---

Продолжение
Часть I. В начале жизни
Часть II. Выбор пути
Часть III. Игры в диссидентство
Часть IV. Молодой учёный
Часть V. Партийная служба: соблюдая традиции
 

---

 


В.Хитряков. Творчество


Вначале партия не поднимала вопрос о введении частной собственности, а попыталась усовершенствовать механизм управления производством в государственном секторе. Решать эту задачу она поручила в марте 1985 г. новому генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Он провозгласил курс на ускорение социально-экономического развития страны.

Для обеспечения ускорения партия попыталась внедрить в государственном секторе так называемый полный хозрасчет — установленный сверху механизм нормативного распределения всех доходов предприятий.

Кроме того, были расширены права руководителей производственных предприятий, создавались интегрированные по вертикали объединения, принимались комплексные программы исправления межотраслевых перекосов, вводился механизм приемки качества продукции на гражданских предприятиях государственными комиссиями — по образцу госприемки военной продукции.

Наконец-то приняли новую тарифную систему, которая несколько ослабила перекосы в оплате труда работников простого и сложного труда.


Итак, появился запрос на экономические реформы.

Какие реформы надо проводить и каким образом это делать, в партийном аппарате никто особо не понимал. Коллеги начали активно спрашивать моих советов, но ответов на некоторые вопросы я сам не знал: экономика — наука достаточно многогранная и во всех деталях быть специалистом трудно.

Придумал провести несколько республиканских семинаров и обсудить на них, как совершенствовать механизм хозяйствования. Пригласил на эти семинары ученых-теоретиков, идеологов, экономистов-практиков.

Молодые ученые — вроде меня, Сергея Диманиса, Михаила Гаврилова — пытались на этих семинарах как-то осмыслить происходящие перемены, сформулировать какие-то рекомендации. Политэкономы старшего поколения помалкивали, поскольку ориентировались больше на классиков марксизма-ленинизма, а у них про перестройку ничего написано не было.

Георгий Яковлевич Либерман, например, на одном таком семинаре заявил, что я с тезисом «рабочая сила при социализме является товаром и ее нанимает государство» несколько погорячился. Кто-то из университетских преподавателей стал читать идеологические заклинания о том, что производственные отношения при социализме должны полностью соответствовать производительным силам.

Практики-экономисты наши теоретические споры на семинаре выслушали, но сказали, что им нужны четкие инструкции, что и как делать.


При всем разнобое мнений семинары оказались весьма полезными — подтолкнули людей к самостоятельному поиску решений назревших экономических проблем.

Я организовал публикацию материалов семинаров в нескольких номерах журнала «Коммунист Советской Латвии». Этот журнал выпускался на русском и латышском языках и распространялся по всем первичным парторганизациям и библиотекам.

Однако принятые в стране меры по совершенствованию механизма хозяйствования не решали проблему повышения эффективности производства в государственном секторе. Интенсивность труда в нем была невысока, материальные ресурсы использовались неэффективно, связи между производителями устанавливались нерационально.

Тогда партийное руководство в Москве приняло решение передать часть накопленных производственных фондов в собственность трудовым коллективам. Сделать это предполагалось путем сдачи части фондов в аренду, с правом выкупа из заработанной трудовыми коллективами прибыли.

Замысел был — дать простор творчеству работников, которое обеспечит рост объемов производства.

Чтобы как-то структурировать наемных работников, разработчики этой реформы не стали использовать уже существовавшие профсоюзные организации, а придумали избирать советы трудовых коллективов (СТО).

Советы создавались на всех предприятиях, и они должны были контролировать действия руководителей. В целом это была попытка построить кооперативный социализм по югославскому образцу.

Идея была неплохая, и я активно подключился к ее реализации.

Вспомнил теорию кооперативного социализма, о которой ранее читал в книгах, спрятанных в спецхране, изучил уже наработанный в стране опыт и написал два толстых тома методических рекомендаций по внедрению аренды для руководителей предприятий. Потом стал читать лекции по этой тематике. Лекции пользовались большой популярностью.


Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить.

Члены трудовых коллективов действия своих управляющих реально контролировать не могли — не было соответствующих правовых механизмов, да и не было у людей навыков демократического контроля. Расскажу об одном негативном случае внедрения аренды из своей собственной практики.

