Начало тут


Глава 10. Вас грабят? Расслабьтесь!

90-е годы. Челноки, дрели в Польшу. Рубль в рамку — репшики в карман. Цветмет — эшелонами на Запад, оккупанты — эшелонами на восток. Кто-то пилит ВЭФ и РАФ, кто-то — гири. Бандота, харитоны-лесики, разборки. Менялки. Попы-рэкетиры. Первые мобильники размером с «дипломат». Детские сады — под сауны. Кадровые комсомольцы вступают в радикальные нацпартии и правления банков, секретари ЦК по идеологии — в ряды борцов с коммунизмом.

Во главе пароходства — средний комсостав с не менее средним образованием. Во главе авиации — такой же средний летный состав. Главная квалификация — латыш. Первые граффити на трансформаторных будках. Банановозы и танкера меняют флаги и хозяев. Портовые краны не успевают переваливать народное добро в трюмы красивых сухогрузов с экзотическими названиями. Самолеты безвозвратно разлетаются в чужие страны.

«Красные бароны» — директора совхозов-миллионеров — в народной опале, плачут в своих ливанских домиках. «Подарки» — в законах от властей. Будки — окна на границе с обожравшимися контрабандой таможенниками с АКМ-ами наперевес.

Пьяные земессарги, стреляющие ночами по авто с женщинам и детьми. Сертификаты, паи — индульгенцией грабежам. Приватизация добра, зла, власти, морали, земли.

Растерянные научные работники торгуют во дворцах спорта турецкими дубленками. Голодные солдаты и офицеры в казармах пишут письма родным, чтоб те спросили в Москве, кому они теперь служат.

Банк «Балтия». Элементы роскоши в виде первых подержанных иномарок, гордо рассекающих растерянные толпы бледнеющих никелем «волг», «ВАЗов», «москвичей». «Запорожцы» в пролетарском обмороке, жмущиеся по углам дороги. Сомневающиеся в своем будущем «КамАЗы».

Торговля всем-чем — обмундированием, комбинатами, противогазами, совхозами, подводными лодками, банями, совестью, заводами, сетями, партбилетами, видеокассетами и первой бытовой техникой с Запада. Изобильные развалы Румбулы и Буллей. Платные туалеты, заказные убийства и такие же статьи в желтеющей прессе. Агония «нерушимого» по соседству.

Запад в оргазме.

Всеобщая веселуха.

Вся власть в породе!

Караул!!! Свобода!!!

А где-то в бабитском лесу затаился в навозе и мечтах о светлом будущем маленький, чистенький, наивный семейный бизнес с амбициозными задатками гиганта капитализма.

Его величество Рынок правит бал. Вся жизнь — рынок, т.е. место, где все продается и покупается. Только эти два процесса. Остальные отменены. Выбор такой, что некогда задуматься о вечном.

Американская мечта — self-made (человек самостоятельно, упорным трудом добивается успеха в жизни). Вперед, к рынку!


Бандиты

Четыре года я хранил целомудрие бизнеса. Не сберег. Меня нашли даже в лесу. Почти комплимент. Значит, я стал заметен на рынке.

Приехали. На двух тертых иномарках. Человек девять.

Быки:

Спортивные штаники, бицепсы в майках, цепуры-голды, грязные ногти, кроссовки, наспех сделанные татуировки, бреши в прикусе с редкими фиксами. В глазах разруха, гипс, неполное среднее, любовь к маме, детство без мороженого, готовность к истерике. Некоторые видели смерть, некоторые ей помогали. У таких в глазах стекло, мутное, в трещинах. Словарь — неумелая феня с междометиями. Это бойцы, торпеды, быки.

Бригадир, старшой:

За плечами просматривается что-то вроде службы в органах, милицейская школа, как минимум. Подтянут. Джинсы, печатка на мизинце. На нем же и на большом пальце правой руки длинные отманикюренные ногти. Возможно, играет на гитаре. Само собой — цепура на шее, но потолще. Прикус на месте — комплект. Рубашка, сверху кожаный пиджак. Взгляд рыхлый, местами начитанный, сквозь тебя, с конопляным душком. От него веет прозекторской. Цвет кожи бледный, нездоровый. Легко себе представить его покойником. Как, впрочем, и всю компашку. Странно, но этот типаж внушал больше страха, чем его бычки, даже те — в наколках и с выбитыми зубами.

