РУССКИЕ ЛАТВИИ
27.11.2021
Александр Филей
Латвийский русский филолог
МЫ -- РУССКИЕ
А не "русскоязычные"
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Дарья Юрьевна,
Сергей Прищепов,
Владимир Бычковский,
Борис Бахов,
Марк Козыренко,
arvid miezis,
Леонид Радченко,
Илья Нелов (из Тель-Авива),
Андрей Жингель,
Владимир Иванов,
Юрий Васильевич Мартинович,
Ярослав Александрович Русаков,
Элла Журавлёва,
Иван Киплинг,
Виталий  Матусевич,
Анатолий Зайцев,
Aleksejs Sondors,
Александр Гильман,
Roman Romanovs,
Константин Васильев,
Андрей Хабаров,
Goliaf Goliaf,
Victoria Dorais,
Василий Семенов,
Александр Петрович Янин,
Янис Круминьш
Вопрос русскости — самый любопытный и самый глубокий вопрос нашей современности. Зашёл сегодня в социальные сети — и с колоссальным удовольствием прочитал дискуссию под проницательной и честной публикаций уважаемого Александра Литвака. Публикацией, идея которой мне очень созвучна.
Она о том, что многие люди стесняются называть себя русскими, предпочитая абстрактно-псевдополиткорректный термин «русскоязычный / русскоговорящий», который по сути не выражает ничего.
Помнится, и я уделял этому вопросу внимание в самых разных публикациях. И с филологических, и с теологических (если можно так сказать) позиций. Поясню сейчас одну очень важную вещь. Изначально в культурологической традиции восточных славян так сложилось, что русский человек, житель Древней Руси — это православный человек.
Если человек крещён в православной вере и живёт в соответствии с православными традициями русского народа, то он русский и никем другим быть не может. Если, конечно, он сам в здравом уме и трезвой памяти не откажется от собственного исторического первородства и отречётся от тысячелетних традиций и заветов предков. В угоду ложной стеснительности и навязанных извне социоантропологических комплексов.
По моему глубокому убеждению, русскость обусловлена тысячелетними традициями русского православия. Все политические напластования позднейших эпох в этом контексте не следует принимать в расчёт. Не было больших русских в XVII столетии, чем малоросское казачество, которое стало защитой и опорой православной веры.
Идея русского духа, русского миросознания — это великая идея, которой пора бы стать государствообразующей в современной России, но, увы, по причине того же ложного стеснения она пока таковой не становится. Только под знаменем русскости достигались исторические победы, создавались великие литературные шедевры, совершались эпохальные научные открытия. И все вместе — великороссы, малороссы и белорусы — всегда и везде были русскими.
А дальше имела место Великая Октябрьская Социалистическая революция. Которая освободила массы, спровоцировала масштабное этнокультурное строительство и заложила письменные традиции малых народов. И многие люди, которых ранее квалифицировали как «инородцев», получили второе дыхание. Начался новый этап осмысления социокультурной реальности — в стратегии, заданной большевиками. И это было своевременно.
Да, ленинская гвардия вовсю вела борьбу с великодержавным шовинизмом, да, культурно-лингвистические права русских зачастую ущемлялись в пользу представителей других народов. Отсюда и политика коренизации, взятая на вооружение в СССР. Но русский человек в тех условиях не перестал быть русским. По вере, по духу, по культурному коду, по исторической памяти.
Парадоксально, но лучше всего идею русскости и русского человека понимают простые западные обыватели. Их не обманешь. Для них русский — это любой русский, выходец из Советского Союза. Будь он кавказец, башкир, якут или чукча.
Русский — он и есть русский, как его не называй. И это соответствует логике исторического развития. Многие постсоветские переселенцы, не являвшиеся этническими русскими, оказываясь на Западе, сталкивались с тем, что их начинали называть русскими. Поначалу сопротивлялись, а потом смирялись. Потому что это правдиво и естественно.
Термин «русскоязычный» дефективен тем, что он призван стать суррогатом. Любой суррогатный продукт по определению не совершенен по сравнению с оригиналом.