Уже упоминавшийся М.Йоффе попросил меня помочь перевести на аренду трудовой коллектив подчиненного ему варьете.

Я изучил нормативную документацию РЭКО, написал договор аренды, устав, различного рода регламентирующие документы. День сидел с симпатичным и весьма компетентным бухгалтером объединения Марите — определял, как отражать костюмы и балетные тапочки актрис варьете в договоре аренды, как их выкупать. Потом обговаривал с артистками порядок оплаты их труда в новых условиях.

Словом, подошел к делу со всей душой, а еще и отрабатывал свои бесплатные походы на красочные выступления варьете в гостинице «Латвия».

Арендное предприятие РЭКО было создано и успешно проработало в Риге и Юрмале три месяца. Затем М.Йоффе поехал с варьете на гастроли в США, и я потерял его из виду.

Проходит месяц — и я случайно встречаю на улице Вальню бухгалтера Марите. Пригласил ее выпить кофе в находившееся рядом кафе «Вецрига» и поболтать. Тогда там готовили прекрасные пирожные со взбитым творогом, которые тоже назывались «Вецрига».

За чашкой ароматного кофе Марите рассказала мне, что гастроли артистов проходят в Нью-Йорке с успехом, и выручка ожидается очень приличная — где-то двадцать тысяч долларов. Выгодно прокатать в Нью-Йорке программу рижского варьете было большим творческим успехом.

Порадовался, что мой скромный консультационный труд что-то дал для покорения латвийскими артистами Бродвея, что девочки из кордебалета, певцы и музыканты, которые жили в Риге совсем небогато, получат приличные деньги по составленным мною трудовым договорам.

Проходит еще неделя. Марите звонит мне на работу и расстроенным голосом просит зайти к ней в контору РЭКО. Захожу в бухгалтерию, сажусь пить кофе, который уже был сварен, заедаю его сдобным домашним печеньем.

И тут хозяйка кабинета рассказывает мне страшную историю. Миша Йоффе в последний день гастролей забрал себе всю валютную выручку и сбежал с ней. Артисты сидят в неоплаченной гостинице — голодные, без цента в кармане, обратных билетов у них нет.

Марите спрашивает совета, что делать. В договоре аренды трудового коллектива, конечно, такой случай прописан не был. Мы все предполагали, что в приближающейся рыночной системе предприниматели будут вести себя так же честно и порядочно, как директора социалистических предприятий.

Посоветовал Марите написать заявление в милицию о том, что М.Йоффе совершил мошенничество. Надежд на его поимку в США, конечно, не было никаких. Стали мы с Марите стучаться в разные инстанции. Коллектив варьете в конце концов вызволили из далекой Америки с помощью советского МИДа и за государственный счет.

Зачем М.Йоффе украл 20 тысяч долларов у своих артистов и скрылся на бескрайних просторах Америки? Этого я понять не могу до сих пор. Деньги эти были для США небольшие, а он превратился в преступника, которого когда-нибудь обязательно поймают. Возя же рижское танцевальное шоу по миру, Миша мог честно заработать много больше. Сыны погибели не могут поступить иначе, что ли?

Таких людей, как М.Йоффе, на первых этапах развития рыночных отношений появилось великое множество.


Кооперативы и рыночная стихия



И.Хольц. «Старый портной в мастерской»


В развитие концепции югославского социализма членам трудовых коллективов разрешили объединяться в кооперативы.

Предполагалось, что члены кооперативов через принадлежащие им в уставном капитале паи будут сообща контролировать действия своих руководителей и распределение полученных доходов. Предполагалось, что это позволит замедлить развитие системы наемного труда.

Однако предприимчивые люди быстро нашли пути обхода несложных законодательных ограничений в деятельности кооперативов — и они стали настоящими частными предприятиями.

В Латвии наибольшую известность получил кооператив «Пардаугава», созданный отсидевшими в тюрьме за контрабанду немалый срок В.Лесковым, А.Лавентом и Э.Лавентом. В отличие от М.Йоффе, они организовывали производство различного рода промышленных и сельскохозяйственных товаров, которые сбывали по всему Союзу.

