---

Почему так мало археологических свидетельств, подтверждающих многовековое славянское присутствие на латвийской земле?
 

---

В своё время я любил играть со своей маленькой дочкой, которая пряталась в угол и закрывалась ладошками, а я её искал и, естественно, «не находил». Она ведь ладошками закрылась… Этот образ маленького ребёнка, который умело закрывается ладошками от реалий большого мира, неизменно встаёт передо мной, когда я пытаюсь анализировать позицию некоторых коллег, представляющих официальную латвийскую историческую науку.

Любой честный исследователь подтвердит, что корпус археологических источников пополняется непрерывно, и новые материалы могут как подтвердить, так и существенно изменить или даже опровергнуть сложившуюся ранее картину. Как отметил известный российский археолог Е.А.Шинаков,
 

«отсутствие того или иного археологического признака не всегда адекватно отсутствию отражённого им элемента структуры или процесса — многое зависит от степени изученности территорий... Другими словами, наличие археологического признака — факт, его отсутствие — не обязательно факт»¹.
 

Собственно археологические данные совершенно недостаточны для однозначного определения связей, соответствующих линии этногенеза, а их значимость куда более спорна, нежели письменных и лингвистических источников.

Но самое главное — где степень ответственности и научной смелости, позволяющей признать наличие археологического артефакта славянского происхождения, в то время как официальная научная традиция в Латвии покоится на железобетонном принципе «у нас нет, и не могло быть никакого автохтонного славянского населения»?


Археологические данные дают нам богатейший материал для анализа. Например, при раскопках в Кокнесе «преобладает гончарная керамика древнерусского облика (98%)»².

Серьёзные исследователи понимают, что следует дифференцировать предметы, которые могут быть объектом торговли, и бытовые вещи, которые изготавливаются для использования внутри определённых коллективов и, скорее, могут отражать конкретную этнокультурную традицию.

И если интерпретация материалов погребального обряда ещё может вызывать активные дискуссии, то трактовка керамического материала бывает только однозначной. Примитивная кухонная посуда не являлась предметом торговли, из-за её непрочности она не могла перевозиться на дальние расстояния. Эта посуда лепилась непосредственно на месте людьми, имеющими навыки изготовления согласно определённой традиции, и если керамика «древнерусского облика», то делали её, безусловно, русские руки. Кстати, немецкий хронист Генрих прямо называет Кукенойс (Кокнесе) «русским замком» (Kukenoys castro Ruthenico)³.

Какой же вывод из всего этого следует? Весьма логичный. В латвийских учебниках истории укрепление Кокнесе традиционно трактуется как «древнелатгальское городище»⁴…

Профессор А.Г.Кузьмин отмечал:
 

«Один и тот же источник, один и тот же факт будет иметь совершенно разное значение в различных концепциях: несущественный в одной, он может стать основополагающим в другой. ...Археологические, антропологические, этнографические, лингвистические и прочие свидетельства лишь тогда заговорят в полный голос, когда они будут взяты во всей совокупности и им будет найдено место в многостороннем историческом процессе»⁵.
 

Каким же образом у нас нередко трактуются факты?

Американский историк литовского происхождения Мария Гимбутас в одной из своих книг упоминает некую историческую версию. Она пишет, что
 

«большинство учёных разделяют [это] мнение… — и тут же завершает мысль дивным образом, — хотя ни исторических, ни археологических данных, подтверждающих эту гипотезу, не обнаружено»⁶.
 

То есть факты, подтверждающие данный тезис, отсутствуют напрочь, однако большинство специалистов дружно его поддерживают!

В нашем случае ситуация обратная — существует множество прямых и косвенных данных, прямо вопиющих о славянском происхождении латвийских вендов, однако официальные латвийские историки упорно продолжают эти данные игнорировать, без устали отстаивая версию о «курземских ливах, проживавших в бассейне Венты и получивших имя от этого гидронима».

Некоторые исследователи предпочитают определять балтскую принадлежность тех или иных памятников без проверки их связи с достоверными памятниками балтов, а исходя лишь из того примитивного принципа, что на данной территории в более позднее время обитали именно балты, а значит, никаких славян там никогда не было и быть не может!