Человек может быть евреем — но по духу, по воспитанию, по мировоззрению он может быть русским евреем. Не марокканский, не эфиопский, не сефарди, не сабр, а именно русский еврей. И другим он быть не может. Он не может перестроить свой культурный код, потому что нельзя бороться с собственным естеством. И даже если русские евреи переселяются в Израиль и живут там долгие годы, то они всё равно остаются русскими советскими евреями. И многие так себя с гордостью называют.
Человек может быть белорусом. Но он по духу, по мировоззрению, по родовой истории всё равно русский. Он сохраняет культурную, идеологическую связь с Белоруссией, сочувствует ей как государству, поддерживает её — да, на расстоянии, но лишь потому, что так сложилась его личная история — но он вправе считать себя как белорусом, так и русским. Белорусом — по семье, по роду, по внутреннему убеждению. Русским — по духу, по принадлежности к православной традиции, по форме и способу ощущения и осмысления мира. И эти две стихии совершенно органично сочетаются между собой.
Человек может быть украинцем. И в нём может быть сильно украинское этнокультурное начало. И он искренне сочувствует несчастьям, свалившимся на современную Украину. Но по духу, по вере, по способу восприятия мира он такой же русский человек, только малороссийского происхождения. И от себя он так просто не уйдёт.
Конечно, если он начинает переживать этнокультурную трансформацию в результате массированного воздействия внешних факторов, он постепенно начинает отрекаться от своего русского наследия и добровольно соглашаться со навязанной им неполноценностью, становясь воинствующим укронационалистом, то он уже перестаёт быть русским, но это — выбор, сделанный им самим.
Это — путь маргинализации и ассимиляции, на который он встал в результате внутреннего духовного слома. В таком случае этому человеку можно только посочувствовать.
Исторически многие остзейские немцы на русской службе называли себя русскими. Иван Фёдорович Крузенштерн, хороший человек, был в высшей степени русским человеком. Пусть даже и не православным. Он был совершенным русским по духу. И очень сильно обижался, когда отдельные недалёкие доброхоты выпячивали его этническую немецкость. И не лез за словом в карман.
Все вместе люди разной этничности так или иначе становятся русскими, когда их русские мамы, папы, дедушки и бабушки воспитывают по-русски. Это то, что передаётся с русскими детскими сказками, с Пушкиным и Есениным, с романами Толстого и Достоевского. Это особая русская форма понимания действительности. И эту неписаную закономерность понимали ещё во времена Российской империи и Советского Союза.
Сейчас же людям навязываются суррогатные термины, которыми они обязаны себя называть в условиях нового социокультурного новояза. И эти термины — дело выбора. Но тот, кто употребляет этот термин в отношении себя, должен отдавать себе отчёт, что он ограничивает себя в широте и красоте восприятия мира. Неизбежно ограничивает. И здесь природу не обманешь.
Ещё раз отмечу, что на Западе обыватель инстинктивно это понимает. Термин «русофон» приживается в западном административно-политологическом дискурсе с огромным скрипом. Внутреннее чутьё западного обывателя не подводит.
Во французском обиходе есть франкофоны — жители бывших западноафриканских колоний Франции. Но даже канадцы-франкофоны так себя не назовут. Они себя назовут квебекцами — с чувством принадлежности к своей самобытной исторической идентичности. И бельгийцы-франкофоны будут тяготеть к тому, чтобы называть себя «валлонами», в соответствии со своей национальной природой.
Так на Западе и не понимают, зачем это они должны называть «русофоном» русского человека. Russian. Le russe. El ruso. И всё тут. Никакого самообмана. Впрочем, и о белорусах на Западе знают как о русских. Разницу объяснять — дело неблагодарное и совершенно ненужное.
Поэтому искренне пожелаю всем «русскоговорящим» стать русскими. От души. Это великое счастье — так себя назвать.
Блажен кто может позволить себе эту роскошь.
