Я с нетерпением ждал выхода книги известного журналиста Лато Лапса про президента Латвии Эгилса Левитса. Дело в том, что одним из источников информации была моя статья 2015 года. Так получилось, что я много лет дружил с братом президента по отцу — талантливым геологом, но ужасным неудачником по жизни Михаилом Левитом, скончавшимся в Израиле в 2010 году.

Чудовищные различия между братьями, относившимися друг к другу с нескрываемым презрением — интереснейшая психологическая драма. Лапса прочитал мой материал, связался со мной, я его вывел на нескольких людей, знавших семью с 50-60х годов прошлого века. Поэтому мне было очень интересно, что накопает Лато — признанный авторитет в расследовательской журналистике.

Мне был вручен экземпляр книги, за что я искренне благодарен автору и его помощнице Кристине Бормане. Запоем за вечер прочитал написанную блестящим обличительным языком книгу «Самозванец» — и не могу скрыть разочарования.



Лапса обвиняет президента Латвии во лжи — тот действительно все время врет. Но из-за того, что ни один, ни другой не знают обстоятельств советской жизни, особенно еврейской ее части, в книге небольшие хвастливые преувеличения подняты до суровых обличений. В то же время суть даже не лжи, а глубочайшего предательства своих близких, которое совершил Эгилс Левитс, остается нераскрытой.

В книге есть три главных составных части. Ложь Эгилса про его мать и ее репрессированных родственников, ложь про германское гражданство в период эмиграции и ложь про семью отца и обстоятельства отъезда.

Насчет матери можно понять только одно: ничего не понятно.

Левитс рассказывает о своем прадеде — латвийском социал-демократе Янисе Баргсе. Тот был арестован накануне революции 1905 года, потом освобожден, эмигрировал в Германию, вызвал туда жену и троих детей. В 1926 году беременная дочь Баргса приехала в Латвию, родила его мать Ингеборгу, стала вести сельское хозяйство, была выслана в 1949 году, вернулась в 1958 — это первые детские воспоминания Эгилса.

Все правдоподобно — в 20-е годы в Германии был чудовищный экономический кризис, переехать в Латвию молодой латышке было вполне естественно. Но у Лапсы приведена выездная анкета семьи Левитов. А в ней сказано, что Янис Баргс и его супруга — родители Ингеборги. Можем ли мы представить роженицу в возрасте 51 года (по другой версии — 54 лет)? При этом она бросает мужа, которому суждено умереть через два года, и десятилетнюю старшую дочь в Германии и отправляется в Латвию?

Как хотите, а я на этом месте прекращаю разбирать версию автора книги. Зачем-то Ингеборге надо было писать в анкете на выезд в эмиграцию нечто странное — она же настаивала на воссоединении со старшей сестрой. Но всерьез рассматривать картину, противоречащую биологии человека, совершенно бессмысленно.

Теперь про гражданство.

Лапса разыскал раннее интервью Левитса, который признает, что через какое-то время жизни в Германии получил ее гражданство. Зачем-то теперь он это отрицает — нелепое вранье. Но предположение Владимира Линдермана, которое подробно цитируется в книге, что Левитс некоторое время был гражданином Израиля, тоже не выдерживает критики.

Люди, которые стремились эмигрировать на Запад и которых готовы были принять страны Запада, прямо из Вены, куда прибывали эмигранты, — с Израилем у СССР прямого сообщения не было — отправлялись к месту назначения. А Левиты изначально собирались в Германию, они два раза безуспешно подавали заявления на выезд туда.

Не верю я и в то, что Эгилс Левитс тайно хранит германский паспорт. Никакого практического смысла в этом нет, когда обе страны находятся в Евросоюзе. И нет смысла подставляться, нарушая конституцию Латвии, запрещающую президенту двойное гражданство.

Самое главное внимание в книге уделяется фигуре отца президента. Эгилс называет его советским диссидентом, убежденным антикоммунистом. По его версии, семью буквально выдворили из СССР.
 

Это, конечно, чепуха. Более того, Иона Левит — именно так правильно по-русски звучит это имя, хотя по документам он был Ионасом — какой-то период своей жизни был опорой советской власти в Латвии.

Тут надо обратиться к главному живому свидетелю — профессору Олегу Владимировичу Щипцову. Он и его супруга дружили с Левитами с конца 50-х, с того времени, как у первой жены Левита Сары Зеликовны снимала комнату юная невеста Щипцова.

Пару месяцев назад племянник Сары у себя в фейсбуке опубликовал трогательные воспоминания о матери, младшей сестре Сары. Из них следует, что при Улманисе Сара втянула девушку в подпольную деятельность, за что ту выгнали из гимназии. А вот на старости лет советская власть отблагодарила Сару, присвоив ей звание персонального пенсионера республиканского значения.

Сара и Иона поженились задолго до войны. В левом подполье улманисовских времен было очень много еврейской молодежи. Особенно из бедных семей, в которых росли портниха Сара и вечный студент Иона. Невозможно представить, чтобы захваченная борьбой с антисемитским и недемократическим режимом девушка вышла бы замуж за человека не из своего круга. Я вырос среди таких людей — их сплоченность была настолько сильна, что мир вне этого они просто мало замечали.

И вот здесь очень важны свидетельства Щипцова о том, что Иона и Сара оставались близкими друзьями всю жизнь. Да, нередко бывает, что сорокалетний мужчина уходит от ровесницы жены к юной соседке. Но в данном случае чувство товарищества не исчезло с личной изменой.