С глубочайшим почтением я отношусь к авторитетному латвийскому археологу Андрису Цауне, его вклад в историческую науку просто бесценен. Но и в его рассуждениях присутствует элемент лёгкого лукавства.

Например, он пишет о привозных украшениях с Руси, найденных при археологических раскопках ранних слоёв культурного слоя Риги. Это и 23 стеклянных браслета «служивших обычным украшением русских горожанок XII — начала XIII вв.», и витые браслеты славянского происхождения, и особые перстни⁷.

О чём это свидетельствует, кроме развитой торговли с Русью? Да ни о чём! А вот на основании случайной находки двух фрагментов шейных гривен и нескольких подковообразных фибул учёный делает глубокий вывод о том, что «среди первых обитателей Риги встречались и отдельные представители латгалов»⁸.
 

Получается парадокс: немногочисленные латгальские предметы трактуются как результат переселения, а более многочисленные русские элементы — как результат торговли.
 

Фрагменты русских стеклянных браслетов, XII — начало XIII вв. (музей истории Риги)
 

---

В трудах Андриса Цауне можно найти много интересного. Так, он отмечает, что в Риге в XII-XIV вв. присутствуют разнородные типы жилищ⁹, что свидетельствует о полиэтничности населения нашего города уже в самый ранний период его существования.

Он же пишет о том, что в Риге преобладают археологические древности, в основном, двух этнических групп. Это украшения, предпочитаемые «населением северной части Курземе — куршами или куронизированными ливами» и проживавшими в низовьях Даугавы ливами¹⁰.

 

Если признать, что за столетия совместного проживания славяне-венды частично переняли у ливов и куршей элементы их материальной культуры, в том числе и украшения, совсем не однозначным становится утверждение о том, что славянский этнос по факту отсутствовал на древней рижской земле.
 

Но чтобы высказать подобную скандальную мысль, требуется определённая научная смелость и готовность идти против утвердившихся догм, а на это, увы, готов не каждый.


Археология порой приносит нам удивительные сюрпризы. Так, например, немецкий археолог Й.Херрман в 1982 г., занимаясь раскопками в шведской Бирке, обнаружил в могилах IX века женские останки с украшениями в виде скандинавских фибул. Скрепляли эти фибулы остатки вышитых полотняных рубах и платьев «славянского покроя» — совершенно чуждый для Скандинавии вид одежды¹¹.

Если бы не эти полуистлевшие одежды, то ни у кого не возникло бы и тени сомнения в том, что это типичнейшие скандинавские захоронения.




Женская одежда из Бирки (Швеция) — славянского покроя рубаха и платье, скрепляющееся скандинавскими фибулами (по материалам археологических раскопок)
 

---

При изучении полиэтничных культур дополнительные сложности возникают в результате миграций или взаимопроникновения одной или нескольких этнических групп на территории других. Такие археологические культуры выделяются среди прочих прежде всего разнохарактерностью погребального обряда, разнотипностью домостроительства и так далее.

Если моноэтничные археологические культуры формируются на основе одной или нескольких близкородственных культур, и некоторая неоднородность, наблюдаемая в начальной их стадии, быстро нивелируется, то полиэтничные культуры складываются в результате взаимодействия нескольких неродственных культур.

Таким образом, несмотря на то, что роль археологии в реконструкции исторических реалий прошлого значительна, возможности её не следует абсолютизировать. Для привлечения найденных предметов к решению этнических проблем эти предметы, должны быть прежде всего сами этнически чётко выверены и характерны.


В этой связи хочется особо подчеркнуть, что археология есть наука весьма хрупкая, ранимая. Многое здесь зависит не только от оценки находки, но и от добросовестности самого археолога, от его честности и совестливости. Ведь так просто в угоду существующему национальному мифу утаить или просто «не заметить» артефакт, противоречащий официально признанному взгляду на историю.