Она о том, что многие люди стесняются называть себя русскими, предпочитая абстрактно-псевдополиткорректный термин «русскоязычный / русскоговорящий», который по сути не выражает ничего.
Помнится, и я уделял этому вопросу внимание в самых разных публикациях. И с филологических, и с теологических (если можно так сказать) позиций. Поясню сейчас одну очень важную вещь. Изначально в культурологической традиции восточных славян так сложилось, что русский человек, житель Древней Руси — это православный человек.
Если человек крещён в православной вере и живёт в соответствии с православными традициями русского народа, то он русский и никем другим быть не может. Если, конечно, он сам в здравом уме и трезвой памяти не откажется от собственного исторического первородства и отречётся от тысячелетних традиций и заветов предков. В угоду ложной стеснительности и навязанных извне социоантропологических комплексов.
По моему глубокому убеждению, русскость обусловлена тысячелетними традициями русского православия. Все политические напластования позднейших эпох в этом контексте не следует принимать в расчёт. Не было больших русских в XVII столетии, чем малоросское казачество, которое стало защитой и опорой православной веры.
Идея русского духа, русского миросознания — это великая идея, которой пора бы стать государствообразующей в современной России, но, увы, по причине того же ложного стеснения она пока таковой не становится. Только под знаменем русскости достигались исторические победы, создавались великие литературные шедевры, совершались эпохальные научные открытия. И все вместе — великороссы, малороссы и белорусы — всегда и везде были русскими.
А дальше имела место Великая Октябрьская Социалистическая революция. Которая освободила массы, спровоцировала масштабное этнокультурное строительство и заложила письменные традиции малых народов. И многие люди, которых ранее квалифицировали как «инородцев», получили второе дыхание. Начался новый этап осмысления социокультурной реальности — в стратегии, заданной большевиками. И это было своевременно.
Да, ленинская гвардия вовсю вела борьбу с великодержавным шовинизмом, да, культурно-лингвистические права русских зачастую ущемлялись в пользу представителей других народов. Отсюда и политика коренизации, взятая на вооружение в СССР. Но русский человек в тех условиях не перестал быть русским. По вере, по духу, по культурному коду, по исторической памяти.
Парадоксально, но лучше всего идею русскости и русского человека понимают простые западные обыватели. Их не обманешь. Для них русский — это любой русский, выходец из Советского Союза. Будь он кавказец, башкир, якут или чукча.
Русский — он и есть русский, как его не называй. И это соответствует логике исторического развития. Многие постсоветские переселенцы, не являвшиеся этническими русскими, оказываясь на Западе, сталкивались с тем, что их начинали называть русскими. Поначалу сопротивлялись, а потом смирялись. Потому что это правдиво и естественно.
Термин «русскоязычный» дефективен тем, что он призван стать суррогатом. Любой суррогатный продукт по определению не совершенен по сравнению с оригиналом.
Человек может быть евреем — но по духу, по воспитанию, по мировоззрению он может быть русским евреем. Не марокканский, не эфиопский, не сефарди, не сабр, а именно русский еврей. И другим он быть не может. Он не может перестроить свой культурный код, потому что нельзя бороться с собственным естеством. И даже если русские евреи переселяются в Израиль и живут там долгие годы, то они всё равно остаются русскими советскими евреями. И многие так себя с гордостью называют.
Человек может быть белорусом. Но он по духу, по мировоззрению, по родовой истории всё равно русский. Он сохраняет культурную, идеологическую связь с Белоруссией, сочувствует ей как государству, поддерживает её — да, на расстоянии, но лишь потому, что так сложилась его личная история — но он вправе считать себя как белорусом, так и русским. Белорусом — по семье, по роду, по внутреннему убеждению. Русским — по духу, по принадлежности к православной традиции, по форме и способу ощущения и осмысления мира. И эти две стихии совершенно органично сочетаются между собой.
