Тем не менее я — как один из поколения тридцатипятилетних — хочу выступить за самого себя и представить на суд свое субъективное мнение.

В 2009 году, разговаривая со своим братом, который на четыре года старше меня, я высказал такую мысль, что каждому поколению выпадают определенные испытания, например, нашим дедам — две мировые войны (наш дед родился в 1891-м), революция и переворот, нашим родителям — послевоенное время и развал СССР, а нам — мировой экономический кризис. Пускай, лишь бы только не война.

На что он мне возразил, что развал СССР достался и нам тоже, я же, в свою очередь, сказал, что для себя считаю это событие со знаком плюс, он же придерживается противоположного мнения.

%script:googleAdSense%

Развал СССР. Катастрофа или благо?

Этот разговор заставил меня задуматься о том, как же так получилось, что одно и то же событие членам одной семьи видится в разном свете. Причем, насколько я себя помню, никогда я не усматривал в этом катастрофу, даже несмотря на то, что после развала мы жили очень бедно. Но дело, видимо, в том, что и до него мы не жировали.

Я вовсе не хочу сказать, что у меня было несчастливое детство, более того — оно было счастливое, но это не заслуга строя, это особенность устройства ребенка. Умение быть счастливым и наслаждаться жизнью, невзирая на внешние события, особенно если ты здоров и имеешь двух родителей. Уже сейчас, копаясь в своих воспоминаниях, я прихожу в ужас. Наш мозг имеет свойство запоминать такие вещи, которые, казалось бы, и помнить не к чему.

Например, я помню похороны Брежнева, мы смотрели телевизионную трансляцию в детском саду. Как вы отнесетесь к возможности того, что вашего пятилетнего ребенка заставят смотреть похороны, например, президента? Раньше это никого не смущало, ведь умер генсек, член семьи.

Еще я вспоминаю великое советское развлечение — поездку за продуктами. Для нас это была поездка, потому что жили мы в тридцати километрах от Риги, сорок минут на электричке, чтобы купить колбасы и мяса. Нужно ли мне напоминать всевозможные правила розничной торговли? Например, такое, в соответствии с которым в одни руки полагается только определенное количество, поэтому родители предъявляют детей — смотрите, мол, руки-то не одни.

Продавцы противными голосами кричат: «А вы там, в конце, не стойте, все равно всем не хватит» — никто не уходит, стоят, советский человек все выдержит. Стойте, стойте. Да и клиент не то что неправ — он просто не существует, а есть серая масса, а продавец — он царь и бог.

Надо сказать, что очередь — это неотъемлемая часть советского общества, очередь везде — в парикмахерскую, в кино, за водкой, очередь на стиральную машину, на мебельный гарнитур, за обувью (про обувь в СССР можно писать отдельную статью), да практически за всем. В памяти отпечаталась какая-то всеобъемлющая разруха, дух того времени.

У нас в школе было очень много всевозможного полезного учебного инвентаря: класс иностранного языка был оборудован наушниками и магнитофоном, в классе труда — токарные станки, в кабинете физики — модель Солнечной системы... ничто из этого не было в рабочем состоянии. Да что там учебный инвентарь, такие элементарные и совсем нелишние в процессе образования вещи, как санузлы, например, находились, мягко говоря, в плачевном состоянии. И так со всем и везде, куда ни сунься, за что ни возьмись. Перечислять можно до бесконечности.

Тошнотворная пионерская организация с праздником строя и песни, а попросту — обыкновенной муштрой. Политинформация с бестолковыми вырезками из газет, где нет и слова правды. Работа в колхозе — хотел написать "за спасибо", но потом понял, что и спасибо никто не говорил. И конечно, гражданская оборона — с противогазами, ватно-марлевыми повязками, учебными тревогами и бомбоубежищами.

Кстати, недавно узнал, что в Америке школьников учили забираться под парты в случае ядерной атаки (не удивлюсь, если эти традиции вернутся).

В книге «Гибель империи» Егор Гайдар очень подробно рассказывает, как разорился СССР, и я верю ему, так как это нисколько не противоречит моим собственным воспоминаниям. Тот кусочек СССР, что я застал, действительно походил на что-то разоренное, бессмысленное и к тому же не работающее.

СССР исчез, а вот советский человек остался, и что совсем удивительно, его можно разглядеть в совсем молодых людях, которые, видимо, унаследовали мемы (не путать с генами) от предыдущих поколений, но сами не имеют никакого представления о жизни в Союзе.


Независимость, или Как я переехал в другую страну, не выходя из дома

Вы, наверное, думаете, что я с радостью принял новое время и новую власть. Вовсе нет. Я не буду говорить о надеждах, которые рухнули, и о страхах, которые не сбылись. Но та новая страна, в которой я проснулся однажды утром, мне не понравилась.

А понял я это, когда увидел, что с номерной таблички на моем доме исчезли русские буквы. Ладно, если бы просто поменяли эти самые таблички, так нет, табличка осталась прежняя, только вот буквы заботливо закрасили, оставив только латышский вариант. То есть буквы оказались вне закона. И так во всем городе — впрочем, и во всей стране.

Небольшое, казалось бы, событие, но если задуматься, то как о многом оно говорит. Только представьте себе, что кто-то отдал приказ взять кисточки и краску — и пройти по всему городу и накрыть, взять с поличным, уничтожить буквы. Для важного дела и краска нашлась, и человеческий ресурс нарисовался, причем рядом с табличкой может быть огромными буквами написано слово «Х**», и дела никому нет, а вот название улицы кириллицей — это непостижимо, это режет глаз, это мыслепреступление, это — оккупация. Все для меня стало понятно в тот день.

