У журналиста «Вестей Сегодня» Владимира Веретенникова в первых числах октября вышла в Санкт-Петербурге книга, «Клоуны в аду». Для Владимира это уже второй опубликованный роман, но первый, вышедший отдельным изданием.

Вот что рассказывает автор о своей новой книге в интервью «Вестям»:

 

— Сюжет «Клоунов» завязан на фантастику и современность. Он вобрал мои знания и мысли об обществе, людях у власти, политтехнологиях, журналистике.

На примере героев, оказавшихся в нестандартной, мягко говоря, ситуации, раскрывается тема духовного выбора. Не скрою, ряд сюжетных перипетий и характеров позаимствован мною из реальности родного города и личного жизненного опыта.

Главных героев «Клоунов в аду» трое. Одного из них зовут Владислав Вишневский. Это модный, преуспевающий журналист из Москвы — человек себялюбивый и самоуверенный. Второй: оппозиционный политический активист Василий Зверев, родом из Риги — волевой, целеустремленный типаж. Третий — санкт-петербургский рок-музыкант Юрий Солнцев, натура мягкая и романтичная.

Волею судеб смерть, наступившая из-за разного рода несчастных случаев, преждевременно вырывает их из уюта привычного существования и выбрасывает за пределы обыденного мира. Они встречаются в удивительном подземном городе Октаэдр, где царят странные законы и порядки.

Герои еще не подозревают, что они умерли, а место, в котором они оказались — некое подобие Чистилища, куда попадают души людей, не заслуживших однозначно ни рая, ни ада. Напротив, им стараются внушить, что они очутились в стране грез, идеальном обществе, где людей наделяют бессмертием.

Оказавшись в необычайных условиях, персонажи пытаются жить по-прежнему, занимаясь своими привычными делами. Вишневский поступает работать в местную газету, Зверев вступает в местную же радикальную партию, Солнцев становится сторожем.

Но каждый новый день, проведенный ими на Октаэдре, приближает их к разгадке. Главная интрига заключается в том, что они станут делать, когда поймут истинную природу города, куда они угодили?

Честно говоря, мне трудно подобрать к «Клоунам в аду» литературные аналогии. Возможно, есть некое сходство — очень отдаленное! — с «Танатонавтами» и «Империей ангелов» Бернара Вебера и «Куда приводят мечты» Ричарда Мэтисона.

 


Поскольку линия трамвая все равно пролегала неподалеку от Управы, я решил на ближайшей к ней обстановке слезть и сходить посмотреть, что творится у муниципалитета. Я очень скоро пожалел об этом глупом желании, ибо оказался внутри кипящей страстями толпы, буквально осадившей здание. Как я понял, это были сторонники действующего мэра. Они вышли на Ратушную площадь с трубами и барабанами, с помощью которых создавали оглушительный шум. Некоторые нацепили на себя зловещие маски — волки, демоны, оскалившиеся черепа — запугать, что ли, хотели таким образом соломинскую шайку? Кроме того, люди скандировали «Ульрих! Ульрих!» и держали плакаты с призывами вроде «Ричард, не сдавайся, Октаэдр с тобой!» или «Верим Ричарду!» С огромным трудом я протолкался сквозь многоголовый, дышащий массив к небольшой «прорехе», в центре которой оператор нацеливал видеокамеру, а журналист атаковал вопросами стоявшего ко мне спиной человека. Впрочем, по голосу я сразу его опознал — Зверев!

— На проведенном нами седьмого сентября у стен Управы митинге группой неизвестных лиц были совершены действия, оскорбившие честь и достоинство депутата самоуправления Георгия Иностранцева. Эти лица фактически устроили несанкционированный пикет параллельно с нами, что послужило поводом связать их действия с нашей организацией. Поэтому, мы решили обратиться в полицию, чтобы она установила личности провокаторов. Я уверен, что найти их не составит труда. Не удивлюсь, если это окажутся люди, связанные с оппозиционерами. И если господин Иностранцев не подаст на них в суд за оскорбление — значит, их действия заранее не были для него секретом!

— Но зачем вы вообще устроили это мероприятие? — наседал журналист.

— Накануне нашего митинга, как известно, имела место первая попытка оппозиции свергнуть мэра Ричарда Ульриха. Хочу напомнить, что там были два голосования. Сначала некий депутат проголосовал «за» свержение Ульриха. Спустя несколько часов этот же человек голосовал уже за то, чтобы Ульрих остался в должности. Лично я ни тогда, ни сейчас не являлся сторонником Ульриха. Но меня, как и многих, не могла не возмутить беспринципность неизвестного депутата. Поэтому, я, от лица «Движения за развитие Октаэдра», подал заявку на проведение у стен Управы митинга — против политического цинизма, корыстолюбия и бесчестности вообще.

— То есть, у вас и в мыслях не было устраивать митинг против Георгия Иностранцева персонально?! — не отставал назойливый репортер.

— Нет, конечно! Хотя бы потому, что до сих пор неизвестно, кто именно являлся тем самым беспринципным депутатом. Был подготовлен столб позора. Из одолженной у приятеля боксерской груши и моей старой одежды мы соорудили чучело абстрактного «депутата-предателя». Никакой «привязки» к Иностранцеву у этого чучела не было — даже лицо его мы скрыли под накинутым мешком. Когда привязывали чучело к столбу, когда я произносил речь перед людьми, то, опять же, никаких намеков в сторону Иностранцева не высказывалось. Напротив, я несколько раз внятно подчеркивал, что не желаю переходить на конкретные личности. В интернете имеются легко доступные любому видеозаписи митинга — и каждый может убедиться в том, что я говорю правду!