Человек может быть украинцем. И в нём может быть сильно украинское этнокультурное начало. И он искренне сочувствует несчастьям, свалившимся на современную Украину. Но по духу, по вере, по способу восприятия мира он такой же русский человек, только малороссийского происхождения. И от себя он так просто не уйдёт.
Конечно, если он начинает переживать этнокультурную трансформацию в результате массированного воздействия внешних факторов, он постепенно начинает отрекаться от своего русского наследия и добровольно соглашаться со навязанной им неполноценностью, становясь воинствующим укронационалистом, то он уже перестаёт быть русским, но это — выбор, сделанный им самим.
Это — путь маргинализации и ассимиляции, на который он встал в результате внутреннего духовного слома. В таком случае этому человеку можно только посочувствовать.
Исторически многие остзейские немцы на русской службе называли себя русскими. Иван Фёдорович Крузенштерн, хороший человек, был в высшей степени русским человеком. Пусть даже и не православным. Он был совершенным русским по духу. И очень сильно обижался, когда отдельные недалёкие доброхоты выпячивали его этническую немецкость. И не лез за словом в карман.
Все вместе люди разной этничности так или иначе становятся русскими, когда их русские мамы, папы, дедушки и бабушки воспитывают по-русски. Это то, что передаётся с русскими детскими сказками, с Пушкиным и Есениным, с романами Толстого и Достоевского. Это особая русская форма понимания действительности. И эту неписаную закономерность понимали ещё во времена Российской империи и Советского Союза.
Сейчас же людям навязываются суррогатные термины, которыми они обязаны себя называть в условиях нового социокультурного новояза. И эти термины — дело выбора. Но тот, кто употребляет этот термин в отношении себя, должен отдавать себе отчёт, что он ограничивает себя в широте и красоте восприятия мира. Неизбежно ограничивает. И здесь природу не обманешь.
Ещё раз отмечу, что на Западе обыватель инстинктивно это понимает. Термин «русофон» приживается в западном административно-политологическом дискурсе с огромным скрипом. Внутреннее чутьё западного обывателя не подводит.
Во французском обиходе есть франкофоны — жители бывших западноафриканских колоний Франции. Но даже канадцы-франкофоны так себя не назовут. Они себя назовут квебекцами — с чувством принадлежности к своей самобытной исторической идентичности. И бельгийцы-франкофоны будут тяготеть к тому, чтобы называть себя «валлонами», в соответствии со своей национальной природой.
Так на Западе и не понимают, зачем это они должны называть «русофоном» русского человека. Russian. Le russe. El ruso. И всё тут. Никакого самообмана. Впрочем, и о белорусах на Западе знают как о русских. Разницу объяснять — дело неблагодарное и совершенно ненужное.
Поэтому искренне пожелаю всем «русскоговорящим» стать русскими. От души. Это великое счастье — так себя назвать.
Блажен кто может позволить себе эту роскошь.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Вадим Авва
Публицист
Реалии русского протеста в Латвии
30 лет ассимилировали вас по-хорошему. Хватит
Алексей Стефанов
В России есть желание жить!
Переселенцы из Латвии
IMHO club
Как работает программа «Соотечественник»
Поделился Родион Гринкевич
Марина Крылова
инженер-конструктор
РУСИНСКИЕ УРОКИ ПРИБАЛТИЙСКИМ РУССКИМ
По материалам книги «История латвийских русских», Гусев И.Н.
США СЛЕДУЕТ ПОЧИТАТЬ
ПРИБАЛТИКА ПРОВАЛИЛА ЗАДАНИЕ США
А ЕСЛИ НЕ ВЫЙДЕТ ПРОДАТЬСЯ?
- Гив ми ту тикетс ту Даблин?- Куда, блин?- Туда, блин!
УЗНИЦУ ИЛЬГУЦИЕМСА СНОВА ОСТАВИЛИ В ТЮРЬМЕ
Вполне. Вернётся сын - выпустят маму!
УЗНИЦУ ИЛЬГУЦИЕМСА СНОВА ОСТАВИЛИ В ТЮРЬМЕ
Вполне. Вернётся сын - выпустят маму!