Хотя я и получил гражданство, потому что мои предки поселились на этой земле задолго до 1940 года (что доказывает правоту многих спорщиков о том, что русские здесь были всегда), но ощущение, что я здесь чужой, прочно засело во мне вместе с разочарованием и отвращением.

Одни болваны сменили других, да многие болваны так и остались там, где сидели, только флаги, лозунги и риторику сменили, но не логику. Как много глупости в пафосных патриотических речах.

Когда я вижу человека, который с серьезным выражением лица, без самоиронии начинает радеть за спасение нации, я испытываю чувство неловкости за него. Но когда об этом говорят на протяжении двадцати лет (мало того — это еще является проходным, а иногда и необходимым билетом в большую политику), мне хочется плакать от бессилия.

Мы имеем двухобщинное общество, и я не вижу никакой возможности слияния на сегодняшний день. Одна из главных причин, как мне кажется, это разное видение истории, и что уж совсем абсурдно — будущего. И политики могут исписать тонну бумаги и создать миллион комиссий (они так любят комиссии), но это ни на миллиметр не приблизит их к цели, пока не будет удалена эта причина.

Конечно, у них есть всевозможные проекты, например — школы. Ведь абсолютно логично, что если все дети будут учиться в одной общей школе, то через поколение проблема уйдет сама собой. Но загвоздка в том, что даже если все без исключения школы перейдут на один язык обучения, то все равно ярлыки «русская школа» и «латышская школа» так и останутся висеть. И латыши не поведут своих детей в «русскую школу», хотя формально она будет латышской, и наоборот.

Значит, эта акция становится бессмысленной, а зачем так яростно пытаться сделать то, что заранее обречено на провал? Все-таки надо подходить к проблеме с другой стороны, то есть сначала надо искоренить взаимную неприязнь и антагонизм, а уж потом думать об общей школе с одним языком обучения (но не с единственным изучаемым языком, конечно).

От слияния двух общин выиграют обе эти общины, хотя бы на генном уровне. Но чтобы одной группе принять в себя другую, по численности практически равную ей самой, то совершенно логично, что надо быть готовым к влияниям и изменениям, которые неизбежно будут экспортированы от принимаемой группы. Но и у вливаемой группы желание влиться должно быть искренним.

Результатом этого будет новая, единая община, непохожая ни на одну, что были до объединения. Думаю, ни первая, ни вторая община к этому на сегодняшний день самостоятельно прийти не смогут, и я не знаю, что их к этому может подвигнуть.

Многие говорят о диалоге — но, простите, о чем мы будем говорить друг с другом, вероятнее всего диалог перерастет в спор, а впоследствии, может, и в драку. Как уже неоднократно бывало.

Тем не менее политики говорят, что "знают, как". Я не встречал политика или того, кто собирается им стать в будущем, который бы прямо сказал, что, вот, мы имеем такую ситуацию, и я не знаю, что с этим делать. Но у меня есть идеи, мы их попробуем, но если не получится, то будем браться за другие снова и снова, пока не добьемся желаемого результата — и путем проб и ошибок мы обязательно его достигнем.

Но политики страдают синдромом бога, они всегда думают, что знают, что делать, и если их гениальные планы не работают, то они делают невозмутимое лицо и ведут себя так, как будто все идет по их грандиозному замыслу.

Я уже говорил выше, что от сплавления двух общин выиграют обе стороны, для меня это утверждение представляется очевидным. Но если этого не произойдет, кто проиграет больше? Ответ простой — наши дети. Одним будет искусственно перекрыт доступ к залежам информации на русском языке. А другие просто вырастут без ощущения родины.

Попробую пояснить на своем опыте. Я гражданин Латвии, но у меня не щемит сердце, когда я слышу гимн или вижу, как развивается национальный флаг, и честно говоря, я плохо знаком с культурой, называемой латышской, и язык страны для меня не родной.

Возьмем Россию — язык вроде мой, культура тоже мне знакома и любима мною, но политическое устройство современной России представляется мне абсолютной катастрофой. Кроме того, являясь прямой наследницей СССР, она еще к тому же его последовательница. То есть между Россией царской и советской лежит огромная пропасть, а Россия постсоветская — это генетическое продолжение советской (это может стать отдельной темой для разговора). И конечно, самое главное — чтобы назвать себя русским, надо жить в России и быть гражданином России.

Время, когда у меня действительно была родина, относится к моему детству, я действительно считал своей родиной СССР, и с этим у меня не возникало никаких внутренних противоречий, мало того — я гордился этим и был переполнен патриотическими чувствами.

Конечно, по мере взросления гордости поубавилось — и как там у Шевчука в песне: "Родина, пусть кричат "уродина", но она нам нравится, хоть и не красавица...", но все равно я считал себя, да и был частью этого. (Как последствие этого — теперь приходится по капле из себя выдавливать homo soveticus.)

В наше время глупо заявить, что "моя родина — СССР". Это то же самое, как сказать, что родины нет, да ее и нет. Честно говоря, я думал, что такие проблемы отсутствуют у молодых людей, рожденных в новой Латвии, но спич Элис Гиле меня разубедил.


Итог

Теперь я — эмигрант. Мои дети — граждане страны, с которой у меня нет никакой исторической связи. Один из них, который уже умеет говорить, разговаривает с нами на английском, ходит в местный детский садик, собирается в школу. Я регулярно ловлю себя на мысли, что останься я в Латвии, никогда бы не отдал детей в латышский садик, что-то в моей голове не позволило бы это сделать. Здесь же, наоборот, я хочу, чтобы они полностью интегрировались (что не может, конечно, помешать попыткам привить интерес к русской культуре) и обрели родину, которой нет у меня.