Это были харитоновские.

Когда все это вывалилось из машин, стало страшновато. В драках не пасовал. Горел и тонул на судне — страшно не было. Там — честная борьба. Все зависело только от тебя. Здесь — другое. Полная беспомощность. Люди, близкие, предприятие — все под угрозой. Защитить некому. Одни в лесу. На территории склад ГСМ, сотни тонн соломы в рулонах и пакетах. По ночам на заводе только один мужик да несколько женщин-сборщиц. Дома дети. Куда рыпаться?

Мои работники, из тех, кто был во дворе со мной, как-то тихо исчезли, разошлись по местам. Информационных поводов к страху на тот момент было более чем достаточно. Людей понять можно.

— С кем вы работаете? — вежливо и как-то отстраненно-привычно спросил бригадир.

Хотел ответить: с Богом в сердце и верой в светлое будущее, — но подумал, что вряд ли поймут.

— Сами по себе, — все, на что ума хватило тогда.

— Так не бывает. Теперь будете работать с нами. Хочу фабрику посмотреть.

— Пошли, только скажите своим бойцам, чтоб окурки далеко не бросали. Солома сухая вокруг.

— А это как договоримся. Хорошо горит? — бригадир, с неприкрытой издевкой.
И своим: — Стойте тут.

Чинарики под ноги. Несколько быков расселись в машины, оставив двери открытыми.

Провел экскурсию. Бандюган оказался любопытным и неглупым. Заценил, сука, проникся.

— Ну ты развернулся нехило.

Дальше пошли хозяйственные вопросы. По поводу ежемесячной мзды возник спор. За время экскурсии первый «флер» наезда улетучился, вместе с ним мой внутренний мандраж. И я торговался не на шутку. Это был обычный деловой разговор.

И тут нужно отдать должное бандитским подходам. Товарищ явно понимал, что для общака выгодней, чтоб я спокойно работал и платил мзду. То, что он увидел, очевидно, сильно отличалось от всего, что он видел до тех пор. Почувствовал перспективу, что ли. Так я себе это тогда объяснил.

После экономического ликбеза сошлись на том, что первое время плата не будет грабительской.

В конце экскурсии Володя, так звали крышаря, попросил (!) ящик консервов и пару ящиков грибов для своих бойцов.

Перешли на «ты». Расстались почти партнерами.

— Если кто наедет, скажи: работаешь с Ф…м. Вот телефон, звони сразу. Полицаям не звони. Там все схвачено. Стуканешь — закопаем.

Уехали.

Я принял все это философски. Времена такие. Издержки бизнеса.

После бригадиры и быки менялись. Долго они не жили тогда. Но со всеми из них мне удавалось находить взаимопонимание. Меня не душили. Были в разное время некоторые сомнительные предложения расширить сотрудничество. Я отбрехивался как мог, и они отставали. Особо не наглели никогда. Где-то даже уважали. Особенно после одного случая.

Приезжали они за данью обычно в конце месяца. Как правило, вдвоем. На затрапезной машинешке. А тут нагрянули внезапно на шикарном золотистого металлика "шевроле" с темными стеклами. Да прямо в компостный цех на нем и заехали. Цех большой, ворота открыты, чего ж не заехать. Кто-то из моих сказал, что я там.

Я и впрямь там. Сижу на тракторе и буртую компост (тракторист заболел, а второй на стройке с трубоукладом плиты ворочает). Бурт 30 м — сто тонн компоста. Я трактором — в измельчитель, ребята за измельчителем — вилами бурт подравнивают. Работа шла к концу. Оставалось минут десять работать. Все устали. Пар от компоста, амбре, жара, шум, грохот.

И тут эти. "Шевроле" в компостном цеху — картина эзотерическая. Стали в начале цеха, где воздух почище, и стоят.

Кого принесла нелегкая, думаю.

Продолжаю работать. Через пару минут выскакивает из машины шестерка в белой маечке, соплячок с наглой рожей, и ко мне на трактор залазит, брезгливо берясь за поручни.

— Слышь, пахарь, иди. Там Ф…с приехал. Хочет на тебя посмотреть.

И такое презрение в его молочных глазах читалось, что зло меня взяло! Ах, думаю, твари, ну подожите!

— Скажи, работу надо закончить, процесс прервать нельзя. Через пять минут подойду.

Хлебало шестерки зашкалило.

— Ты че?! Это ж сам Ф…с!!!

