О программе т.н. интеграции сказано уже много, в том числе и мной, и сейчас разговор не о том. Есть еще одна занятная штука в этой программе, а точнее – термин «открытая латышскость». Это то самое, через что должны весело и дружно вливаться в единую семью латышей все «долговременные иммигранты» и «неразумные граждане» из числа представителей других национальностей со своей «русскостью», «украинскостью», «еврейскостью» и прочей «-скостью». Причем им великодушно дозволено сохранять свою природную идентичность.

Что понимают под «латышскостью» сами составители программы – непонятно. Есть лишь набор абстрактных ценностей, посредством которых возможно к ней присоединиться: латышский язык, латышское культурное пространство и верность западной демократии. Этого с лихвой достаточно, чтобы любому стать латышом.

Отлично! Но в современном мире широко распространено и другое понятие, которое руководит всем потреблением – конкурентоспособность. Т.е. прежде чем что-то приобрести, я должен крепко подумать, а нужно ли оно мне и выгодно ли это для меня? Какие преимущества я получу? Еще один важный вопрос: как должна во мне проявляться эта «латышскость»? Беззаветная вера в латышский гений? Безропотное подчинение власти? Черт его знает, не пояснили…

Еще хотелось бы определиться с латышскими культурными ценностями. Что за тайна сия великая есть? Если в этом вопросе ориентироваться на латышскую правящую элиту, то ценности, к сожалению, складываются пока такие: латышский язык, ненависть к русским, к России, безропотное виляние перед Западом, самоотверженная вера в «оккупацию» 1940 года. Других я пока не вижу.

О вопросах самосознания

Но да ладно. Я – русский, соответственно, навязываемая мне «латышскость» должна полноценно конкурировать с моей «русскостью». Но вот тут, как мне кажется, и начинаются проблемы…

Воспитание национального самосознания любого народа кроется в его культуре, традициях и истории, откуда черпаются идеальные образчики для подражания или, наоборот, предостережения. Соответственно, чем длиннее у народа история, тем больше в ней ярких личностей. Письменная история русского народа тянется уже более тысячи лет. От Кирилла и Мефодия с середины IX века. И каждый век до дня сегодняшнего наполнен разными персонажами — как положительными, так и отрицательными.

Историю своего успеха народ кует не только в культуре, но и на полях сражений. Перечислить все победы русского войска и его полководцев не хватит ни времени, ни сил. Еще немаловажным фактором в развитии национального самосознания народа является его философия. Русская философия берет свое начало несколько позже западной, но завоевала умы человечества отнюдь нисколько не меньше. Один Достоевский чего стоит! Созданный им образ Раскольникова позже посредством Ницше окажет влияние на всю геополитику ХХ века.

На этом фоне латышская философия как самобытное явление отсутствует вовсе. Если этот приведенный выше метод утрированно спроецировать на латышское национальное самосознание, то можно обнаружить, что этот народ века ХII шагнул сразу в век ХХ, сохранив свое первозданное мироощущение.

Явления культурного характера у латышей на протяжении этого времени практически сведены к нулю. Но было бы неверным сказать, что латышская элита не понимает роли истории в воспитании самосознания. Однако попытки его описать не всегда увенчиваются успехом.

Очень важную роль в национальном самосознании играют эпосы.

Эпос – это первый шаг на пути формирования народа как нации на основе его героического прошлого. Первый латышский эпос был создан почти в самом конце XIX века – в 1888 году. Его написал Андрейс Пумпурс, и называется он «Лачплесис». Для сравнения – в Европе первый эпос появился еще в XI веке и называется «Беовульф». Русские былины появляются в конце XIV – начале XV века.

Если обратиться к истории создания массового латышского культурного самосознания, то истоки его формирования тоже лежат не так глубоко – в начале XIX века. В качестве примера, думаю, можно привести выпуск первой латышской газеты Latviešu avīzes («Латышская газета»), издававшейся в Митаве (Елгаве) в 1822 году. Здесь регулярно публиковались новости о недавно вышедших книгах. Первой рижской латышской газетой стал еженедельник Tas Latviešu Ļaužu Draugs («Друг латышского народа»), вышедший впервые в 1832 году.

