня, так я сказал бы, что оба. Поскольку я это тогда однозначно уяснил.

Мы с Михаилом потом несколько раз виделись. О Фонде — ни слова. Понимали оба, что любые разговоры на эту тему — непродуктивны. Что сделано, то сделано. А хорошо оно было сделано, или плохо, удачно или нет — это пусть уже оценивает история.




Я сам ничуть не сомневаюсь в праведности сделанного, и это позволяет лично мне на излете лет быть совершенно спокойным за тот эпизод в моей жизни.

Давеча прочитал в интернете, что самым удачным днем в своей жизни Михаил Задорнов считает 31 декабря 1991 года, когда удостоился чести поздравить бывший советский народ с Новым годом. «Если политики взяли на себя роль сатириков, почему бы сатирикам ни взять на себя роль политиков?» — сказал он. После чего он в 1992 году и возглавил фонд помощи русским в странах Балтии под названием «Содружество».

Полагаю, по прошествии многих лет Михаил Николаевич тоже спокоен за все сделанное Фондом в Латвии.

И Владимир Иванович тоже...




Я же, вернувшись из Москвы, нашел работу в горячо любимом мною Театре русской драмы, которому, как вы помните, Фонд дал в долг денег на издание книги «Русский театр в Риге. 110 лет».

По иронии судьбы я же те деньги и потратил: вместе с великим знатоком сцены Зиновием Николаевичем Сегалем мы ту книгу сначала довели до нужных издательских кондиций, а потом и до печати.










Горжусь творческой дружбой с Зиновием Николаевичем. И книгой тоже. Которую предваряют такие слова:

«Все мы частицы этого города. И те, кто на подмостках, и те, кого отражает зеркало в фойе. Те, кто по эту, и те, кто уже по ту его сторону…

Мудрый старец Гете писал: «Сцена и зрительный зал, актеры и зрители создают целое только в совокупности».

Мы все частицы этого театра».

Так что, как ни обольщай сам себя, а все мы частицы театра, название которому — Жизнь... :)


 

Послесловие

Поскольку после публикации первой части этого рассказа в комментариях поступили предложения от друзей подарить им будущую книгу, я счел своим долгом ответить им.

Други мои, книги не будет. По той причине, что я не имею права ее написать. А не имею я этого права потому, что поперед батьки в пекло не лезут. А первым полезть туда обещался мой однокашник и непосредственный начальник Миша Задорнов. Вот тому свидетельство:




Ну, и вы ж понимаете: раз Михаил Николаевич обещал написать роман, он наверняка свое слово сдержит.

Я же ограничился описанием лишь одной фронтовой операции, проведенной в эпоху Великого Капиталистического передела собственности, когда в ходу были такие джентльменские понятия, как на доверии не кидать, а за базар отвечать. :)


THE END