— А по мне хоть кактус! Иди и передай.

Слез растерянный, руки соломой вытер. Побежал на доклад. Из машины никто не вышел. Сидят, ждут.

Тут во мне одессит включился конкретно.

Подзываю своего парня и говорю:

— Сбегай к Мишке. Пусть трубоуклад поставит напротив ворот цеха и перекроет выезд.

Трубоуклад — это 12-тонный гусеничный трактор с крановой стрелой. Без стрелы на танк немецкий «Тигр» со спиленным стволом похож очень. Внушительный агрегат, скажу я вам. Выехать из цеха минуя его можно только худому велосипедисту.

Закончили работу. Ребята, четыре человека с вилами, потянулись на выход, злые с виду, уставшие.

Сам развернул трактор (колесо с меня ростом), поднял ковш двухкубовый наперевес и врезал на скорости в сторону "шевроле". Там засуетились. Это было видно по тому, что локти и руки с сигаретами, торчащие из окон, мгновенно спрятались внутрь, а стекла закрылись. Хлопнула приоткрытая передняя дверь.

Пролетев по цеху метров 30 на своем красавце с поднятым ковшом, я резко затормозил в полуметре от машины. Ковш с острыми зубьями завис над американской роскошью с рижской начинкой внутри. Не глуша двигатель, спустился вниз. Мужики с вилами догнали, встали неподалеку позади машины. Вытер руки, закурил. Стою. Тишина. Настроение светлое. Раздавлю гадов — и закопаю вместе с машиной! Страха ноль. В голове все подвиги дедов и прадедов вместе взятые, и сама справедливость в белых одеждах над всеми нами парит.

Короче — аффект.

Достали своей наглостью, гангстеры долбаные!

Опускается стекло задней двери.

Там худое, зеленое лицо пожилого криминала. На лбу испарина, хотя из салона повеяло кондишеном. Глаза сосредоточенные, без признаков эмоций.

— Мне про тебя говорили. Заехал грибов попробовать. Угостишь?

Хороший ход. Психолог, мать его… Давить трактором пожилого человека с болезненным лицом сразу показалось мне негуманным. Рядом с ним на сиденьи — никого. Значит, в машине максимум трое, включая водителя. Один язвенник, пацан-шестерка и водила. А нас много — с вилами и с танками. Справедливость не улетала.

Аффект прошел, как пришел. Их стало жалко! Чуть не прослезился, блин.

Послал ребят за грибами. Мишке махнул, чтоб отогнал трубоуклад. Поставил трактор на прикол.

Машина тут же выехала из цеха, но из нее так никто и не вышел.

Грибы положили в багажник, и местный смотрящий уехал во свои бандитские свояси.

Рабочий день закончился. Я устал бояться.

Были потом у меня мысли о мести кровавой с его стороны. Обошлось. Даже зауважали. Это чувствовалось.


Государство

Специально вставил его в эту часть повествования заодно с бандитами. К тому времени оно доставало меня не хуже отморозков.

С бандотой можно было договориться. С «державой» — никогда. Разве что за взятки. А чем тогда все эти инспекции — пож-сан-вет-охртруд-язык-бздык-надзора отличались от бандитов? Тем, что одни трясли маузэрами и ножами, а другие — томами неисполнимых по определению, постоянно меняющихся законов и инструкций, с реестрами налогов, заплатить сполна которые невозможно не разорившись.

Если случались неурожаи или другой форс-мажор, бандиты ждали денег и не грузили ни разу. Ни разу! Зато государство моментально включало счетчик.
Когда ко мне приезжали с проверками СГД-совки и с просветленными лицами вещали о долге каждого гражданина справно платить налоги во благо бедных пенсионеров, инвалидов и армии, я всегда думал о цинизме системы.

С СГД-совками все понятно. Люди делают свою работу. Некоторые из них, допускаю, искренне считают, что во благо тех самых пенсионеров и учителей. Есть и сегодня, на ИМХО в т.ч., яркие апологеты честного налогоплачения — М.Алексеева, например.

Но когда я спрашивал у них, где мне брать наличные для того, чтобы рассчитаться с бандитами, которые приедут завтра, и на какой счет моему бухгалтеру относить эти расходы, — они отвечали: обращайтесь в полицию, — прекрасно зная, что государство не в состоянии защитить бизнес от беспредела. Некоторые из них даже краснели слегка при этом.