Русификация как двигатель прогресса

Наводящий страх и ужас на нынешних русофобов процесс русификации в середине XIX века дал возможность латышскому народу впервые в его истории начать воспитывать свою интеллигенцию. Русификация и приобщение к русской культуре, в т.ч. политической, не лишала латышский народ возможностей развития своего языка и культуры.

Русификация среди латышей во многом способствовала их социальному росту, поскольку до этого в прибалтийских губерниях на законодательном уровне социальные преимущества были закреплены за немецким дворянством. Этот процесс во многом поспособствовал зарождению латышской интеллигенции, возникшей в пику немецкому господству, со стремлением воспитания и сохранения национальной идентичности.

Светская литература у латышей появилась тоже сравнительно поздно – во второй половине XIX века, когда в других культурах уже получило развитие множество литературных направлений (классицизм, романтизм, натурализм, реализм и др.). Первый поэтический перевод на латышский язык стихотворений Горация, Гете, Гейне, Лермонтова появляется в 1856 году — из-под пера Юриса Алунанса. А первый латышский роман появится лишь в 1879 году. Его напишут братья Каудзиты — «Времена землемеров».

В русской же культуре XIX век является Золотым веком поэзии и прозы – Пушкин и Лермонтов, Толстой и Достоевский — и еще бессчетное количество гениев. Тот же XIX век – расцвет русской философской мысли (например, П.Чаадаев, Вл.Соловьев). Первый в истории спектакль на латышском языке состоялся в Риге в июне 1868 года. Шла комедия «Пьяница Бертулис», написанная пастором А.Стенером.

Современная русская культура тоже во многом имеет западные корни, но в отличие от латышского «всеприятия», русская культура, наоборот, приспосабливает внешние влияния на собственное развитие, к собственному укладу. Как пример – Петр Великий, который заполонил Россию учеными-немцами. Первый российский университет, созданный М.В.Ломоносовым, имел немецкую структуру обучения, но ваял он русских ученых и русскую науку.

Яркий светоч чужих культур

Нередко указывают, что латыши всегда находились в сфере культурного влияния Запада. Это верно. Однако более чем на ментальности оных это не сказалось. Почему Запада? А потому, что Лифляндия и Курляндия на протяжении многих веков были вотчиной немецкого дворянства. Они-то и были здесь главными культуртрегерами. Активное влияние русской культуры на территории Латвии началось лишь в 1867 году, когда было объявлено преимущество русской культуры над немецкой в здешних губерниях.

Необходимо подчеркнуть, что на протяжении всего совместного проживания на территории Латвии толчки к развитию латышского культурного пространства давала именно внешняя сила. Например, популярные среди латышей праздники песен берут свое начало в 1840-х годах с немецких хоровых традиций. Кстати, в начале ХХ века латышский Праздник песни русская часть населения считала проявлением патриотизма у латышей по отношению к Российской Империи, но при этом критиковала за излишнюю немецкую составляющую.

Как писал «Рижский вестник» в июне 1910 года о Всеобщем V Празднике песни: «Немецкая культура и германизаторская политика заполонила сердца устроителей празднеств. Это в одинаковой степени обнаружилось, во-первых, в хозяйственной части, порученной немцу, так что в кулуарах буфета немецкий язык был «государственным», и во-вторых, в факте включения в программу светского концерта некоторых песен немецких композиторов».

Однако ни у русской, ни у немецкой культуры существенного влияния на формирование латышской философии или литературы как такового нет. На протяжении XIX века и в начале XX века на территории Латвии между собой спорили и искали точки соприкосновения две великие культуры – русская и немецкая. Ни одна из них ни за что бы и рядом не поставила для сравнения латышскую. Ибо слишком мала и несущественна была последняя.

И проблема, как мне кажется, в том, что у латышей не было такого явления, как дворянство, у которого есть свободное время на собственное обучение и создание культурных шедевров. У латышей существовало лишь народное творчество, которое может быть хорошим источником для дальнейшего развития, но никак не конечной точкой.