Полученные прибыли «пардаугавцы» вкладывали опять в производство, тратили на благотворительность. В частности, они предоставили моему хорошему знакомому художнику, который занимался изготовлением портретов в технике интарсия, в безвозмездное пользование столярную мастерскую. Так, в порядке меценатства.

Еще они тратили заработанные деньги на поддержку спорта, прессы, кинофестивалей. Словом, были настоящими предпринимателями, энергию которых и пыталась пробудить своими реформами компартия.

Да, «пардаугавские» взяли под контроль часть криминального мира, а потом стали подкупать политиков, но это уже другая тема. Не надо было милиции упускать контроль над криминалитетом, а компартии — контроль над политическими процессами.

Конкуренция в экономической сфере закономерно породила конкуренцию в сфере политической.


Вслед за производственными и торговыми кооперативами стали возникать кооперативные коммерческие банки.

Например, в сентябре 1988 г. Володя Кулик ушел из аппарата ЦК, собрал 100 тысяч долларов с нескольких государственных предприятий и создал Рижский коммерческий банк.

Мы дружили с ним, и он пригласил меня на открытие своего банка. Банк тогда размещался в трех арендованных комнатах в центре города, в нем работали только четыре человека, но на открытие счетов уже стояла очередь клиентов. Я пожелал работникам банка успехов, выпил с ними по бокалу шампанского.

Володя имел экономическое образование, наработал за время партийной работы связи, неплохо разбирался в людях — и возглавляемый им банк скоро превратился в очень крупное учреждение, облегчавшее движение денежных средств в экономике и дававшее работу большому числу людей.

Однако основная часть кооперативов старалась зарабатывать на перепродаже дефицитного сырья, закупленного на госпредприятиях, на продаже привезенных из-за границы дефицитных товаров, на валютных спекуляциях. Они не создавали новой стоимости, а только перераспределяли доходы в обществе в свою пользу.

Наладить нормальное налогообложение этих спекулятивных кооперативов советским финансовым работникам не удавалось в силу их низкой компетентности.


Дешевые товары стали исчезать из государственной торговой сети, а цены в кооперативной сети были для большинства населения неподъемны. Возник дефицит товаров первой необходимости, и их начали распределять по талонам.

Сталкиваясь с постоянным дефицитом, люди старались закупить товары впрок в больших количествах. Этот ажиотажный спрос нарушал снабжение населения теми товарами, которые производились в достаточном количестве.

Поддавшись всеобщей панике, мы с женой, например, закупили по государственным ценам ящик детского мыла и два ящика тушеной говядины. Перепродавать эти товары не стали, поскольку, как большинство советских людей, таких навыков не имели.

Тушенку мы ели года четыре, детское мыло так и не использовали полностью до сих пор, и оно валяется на даче, поскольку появились более совершенные моющие средства.

Один мой хороший знакомый Алик купил в период разгула дефицита двенадцать ящиков водки «Московская» и заставил ими доверху комнату в квартире-«двушке» в одном из спальных районов Риги. Этот немалый стратегический запас у него почему-то израсходовался много быстрее, чем наша тушенка.

Из-за роста цен начали обесцениваться сбережения населения.

У меня на сберегательной книжке было отложено на отпуск где-то около 350 рублей. Этой суммы вполне хватило бы на поездку всей семьей на юг, к теплому морю. Однако мы ждали ребенка и на юг решили не ехать — арендовали дачу на Рижском взморье. Так за полгода цены на все выросли настолько, что накопленных сбережений едва хватило на покупку коляски для родившегося сына.


Перестройка и гласность



Павел Филонов. «Мужчина и женщина»


Внедрение элементов капиталистических отношений в СССР получило название политика перестройки. Для идеологического обеспечения этой политики использовалась весьма странная, прямо-таки масонская терминология.

Главным проводником политики перестройки выступал М.Горбачев. Его можно было назвать масонским термином гроссмейстер.

Гроссмейстеру помогали мастера — секретари ЦК КПСС Александр Яковлев, Вадим Медведев, министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, министр внутренних дел Вадим Бакатин, ряд других высокопоставленных фигур.