То есть любимое государство свои обязанности охранить меня от беспредела бандитов и своих чиновников — не в состоянии, а я свои обязанности должен исполнять неукоснительно.

За 15 лет работы на моем предприятии был всего один серьезный несчастный случай, в котором пострадали три человека. Это при том, что все технологии предусматривали массу опасных операций с применением самой разнообразной техники. Разлетелся отрезной диск на «болгарке». Глубокие порезы. Через два дня все были на работе.

Не было ни одного случая возгорания, даже мелкого, хотя на территории хранились и нефтепродукты, и солома, и пластмассовая тара в больших количествах, работали котлы, теплогенераторы на жидком топливе, полно электроприводов.

На предприятии была жесткая производственная дисциплина. Оно было обеспечено всем необходимым для безопасной работы. Все сооружения, машины, системы строились мной с учетом минимального, но обеспечения таких условий.

И что?

Регулярные наезды инспекторов, строчивших километровые предписания, на выполнение которых потребовались бы сотни тысяч латов, здорово отравляли жизнь.

Видите ли, огнетушителей недостаточно. У меня 45, а по нормам (непонятно каким) требуется 90. У меня — советского производства, а лучше бы импортного. И их срочно (до указанной в акте даты) нужно приобрести и установить. Причем настоятельно рекомендуется приобрести их в конкретной фирме. Волноваться не нужно, потому что фирма эта принадлежит жене начальника районной пожарной инспекции, и там обязательно сделают скидки для вашей уважаемой компании.
Точно по этой же схеме — и остальные инспекции.

Стригли все. Государство в этом хоре солировало, срываясь на истеричный фальцет.

Чего стоили латвийскому производственному бизнесу госвыкрутасы в денежной политике!

Практически все оборудование, стройматериалы, бетонные конструкции у меня были советского производства, приобретенные по советским ценам в распродаваемых совхозах, убитых СМУ по всей Латвии, на доживающих базах агропрома, и в России. Платил я за все это полновесными соврубликами по курсу.

Переход на репшики — по курсу 1:6, и через год на латы — по курсу 1:200, с последующим переводом в «малоценку» всех основных средств с балансовой стоимостью ниже 50 латов, — мгновенно свел мои залоговые возможности под плинтус. Практически — обесценили фирму. А ведь я работал на кредитах. Банк «строго насупил брови» и в связи с уменьшением залоговой массы тут же увеличил до 26% годовых и без того зверский кредитный процент.

В шайку нужно было бы включить и банки. Но это отдельная история, и пожалуй, она стоит отдельной главы.

Да, я всеми способами уходил от налогов, чтобы спасти свое дело. Нал правил бал! А чем еще можно было удовлетворить аппетиты этой банды во главе с государством? Чем еще я мог латать дыры в этой «благодатной» бизнес-среде, созданной амбициозными, алчными хуторянами во власти, с их тупым законодательством и беспомощностью во всем, что касалось экономики и внутренней политики?

Им было не до таких, как я. Они, истекая слюной, делили чужой пирог под названием «народное хозяйство Латвии».

Сколько времени, сил, средств уходило на «оптимизацию» налогов… Уйма! Где было брать средства на бандитов, взятки, расчеты в кэше, приобретение «с рук» того, что иначе было не купить?

Не для наживы сие делалось, а в продолжение дела. Если я мог купить нужную железку или солому у крестьянина за «без бумаг», я делал это. В большинстве случаев других вариантов и вовсе не было. Только за кэш и можно было купить. А где его было брать?

Государство цинично, аморально, бессовестно выкручивало руки, требуя свое, при этом не предоставляя никакой защиты предпринимателям ни от коррупционных поборов со стороны своих же чиновников, ни от бандитов, вынуждая работать людей в абсолютно дикой, им «регулируемой» бизнес-среде.

Написание этой статьи подвигло меня подсчитать, во что обошлось мне обслуживание бандитов всех уровней. По самым скромным подсчетам, цифра превысила миллион латов, выплаченных в виде взносов в бандитский общак, налогов, банковских процентов, взяток, необоснованных таможенных пошлин. (О пошлинах подробнее будет дальше.)

Причем бандитский общак по объему выплат — последний в этом списке. С ними хоть можно было договориться.

Да простит мне читатель столь длинное отступление. Без него трудно было бы объяснить многое из того, что происходило в последующие годы.


Продолжение