Ведь это трагедия, когда в угоду ложно понимаемым национальным интересам наука превращается в служанку политической конъюнктуры. В 20—30-е годы в нацистской Германии при раскопках бульдозерами буквально срывали археологические памятники, слишком наглядно свидетельствующие о славянском прошлом страны.

Хотелось бы верить, что у нас до подобного варварства никогда не дойдёт.
 

В настоящий момент история латвийских вендов — это уже не узконаучная проблема. К великому сожалению, стараниями национал-радикалов она превращена в политический вопрос. Сам факт признания латвийских вендов славянами, а значит, признание славян одним из автохтонных латвийских этносов, кажется многим кощунственно-недопустимым.
 

Мысль о том, что в основе латышского этноса стоят не только балты и финно-угры, но и славяне, вызывает у некоторых «патриотов» искреннее возмущение и агрессию. Эти люди с готовностью отрекаются от своих славянских предков, частица крови которых течёт в их жилах.




Фрагмент старинной карты северо-западной Европы с указанием расселения вендов на территории Прибалтики
 

---

Весной 2015 г. моя книга «История латвийских русских» (впервые изданная ещё в 2007 г.) и фильм «Латвийские русские: десять веков истории» (снятый в 2009 г.) подверглись гонениям со стороны латышских СМИ.

Особенно грустно, что книга и фильм не стали поводом для обсуждения «белых пятен» латвийской истории, а вызвали просто взрыв негодования. Главное недовольство относилось к тем фрагментам, где говорилось об общих родовых корнях русского и латышского народа, о нашем едином балто-славянском прошлом. Как язвительно заметил мой приятель: «Ну да, люди привыкли верить, что они произошли от богов, а ты уличил их в родстве со славянами…»

На просторах интернета развернулась настоящая виртуальная битва с моими «кощунственными» выводами. И что печально — среди сотен гневных комментариев, с которыми я ознакомился, не нашлось НИ ОДНОГО, в котором бы обнаружилась хоть какая-нибудь конструктивная критика.

Возмущённые оппоненты дружно поливали меня помоями, обзывали «шовинистом», «колорадом» и «ватником», но никаких достойных аргументов и фактов (кроме негативной оценки моей личности) при этом не использовали. Одни лишь грубые оскорбления. Книгу эти люди не читали, фильм не смотрели, но осуждали меня гневно и единодушно! Прямо как на партсобрании в советские годы.

Оказалось, что для многих наших носителей «благородной крови» само предположение о возможном родстве со славянами является оскорбительным, унижающем их высокое достоинство. Иначе как национальным расизмом я это считать не могу.


 

Примечания

¹ Шинаков Е.А. Племена Восточной Европы накануне и в процессе образования Древнерусского государства // Ранние формы социальной организации: генезис, функционирование, историческая динамика. — СПб., 2000. С. 307.
² Финно-угры и балты в эпоху средневековья // Археология СССР. — М.: Наука, 1987. С. 357.
³ Генрих Латвийский. Хроника Ливонии / Введение, перевод и комментарии С.А.Аннинского. — М.; Л., 1938. X.3.
⁴ Кениньш И. История Латвии. — Рига, 1990. С. 31.; История Латвии / Под редакцией О.С.Костанды. — Рига, 1990. С. 22.; Курлович Г., Томашун А. История Латвии. — Рига, 1992. С. 16-17.; Бутулис И., Зунда А. История Латвии. — Рига, 2010. С. 18.
⁵ Кузьмин А.Г. Откуда есть пошла Русская земля. — М., 1986. Т. 2.. С. 27.
⁶ Гимбутас М. Славяне. Сыны Перуна. — М., 2005. С. 119-120.
⁷ Цауне А.В. Жилища Риги XII-XIV вв.: По данным археологических раскопок. — Рига, 1984. С. 27-28.
⁸ Там же. С. 33.
⁹ Там же. С. 31.
¹⁰ Там же. С. 32.
¹¹ Херрман Й. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона // Славяне и скандинавы. — М., 1986. С. 29, 64 примеч. 39 на с. 368, примеч. 119 на с. 374.