Мастера командовали прорабами перестройки, в круг которых, например, входили: писатели Виталий Коротич и Георгий Бакланов, журналист Егор Яковлев, историки Дмитрий Волкогонов и Юрий Афанасьев, экономист Гавриил Попов и им подобные.

Прорабы дружно и, надо признать, весьма квалифицированно ругали в СМИ «командную» экономику, «массовый террор», осуществлявшийся в 30-е гг. «сталинистами», отсутствие демократии. «Сталинистами» называли национал-большевиков, которые отстаивали интересы русского этноса.

Все эти идеологические диверсии назывались политикой гласности.


Некоторые произведения прорабов были сделаны достаточно талантливо и оказывали сильное воздействие на публику.

Таким был, например, фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», который в фантасмагорической форме рассказывал о репрессиях 30-х гг в Грузии. Мне сразу после просмотра этого фильма захотелось разрушить все прошлое, хотя что и как разрушить, было не совсем ясно.

Советские люди с интересом читали романы, повести, статьи, слушали выступления прорабов перестройки, поскольку в них давалась альтернативная, ранее неведомая точка зрения на все происходящее вокруг.

Потом критике стали подвергать галерею советских героев. Били по самому больному. Мол, и Зоя Космодемьянская была сумасшедшей и продалась фашистам, и герои-панфиловцы Москву не защитили, а у немцев просто смазку колес в танках мороз схватил.

В качестве нового же идеала преподносилась западная, то есть капиталистическая модель общественного устройства: погоня за деньгами, неумеренное потребление материальных благ, свобода от всяких нравственных норм.

На экранах появились фильмы, полные голых женщин, иногда красивых, но чаще всего нет. Такими фильмами были, например, «Маленькая Вера» Василия Пичула и «Интердевочка» Петра Тодоровского.

В моду вошли художники-примитивисты, вроде Павла Филонова и Марка Шагала. В их произведениях тема убогого обнаженного человеческого тела тоже доминировала.


Наконец, прорабы направили идеологический огонь по кадровым партийным работникам, государственным служащим высокого ранга, военным, правоохранителям. Их обвиняли, например, в получении каких-то особых льгот и привилегий.

Простые люди очень болезненно реагировали тогда на всякую социальную несправедливость и проникались ненавистью к «партократам» и «коммунякам».

Что это были за привилегии?

Был недавно на экскурсии в санатории «Янтарный берег», что в Кемери. В советское время там отдыхали члены Политбюро ЦК КПСС. Обшитые стандартными деревянными панелями стены. Советская мебель самых простых форм. Вэфовские телефоны. Немецкая сантехника белого цвета. Фаянсовая посуда Рижского керамического завода. И верх роскоши — свисающие с потолка чешские хрустальные люстры.

Снять такой гостиничный номер не в сезон где-нибудь в Италии обошлось бы тогда в 35 евро в сутки.

Мне многое не нравилось в том, что тогда публиковалось в СМИ, лилось с экранов телевизоров и из радиоприемников. Во время своих публичных выступлений я критиковал зарвавшихся прорабов-антикоммунистов.

В экономических, социальных вопросах мне это было делать просто. Сложнее было с трактовкой советской истории, которую я тогда знал много хуже, чем они.

Мои попытки обсудить вопросы ведения контрпропаганды на сборах лекторов, который проводил ЦК КПСС в Москве, результатов не дали. А критика политики гласности во время одной из публичных лекций в Риге закончилась тем, что на меня написали две анонимные жалобы. В этих жалобах бойкие «перестройщики» обвинили меня в непонимании политики партии на современном этапе и в защите сталинизма.

В.Мокроусов вызвал меня к себе в кабинет, дал прочитать анонимки и попросил впредь быть аккуратнее в высказываниях. С моими оценками сложившейся ситуации он был полностью согласен.


Гласность имела только одностороннюю направленность — социалистические порядки критиковать было можно, а защищать их было нельзя.

Когда я попросил нашего нового начальника идеологического отдела Иманта Даудиша дать мне возможность выступить в передаче на республиканском телевидении, он пообещал решить этот вопрос.

