Сентябрь... Месяц амнистии, очищения, освобождения, падения давления в натруженных аортах города после курортного криза. Схлынуло в систему наробраза цунами отдыхающих со всеми отпрысками, отбрызгами и отпусками. 
 
Резиновый общественный транспорт постепенно принимает заданные от рождения конструкторами формы. Рельсы даже слегка выпрямились, пропуская сквозь себя радостно поющие от облегчения стальные колеса полупустых трамваев с полуспящими кондукторами.
 
Перевыполнивший все планы общепит, смеясь, переваривает отдохнувших студентов и воспрянувших духом одесситов, получивших возможность съесть порционные щи без очереди и давки. В столовых бодро выпрямляются алюминиевые ложки-вилки, завязанные в узлы и спирали загорелыми пальцами инородцев.
 
Одесситы начинают постепенно ходить в гости к родственникам и знакомым, живущим на другом конце города.
 
Кто-то вспоминает, что в городе есть зоопарк. И уже потерявшие надежду увидеть посетителей, облезшие за лето животные растерянно замечают на аллеях первые в сезоне школьные экскурсии.
 
Одесса расслабляется. Одесса в отпуске.
 
За осенью приходит зима.
 
 
Новый год в Одессе.
 
Город в это время иногда утопает в снегу, иногда в дождях, но всегда в оливье. Салат как смысл жизни... Нет, скорее, всем доступное, обильное, демократичное и вкусное подтверждение возможности роскоши в отдельно взятой миске, каструле, тазике.
 
В моем детстве эти первые признаки праздника жители начинали выставлять в окна уже 30 декабря.
 
«Роскоши» полагалось настояться. А поскольку электрические холодильники в ту пору были действительно роскошью для большинства, оливье выставляли в окна.
 
Для этого великое множество окон было украшено специальными ящиками самой разнообразной конструкции. В такие мини-холодильники-витринки и выставлялся хрупкий скоропорт.
 
По примененным в конструкции ящиков материалам можно было косвенно судить о месте работы живущего за окном индивида. По хранимым за окном продуктам — о благосостоянии семьи.
 
Вот ящик из крашеных досочек с овощебазы. Понятно — хозяин достатком не избалован, возможно, ленив, к магической сути овощебазы отношения не имеет.
 
А вот ящик из нержавейки с элементами витиеватых художеств по металлу — хозяин рукаст, работает на одном из заводов оборонки, не лишен фантазии.
 
Некоторые много не заморачивались и приторачивали к окнам просто авоськи, полные незамысловатых кулинарных богатств.
 
Много позже, с ростом благосостояния советского народа и числа холодильников на душу населения, карнизные ящики стали сдавать свои вековые позиции. Но делали это неохотно. В знак протеста на карнизах кое-где появлялись проволочные корзинки из гастрономов. Магазинное новшество удачно вписывалось в геометрию карнизов, не ржавело, и к радости их хозяв, через их прутики были хорошо видны импортные пакеты с красивыми и непонятными большинству надписями. Именно такие гордо выставлялись на всеобщее обозрение.
 
Городские птицы обожали эту человеческую придумку. Голуби и воробьи часто поправляли здоровье морозной зимой, дербаня вкусное содержимое карнизных складов.
 
Порой ящики таили в себе реальную угрозу для прохожих. Бывало, из них выпадали некоторые питательные вещества в самой разной упаковке. Если это была котлета в пергаментной бумаге — еще ничего. Хотя котлета, упавшая с пятого этажа на голову прохожего, тоже заставляла эту голову остановиться и задуматься о вечном. Не говоря уже о стеклянной баночке с малосольной килькой, которая легко могла и вовсе прервать мыслительный процесс счастливого пешехода надолго, а то и навсегда.
 
Будешь смеяться, но о таких случаях я так и не слыхал. Может, потому, что одесситы рефлекторно никогда не ходят близко к стенам домов. В Одессе, бывало, падали балконы, а иногда и целые дома проваливались на несколько этажей вглубь пещер одесских катакомб. Приезжим курортникам получить из ящика по кумполу не грозило. Летом карнизы пустовали.
 
 
Стоп-стоп-стоп. О чем это я?..
 
А-а-а-а. Новый год же-ж! Старею, наверное. Помнишь, писала мне, что иногда не успеваешь за моими переключениями в темах? Отвлекся однако...
 
Откуда бралось оливье...
 
Сколько помню себя в той поре, извечно население мучилось дефицитом зеленого горошка. Болгария под боком, Венгрия не за горами, а горошка всегда Одессе было мало. Вожделенная банка венгерского «Глобуса» иногда приносилась и в виде полновесного подарка к какому-нить торжеству. И все равно мне ни разу не довелось вкушать салат без горошка.


 
А какой был вкусный майонез «Провансаль» одесского консервного комбината №1... Песня! А докторская колбаска! Тогда были Доктора с большой буквы. И колбаса докторская была, соответственно, вкуснейшая. Тот вкус стирается с годами из памяти моих многострадальных, избалованных «совком» вкусовых рецепторов безжалостным безвкусием сегодняшних красиво упакованных, стовидовых, изобильных пластмасс под названием «колбаса».
 
Сегодня и доктора другие, и колбаса докторская не та. Я общаюсь периодически с одним очень «сегодняшним» доктором Х. Вроде и доктор, а послушаешь — что той колбасы пластмассовой поешь.
 