Журналист с оператором двинулись дальше в поисках новых жертв, а Зверев обернулся. Я всегда знал Василия, как серьезного, неулыбчивого парня, но сейчас его лицо было нахмурено даже сверх обычного. Однако, увидев меня, он все же слегка изогнул уголки сухих тонких губ.

— Привет, какими судьбами? Неужели и ты решил посмотреть окончание этого фарса?

— Да ты знаешь, я уже жалею — и нафига я сюда затесался? Как бы не затоптали…

Он жестковато рассмеялся, схватил меня за руку и потащил за собой. Достигнув стены из красного кирпича, Василий остановился.

— Да уж, первый раз такое скопище вижу. Часа полтора назад, только рассветало еще, один из соломинских прихвостней, Евлампий Захаров, пригнал своих строителей. Все в спецовках, с плакатами «Ульриха — в отставку!» К счастью, они поскандировали это минут пять и удалились. И к лучшему — потому что чуть позже толпой стали валить ульриховские. Если б не разминулись, не миновать бы драке! Оппозиционные депутатики вообще заблаговременно прибыли, чтобы их не разорвали!

— Слушай, может пойдем отсюда?

— Пойдем… Но только сквозь толпу мы уже вряд ли сейчас прорвемся. Лучше сюда.. — и он потащил меня вдоль стены к входу в Управу.

Мы перелезли через узорчатую мраморную балюстраду, и Василий втолкнул меня через вращающиеся двери в фойе. Красный дракон уставился на нас недобрым прищуренным глазом. Зверев повел меня к большим дубовым дверям. Миновав их, мы оказались в огромном зале, уставленном рядами кресел и полого спускавшемся вниз, к длинному столу, за которым восседали депутаты. В зале было яблоку упасть негде, все сиденья заняты — чиновниками, муниципальными работниками, прессой, представителями неравнодушной общественности, просто зеваками, типа меня. Я не уставал удивляться такому многолюдству: мне казалось, что для простого горожанина интерес к тому, какая именно группировка рвачей и врунов окопалась в Управе на данный момент, должен быть сугубо отвлеченным. С другой стороны, возможно, жители нашего скучного города истосковались по ярким и захватывающим зрелищам — и пятнадцать клоунов на политической арене вновь предоставили им повод отвлечься от серых будней. Но нет, если бы людей влекли лишь зрелища, вряд ли у Ульриха оказалось бы так много сторонников. Легковерен наш народец, что и говорить…

Мы со Зверевым встали в уголке и устремили взгляды вниз. Похоже, мы прибыли как раз вовремя — шоу только-только началось. Толстощекий дядька — Василий мне объяснил, что это депутат Панфилов — объявил начало заседания. Потом слово взяла низенькая полная Соломина. С равнодушием в рыбьих глазах озирая зал, она перечислила все прегрешения смещаемого. Впрочем, в ее обвинениях, как мне показалось, не было особой конкретики: «не сумел полностью осуществить консолидацию коалиционных депутатов», «оказался не способен работать в команде» и т.д. Пока звучали порицания в его адрес, Ричард Ульрих опустил голову над ноутбуком; его вид выражал одновременно отчаяние, достоинство и покорность судьбе.

Поднял руку еще один депутат — из всех присутствующих он отличался самой гротескной внешностью. Представьте себе высокого дылду — рыжий чуб падает на морду, закрывая один глаз, нос крючком, борода клочком, длинные усищи вразлет, страшная ухмылка на лице. Получив слово, он сказал низким голосом:

— Маргарита Андреевна употребила много слов на то, чтобы обосновать очевидное. Но зачем понапрасну тратить время? Давайте побыстрее сделаем то, что должны!

И он с ненавистью уставился на Ульриха.

— Не торопитесь, господин Уткин, — с достоинством парировала Соломина. — Мы депутаты самоуправления, а не разбойники у костра. Все процедуры должны производиться в соответствии с нормативными актами.

Заговорила другая тетка — высокая, худая и белобрысая. Она объявила состав комиссии по голосованию. Один из названных ею депутатов поместил на стол «черный ящик» с прорезью, а Панфилов начал поочередно называть имена народных избранников, которым нужно было выйти в соседнее помещение, заполнить бюллетень и вернувшись, опустить его в прорезь. Сам процесс голосования занял минут пятнадцать. Пока решалась его судьба, Ричард Ульрих схлопнул свой ноутбук, подпер подбородок рукой и принял вид полнейшего фатализма.

Потом Панфилов взрезал бумагу, скреплявшую крышку ящика и высыпал бюллетени на стол. Трое членов голосовательной комиссии принялись сортировать высыпавшиеся бумажки, откладывая в стороны «за» и «против». Чем-то мне это напомнило сцену из «Золотого теленка», когда нарушитель конвенции, слюнявя пальцы, делил уворованные деньги на членов шайки. Подсчеты не заняли много времени. Восемь человек оказались «за» смещение и только семь — «против». В наступившей вдруг тишине уже экс-мэру вручили заранее заготовленный красный букет. Так он и стоял с этим букетом, напоминая жертвенного бычка, украшенного яркой гирляндой. Остальные народные избранники пытались сохранить пристойное спокойствие и лишь рыжий Уткин беззастенчиво улыбался. Затем было объявлено время второго заседания, на котором состоятся выборы нового градоначальника: сегодня, через полчаса.

Депутаты начали вставать, к ним рванулась журналистская свора. Как ни странно, атаковали не бывшего градоначальника, а депутата Иностранцева. Если раньше кто-то не знал этого человека, то сейчас в Октаэдре точно таких не осталось. За последние недели его физиономия не слезала с экранов и первых полос газет: лысая голова с седыми остатками шевелюры, очки с толстыми стеклами, за которыми скрывались косые покрасневшие глаза. