Карлис Улманис действительно не инициировал физическое уничтожение евреев, но после переворота 15 мая 1934 года у многих из них отнимались разрешения на работу адвокатами и врачами, им больше не могли принадлежать предприятия в ряде отраслей экономики. Под нажимом нацистов из Латвии постепенно выдавливались иностранные кампании с еврейским капиталом.

В 1938 году Германия под предлогом "воспитания прессы в духе нейтралитета" потребовала от Латвии навести "арийский порядок" в печатных изданиях, убрав евреев из состава корреспондентов за рубежом и редактората, а также из числа владельцев газет. Официальная Рига согласилась с антисемитскими претензиями нацистов в отношении журналистики, как и в торговой сфере, и в течение следующего года "зачистка" была произведена в ведущих латышских газетах "Брива земе" и "Яунакас зиняс", а также в русскоязычном издании "Сегодня". Как отмечал глава МИД Латвии В. Мунтерс в беседе с германским послом в Риге У. фон Котце в мае 1939 года, "именно этот тихий антисемитизм дает хорошие результаты, которые народ, в общем, понимает и с которыми соглашается". (31)

Если мотив ненависти к евреям, распалявшийся нацистской пропагандой, находил в последнее десятилетие отражение в трудах историков из Латвии, как и в целом тематика Холокоста и увековечивание памяти его жертв (в основном, под давлением Запада и Израиля) (32), то роль антирусских настроений в практике нацистского геноцида вовсе отрицалась.

На русофобские мотивы расправы над населением белорусских деревень проливает свет доклад офицера по особым поручениям тыла "Русской освободительной армии" (РОА) поручика В.Балтиньша представителю РОА в Риге полковнику В.Позднякову от 26 мая 1944 года, в котором он, в частности, пишет: "В 1944 году я приехал в деревню Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат расположились латышские эсэсовцы. В день моего приезда их должна была сменить вновь прибывшая немецкая часть, но мне все-таки удалось поговорить по-латышски с несколькими эсэсовцами. Я спросил у одного из них -- почему вокруг деревни лежат непогребенные трупы женщин, стариков и детей -- сотни трупов, а также убитые лошади. Сильный трупный запах носился в воздухе. Ответ был таков: "Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских"..." (33)

В вышеописанных зверствах могли принимать участие и служащие полицейских батальонов, носившие к этому времени как старую латвийскую униформу, так и форму Вермахта и Ваффен-СС34. "Отличники" истребительной политики нацистов на Востоке еще в июле 1943 года были отмечены приказом рейхсфюрера СС Г. Гиммлера: "Принимая во внимание проявленное ими до сих пор отличное поведение, я присваиваю всем латышским батальонам служебное наименование "Латышские полицейские батальоны". (35)

Мотивация зверств, отмеченная в рапорте В.Балтиньша, совпадает с показаниями бывшего офицера 19-го и 321-го латышских полицейских батальонов Альфреда Витиньша. (36) В протоколе допроса от 15 декабря 1945 года он отмечает, что в конце мая 1944 года при встрече с капитаном Межгрависом (командир 321 латышского полицейского батальона) зашел разговор об отсутствии места для ночевки. В ответ Межгравис сообщил: "Да, эту "работу" проводил я, я выполнял приказ генерала Еккельна, который приказал все уничтожить русское на своем пути, я сжег более 200 сел и деревень, сжигали также детей и стариков, так как с ними некогда было возиться, полегло их тут тысяч 10, а может быть и больше, всего разве упомнишь. За это я получил "Железный Крест". Сжигал и производил я это в 1943 году, а теперь на обратном марше негде остановиться на отдых". И добавил: "Здесь наши батальоны и отряды поработали неплохо, русские долго будут вспоминать Прибалтику. Их и не следует щадить, а уничтожать всех до единого, приказы Еккельна есть приказ фюрера и мы должны защищать их интересы".

Как правило, латышские авторы не решаются выступать с апологией деятельности военного преступника, обергруппенфюрера СС Фридриха Еккельна, сосредоточившись на поиске оправдательных мотивов для латышских легионеров и иных коллаборационистов в тыловых и фронтовых структурах III рейха. Однако известный адвокат Андрис Грутупс при консультативной поддержке официозного историка Хейнрихса Стродса отважился на роль маргинального публициста, выпустив в свет откровенно антисемитский памфлет "Эшафот", изображавший "Рижский процесс" 1946 года над нацистскими преступниками как этническую месть советских евреев "блестящим" немецким генералам. (37)

Анализ доминирующих тенденций в латышской "оправдательной историографии" показывает, что официальная Рига, достигнув определенного пропагандистского эффекта внутри страны, сосредоточилась на сверхзадаче оспорить "версии победителей" во Второй мировой войне на международных площадках, пытаясь попутно символически "довоевать" с Советским Союзом и оттенить "оккупационной" риторикой в адрес Москвы реальные масштабы соучастия латышских коллаборационистов в осуществлении нацистской истребительной политики на Востоке.

Симиндей Владимир Владимирович — руководитель исследовательских программ фонда "Историческая память" (Москва), в 2001-2005 гг. — атташе, третий секретарь посольства России в Латвии. Статья впервые опубликована в журнале "Свободная мысль": 2011/№4(1623)

В качестве иллюстраций использованы фото к статье «Урок патриотизма в латвийской школе» (Телеграф) 

Использованные источники информации здесь