Какую оценку давали латышской культуре в самом начале ХХ века, можно узнать из газет того времени. Не буду скрывать, большинство оценок не в пользу последней. Но что главное – это не давало повода ни одной из больших культур прилюдно унижать латышей. Наоборот, вместе с оценкой подчеркивалось их стремление вырасти и занять достойное место.

К сожалению, о толерантности латышей такого нельзя сказать. Едва получив в свое распоряжение независимое государство, латышская элита начнет мстить и уничтожать любое проявление традиционных для Латвии культур – немецкой и русской. В 1936 году дойдет до того, что в Риге будут снесены многие кварталы Старого города, напоминающие латышам о немецких временах…

Латышскость как способ существования

Основная проблема современной надуманной «латышскости» в том, что ее идеологи сделали из нее замкнутую систему, которая зациклена на самой себе. Она отторгает любые посягательства на расширение и дополнение со стороны внешних культурных пространств.

В подтверждение можно привести занятный мультфильм Latvietis («Латыш») про историю латышского народа. По содержанию в нем все вроде верно, а вот по трактовке не очень. Суть мультфильма сводится к тому, что на протяжении восьми веков одинокого латыша приучали к разным культурам, и он всегда со всем был согласен.



А когда по воле судьбы стал свободным, то отгородился от всего мира огромной стеной, выбросил все, что принесли ему другие народы, а на дверь повесил табличку «Не беспокоить». И как он был в начале мультика лапотным, так им и остался в конце. Не думаю, что авторы воплощали эту ущербную идею, но вышло именно так.

В эту искусственную систему «латышскости» извне можно попасть лишь путем принудиловки посредством насильственного прививания «латышскости». Кроме того, замкнутая система «латышскости» действует так, что из нее бегут сами же латыши, спасаясь от такого «счастья» по заграницам.

Приоритет латышского языка над русским в стране, где для более 40% населения русский язык является основным в семье, создается искусственно и охраняется от притязаний на исключительность всяческими штрафами и наказаниями. Для любого языка это смерти подобно. Язык – это живой организм. Это средство общения. Чтобы язык вымер, достаточно его сделать письменным и официальным. Примеров в истории пруд пруди. Даже современный русский – это язык улиц в прошлом, а письменный старославянский почил в бозе. Латынь тоже умерла, ей на смену пришел язык улиц – ныне итальянский язык.

Если кто-то полагает, что латышскому языку угрожает исчезновение, то есть хороший пример в истории, как латышский язык жил в условиях, далеких от идеальных. Открываем книгу за 1798 год. Описание Риги и ее жителей: «Польские поденщики, работники и другие из простого народа здесь поселившиеся поляки находятся в большем количестве, нежели шведы, финны и эстляндцы; и хотя сии разные народы вместе живут в городе и в окрестностях оного, однако каждый из них удерживает свой природной язык. Всяк из них разумеет три здесь господствующих языка, как то: российский, немецкий и латышский».

Это я к тому, что некоторые «патриоты» утверждают, что только в независимом латышском государстве у латышского языка есть возможность выжить. Врут.

Сложившаяся ситуация с признанием русского языка вторым государственным отражает истинное отношение латышского правительства к собственным гражданам другой национальности. Священная правительственная мантра, что русский язык вытеснит латышский, когда станет вторым государственным, действительно имеет свое основание.

И причина вовсе не в русском языке с его самодостаточностью, просто сегодня из латышского языка сделали инструмент для разжигания ненависти посредством языковой «инквизиции». Если кому-то долго насильственно навязывать что-то и при этом над ним же издеваться, то вряд ли он когда-либо захочет это иметь.

Проблема не в том, что русские не знают латышского, а в том, что пользоваться латышским сегодня уже становится постыдно, поскольку латышский язык в государстве повсеместно направлен на подчеркивание различия статуса по национальности.

История длиной в одно слово

Созданная латышскими историками официальная история Латвии умещается в одно слово – «оккупация». И нет в ней места ничему лишнему – иначе это уже посягательство на независимость латышей. У нас вообще все, что не соответствует официальному латышскому мнению, является посягательством на независимость. Особенно это касается любых инициатив со стороны русскоязычных граждан.