Прости. Опять отвлекся. Аналогия одолела доктороколбасная.
 
 
 
Кроме оливье новогодний стол одесситов — это фаршированная куриная шейка, рыбка-фиш, икра из синеньких (баклажанов), на вкус хранящая тепло щедрого одесского солнца, холодец из свиных ножек, гусь с яблоками или гречневой кашей, килечка малосольная, селедочка или скумбрийка черноморская, сальце тонкими розовыми ломтиками, капустка квашенная (из дижки), моченые яблочки и арбуз, соленый налитой помидорчик-сливка, рассыпчатая украинская картошечка и многое, многое другое.
 
За этими богатствами — милости просим на Привоз.
 
Родной, тесный, изобильный, колоритный, многоязычный.

 
А ценники, ценники! Это же произведения искусства:
 
— Тюлечка, нежная, как моя первая жена...
— Смотри сюда. Такое только у нас!
— Эта курица не знала петуха!
— Даем пробовать. (По паспорту.)
— Не говори, что видел цену ниже.
— Кабанчик домашний. Купи, построю хлев!
— Капусту солил сам, теща не умеет.
— Уговоришь — уступлю.
— Масло подсолнечное из жареных семачек. Пока давил, половину семак съел сам.
 
А этот говор, этот склад ума и кладезь юмора! Живого, народного, не вымученного выпускниками эстрадных училищ на экранах телевизоров. Эти скорые характеристики, выданные в толчее, при наступлении на любимые мозоли.
 
— Мамочка, сойдите с моей ноги, я здесь покупаю сметану, а ви на нее стали!
— Не морочьте голову. Если не нравится сметана, не значит, шо нужно кричать.
— Мамочка, я растил мозоль не для вас!
— Ша! Я уже сошла, а ви страдаете так, шо Смоктуновский отдыхает.
 
— Алле, гражданин, у вас что-то течет мне вниз.
— Соленое или сладкое?
— Грустное. У меня новые чулки.
— Это постное масло. Полезно для кожи. Пардон, мадам.
 
— Зиновий, не бери мед у это прошмандовки. У ней там один сахар.
— Маня, у меня тоже один сахар, а ты делаешь мне кризис.
— А шо ты тогда прилип к ней, как пчела к сладкому?
— Я диабетчик, а не импотент, Маня.
— Ой, хто б говорил, а я послушаю.
Зиновий, подмигивая тайком продавщице и шепотом:
— Соседки не жалуются.
 
 
Завод шампанских вин справно поставлял на столы одесситов вкусное шампанское. Из крепких напитков — водочка «Столичная», «Московская». ГОСТ был силой могучей, ибо вкус напитков сих был нектарно-божественным, а послевкусие — философским и здоровым, без последствий для здоровья вкушающих. Цены, опять же, доступные и пролетарию, и ботанику-полставочнику.


 
Не потерявшие связь с деревней украшали столы штофами и бутылями с прекрасным «Самжене’», а попросту самогоном. (Название напитка от украинского «жене’» — гонит.) Поддерживающие связи с соседними братскими республиками праздновали под бокал доброго домашнего молдавского вина.
 
Джинов, текил народ тогда ведал избирательно и вяло. Столы семей моряков дальнего заплыва иногда грешили забугорщиной, но та быстро заканчивалась за малостью своей изысканной. И даже на тех столах ассортимент пития быстро принимал привычные очертания.
 


Новый год в Одессе!
 
В продвинутых коммуналках накрываются праздничные столы на кухнях или в самой большой комнате «общежития». На чьем-нибудь кухонном столе ставится елка. Полные соседки надевают бархатные платья в белых кружавчиках и роняют в бесконечность впадины между грудями подаренные бабушками в начале века золотые брошечки и медальоны с камеями.
 
Мужчины надевают на первые полчаса праздника купленные у китобоев на толчке невероятные галстуки с пальмами и попугаями.
 
Одесса рассаживается за столы по коммунам и отдельным жилплощадям, чтобы содвигнуть бокалы с шампанским в новогоднюю ночь.
 
 
Где еще, в каком городе услышишь за окном в четыре утра эти замечательные душевные крики и громкие разговоры:
 
— Я л-ю-блю-ю-ю-ю вас, громадяне-е-е-е!!!
— С Новым го-о-о-дом, Оде-е-есса!
— Мама, чтоб ты была нам здоро-о-о-ва!!!
 
— Изя, де твой шарфик? Каждый Новый год ты теряешь шарфик!
— Не ори, люди спят.
— Они тебе сами сказали, что спят, или тебя в школе так научили? Кто щас спит, шлимазл.
— Купим другой.
— Я начинаю думать, что твои шарфики всегда остаются у Горрикеров. Третий год нас приглашают праздновать. Понравилось.
— Софа, ты пила водку, пока я танцевал?
— Нет, я ридала в колени Алику за твою неверность. У него такие колени...
 
Разговор за окном затихает.

А на душе новогоднее тепло... В Одессе мне всегда тепло.
 
 
*  *  *
 
Дорогие одноклубчане!
 
С Новым годом вас!
 
Пусть будет услышан каждый говорящий, пусть будет понят и отвечен каждый вопрошающий, пусть умное, доброе, вечное произрастает усилиями и желаниями нашими озвученными, буйной порослью цветов волшебных в садах нашего будущего и огородах настоящего.
 
Счастья вам и семьям вашим в наступающем годе!