Этого не понимают ни Левитс, ни Лапса. Для них человек либо патриот — то есть сторонник Улманиса, либо коммунист. На самом деле противоречия нет. Идейный коммунист Иона Левит охотно согласился стать уполномоченным советской власти в 1940 году аж на трех национализированных заводиках, до того принадлежавших соплеменникам.

А на кого еще положиться советской власти, если большинство работающих евреи, внеслужебное общение происходит на идише, а под рукой есть толковый инженер-еврей, бывший подпольщик?

Но та же логика привела Иону Левита к стремлению эмигрировать. Ему за 60, детей пятеро, вторая жена никогда не работала. Семья живет в одной комнате огромной коммуналки. Какие перспективы у детей в стране, где еврейская фамилия серьезно ограничивает жизненные перспективы?

Лато Лапса считает, что Левитс врет, рассказывая, что Левиты слушали западные радиостанции — для Эгилса это свидетельство диссидентства. Дескать, в коммунальной квартире соседи бы донесли. Я тоже вырос в коммуналке — так мы не только слушали, но и обсуждали новости на общей кухне.
 

Слушать Би-Би-Си для советских евреев было столь же естественно, как для современных русских Латвии смотреть новости российского телевидения. Латышам это странно...

Щипцов рассказывает, что у Ионы были деньги, он купил «Победу» еще в сороковые. Но ни решить квартирный вопрос, ни дать детям достойное будущее эти деньги помочь не могли. Поэтому он вышел на пенсию и семья решила «сваливать», как тогда говорили.

Израиль их совершенно не интересовал — юные коммунисты-подпольщики еще до войны пикировались с ровесниками-сионистами, у многих неприязнь к Израилю осталась. А вот Германия, где Ингеборга жила некоторое время и куда звала родня, очень привлекала. Опять все естественно.

Дело не в родственниках. ФРГ принимала и евреев, пострадавших от нацизма, как Иона, и людей немецкой культуры, как оба супруга, свободно говоривших на немецком. На германские пособия вполне можно было поднять многодетную семью. Прагматичный житейский выбор, вполне оправдавшийся.

В книге долго описываются перипетии неудачных попыток — дважды подавали на выезд в Германию. Неопытные Левиты не понимали, что это совершенно безнадежно, латышей в Германию не выпустят, это создало бы прецедент.
Но вот с 1971 года внезапно стали отпускать сионистов в Израиль — сработало сильнейшее давление на СССР. В следующем году Левиты снова подали документы, уже правильно, в Израиль, и их сразу выпустили: никому не нужна семья пенсионера и домохозяйки.

В этом заявлении Лапса тоже усматривает ложь — вдруг появилась приглашающая, некая двоюродная сестра Ионы, а он до того утверждал, что вся родня погибла во время Холокоста. Ничего странного: религиозные еврейские семьи были большими, у Ионы было четыре сестры. Значит двоюродных могло быть больше двадцати, всех не упомнишь.

Но и выдумать родственницу — не криминал. Поводом для эмиграции могло быть только воссоединение семей. Израиль охотно присылал липовые вызовы. Что за грех в такой лжи, если от тебя ее прямо требуют?

Даже версия Эгилса о том, что Иону вызвали в ОВИР и предложили уехать, имеет право на жизнь. Потому что у нас же было плановое хозяйство. Есть команда не пускать — не пускают. Но вот решили выпускать, приезжает Никсон, надо отчитаться — а поток заявлений иссяк. Кто у нас сидит в отказе? Левит, да он же еврей! А подать его сюда!

Скандальная книга Лато Лапсы — характерный пример журналистской неудачи, очень типичной для Латвии.
 

Поразительное отсутствие интереса к тому, как живут соседи, — то ли это русские сейчас, то ли евреи полвека назад, приводит к неточным выводам: преувеличению мелочного хвастовства недалекого президента и непониманию вынужденной обстоятельствами того времени лжи.

В то же время главное вранье и предательство Эгилса осталось за пределами книги. Попав в Мюнстерскую латышскую гимназию, он очутился в латышской эмигрантской среде. Значительная часть ее старшего поколения запятнала себя сотрудничеством с гитлеровцами, а то и прямо была повинна в Холокосте.

И чтобы стать в этой среде своим, будущий президент страны порывает со своим еврейским прошлым. Характерна его статья 1987 года, посвященная 80-летию выдающегося латышского историка Адольфа Шилде. В 1941 году Шилде был журналистом газеты «Тевия», в каждой статье призывая убивать евреев — в том числе и родных Эгилса. Интересно, с какими чувствами читал старик Адольф панегирик человека, появившегося на свет вопреки его усилиям уничтожить ненавистный народ.

То, что президент постоянно врет ради красного словца, ему можно было бы и простить — таковы все политики. Упрямые запреты журналистам ознакомиться с архивными документами его семьи свидетельствуют о мелочной упертости.

Главная ложь Левитса начинается, когда он выспренно говорит: «Мы, латыши...». Когда утверждает, что не знал еврейских родственников, игнорируя несчастного брата Мишку. Когда произносит лицемерную ежегодную речь 4 июля на руинах сожженной синагоги, не упоминая, что это могила и его близких. Самозванец по сути, он предал ту среду, в которой во многом сформировался.
 

---

---