После объявления независимости Латвии в 1918 году местные политики, мне кажется, упустили из виду важный процесс массового патриотического воспитания. До 1936 года воспитанием патриотизма занималась лишь пресса по собственному усмотрению. Исторические публикации появлялись редко и обычно описывали новейшую историю того времени.

Но была и древняя история края. В отличие от поздних исторических экскурсов в прошлое эти статьи содержали здоровый скепсис и более или менее объективный взгляд на вещи. К сожалению, патриотическому воспитанию мешала крайняя скудность латышской истории.

Попала в руки мне как-то одна публикация в латышском «Иллюстрированном журнале» за 1924 год, которая запомнилась более всего. Пожалуй, это одна из первых статей, с которой начались поиски нового мироощущения латышского народа, которому судьба подарила-таки возможность создать собственное государство. Называлась она «Предтечи латышской интеллигенции». Таковых авторы в своей истории насчитали всего-навсего… четверых. И то со всякими оговорками и сомнениями.

Современная латышская историография является продолжением благих повелений вождя латышского народа Ульманиса о воспитании нации. В апреле 1936 года по его указанию был создан Институт истории Латвии. Тут-то и «поперло» с историей у маленького, но гордого народа.

Задача у историков была одна – написать историю латышской Латвии. Газеты того времени оказались просто завалены новыми «историческими открытиями». Отрицалось практически все, что писалось до этого. Появились даже утверждения, что Ригу как город основали не немцы, а – ливы.

Толика правды в том есть: немцы выкупили у здешних поселенцев территорию для строительства замка, монастыря и городской стены. Но где теперь те ливы? История отныне преподносилась категорично, безапелляционно, ей не требовались доказательства, и она должна была приниматься на веру каждым лояльным гражданином. Всякий не уверовавший в новую версию истории выглядел подозрительно и враждебно.

Латышским я владею. Что дальше?

Сегодня латышская официозная история настолько же дремуча и безапелляционна. Задача истории свелась не к воспитанию, а пропаганде категоричной религии одного периода: от 17 июня 1940 года до 1 июля 1941 года. Остального якобы не существует.

Даже явный культурологический прорыв в недавнее советское время отрицается или сводится до безобразного минимума. Вполне полагаю, что в официозе остальное не существует, потому как яркая и самобытная роль латышей в истории практически не прослеживается, они всегда были объектом истории, но никогда субъектом. Даже 18 ноября 1918 года.

А если и есть, то там непременно обнаруживается влияние либо немцев, либо русских. Другого не дано. На мой взгляд, в современной латышской идеологии практически не пропагандируется роль личности в истории в воспитательном качестве. Где они, эти образцы чести и совести латышской нации? Их почти нет. Их место заняли неоднозначные события, причем весьма не лучшие.

Как человек интеллигентный я не отрицаю наличие и важность иных культурных пространств, я могу им симпатизировать, могу относиться к ним нейтрально, а могу лишь подразумевать их существование. Отрицать я могу лишь неприемлемую для меня идеологию этих пространств, но, как показывает время, она всегда носит временный характер.

Истинные ценности всякой культуры переживут любую враждебную ей идеологию. Латышский язык благодаря своей замкнутости сумел сохраниться сквозь века, но какой ценой? Ценой собственного жизненного культурного пространства, сведенного до незначительности. Сегодня используется этот же метод.

И снова возвратимся к вопросу о культурных ценностях. Оценивая сегодняшнюю ситуацию, можно сказать, что латышская элита не способна (или не желает) определиться с их обозначением, ролью, методами их воспитания. Пока что для меня из установленного есть одна ценность – латышский язык, но такие «ценности», как беззаветная вера в «оккупацию» 1940 года и заискивание перед любыми хозяевами с Запада, я просто не воспринимаю.

И если других нет, то тогда зачем затеяна вся эта чехарда с перековкой якобы нелояльных граждан иной национальности с их давно сформировавшимся и весьма перспективным культурным устоем в иллюзорный монолит латышской нации? Латышским я владею. Что дальше?

Чем же я все-таки должен прельститься, чтобы заменить свое внутреннее русское культурное пространство латышским? Если учесть, что двум богам служить невозможно…