Однако до эфира меня так и не допустил, как и латышей, которые стояли на интернационалистских позициях. Экраны телевизоров заполняли разного рода инкенсы.

А партия тогда еще контролировала СМИ — в секторе прессы регулярно проходили совещания с главными редакторами всех республиканских телеканалов, газет и журналов.

Сейчас, оценивая итоги перестройки, многие винят во всем М.Горбачева, в крайнем случае еще его ближайшее окружение — мастеров и прорабов. Не соглашусь с этим.

М.Горбачев выполнял заказ абсолютного большинства членов партийной номенклатуры по разгосударствлению экономики. Все партийные работники хорошо понимали, к чему ведет перестройка.

Кто публично выступил против этой политики?

Только мало кому известный доцент провинциального технического института Нина Андреева, которая опубликовала в марте 1988 г. в газете «Советская Россия» статью «Не могу поступиться принципами». В этой статье она дала оценку перестройке как политике отказа от коммунистических идеалов.

И кто поддержал принципиального доцента в партии, численность которой составляла на тот момент более 18 млн. человек? Да никто. Значит, все члены партии молчаливо согласились с проводимой М.Горбачевым политикой.

Я тоже согласился с необходимостью продолжать политику перестройки, поскольку не видел ей альтернативы.





Михаил Сергеевича мне довелось видеть лично, когда он приезжал в Латвию и выступал перед республиканским партийно-хозяйственным активом.

Тогда он произвел на меня неплохое впечатление: говорил с трибуны убежденно, без бумажки, легко вступал в контакт с аудиторией. В сравнении со старыми, больными и некоммуникабельными генеральными секретарями партии последнего десятилетия он сильно выигрывал.

Однако уже тогда по ответам на вопросы аудитории было ясно, что четкого плана действий у лидера партии нет, и отсутствие такого плана заменяется часто красивыми, но пустыми словами.

Тогда всем в номенклатурной среде казалось, что М.Горбачев сможет провести необходимые реформы и что в случае ошибки его подправят другие товарищи по Политбюро.

А вот с этим все обстояло достаточно печально.

Для того чтобы провести реабилитацию частной собственности, инициаторам перестройки надо было ослабить влияние тех руководящих партийных работников, которые жили в соответствии с коммунистическими идеалами.

Первоначально избавились от старых, в прямом смысле этого слова, брежневских кадров.

На пенсию было отправлено огромное количество кадровых партийных и советских работников в центре и на местах. В основном это были убежденные коммунисты-интернационалисты, подтвердившие свою идейность участием в Великой Отечественной войне, обеспечившие победу советского народа в ней.

Когда я посмотрел недавно во всезнающей «Википедии» биографии членов Политбюро ЦК КПСС тех лет, то увидел, что все они начинали свой трудовой путь у станка или за сохой, а потому защищали интересы трудового народа.

На место старых кадров в высшие эшелоны власти продвинули людей, которые поддерживали идеи перестройки, то есть идеи трансформации социалистических отношений в отношения капиталистические.

Это были люди, у которых вся трудовая деятельность прошла в рамках партийного или советского аппарата. Для них главным было не отстаивание интересов рабочих и крестьян, а реализация своих собственных, бюрократических по социальной ориентации, интересов.

Этот же вывод я могу сделать, — правда, только теперь, задним числом, — по результатам смены кадров в аппарате латвийской компартии. Лекторская группа ЦК, сформированная из приглашенных преподавателей и ученых, была исключением из общей практики.

На втором этапе перестройки допустили создание некоммунистических партий и провели выборы в законодательные органы власти на альтернативной основе.

Этот элемент перестройки получил название демократизация.

В 1989-1990 гг. на альтернативной основе прошли выборы депутатов сначала на Съезд народных депутатов СССР и в Верховный Совет СССР, а потом — в местные советы и в Верховные советы союзных республик.

В союзных органах после этих альтернативных выборов власть еще осталась в руках коммунистов-интернационалистов. А вот во многих союзных республиках она перешла к национал-коммунистам.

Произошло это и в Латвийской ССР.
 
 

---

Читайте завтра:
Национал-коммунистическое пробуждение. Как национал-коммунисты рвались к власти. Оборонительные бои интернационалистов
 

---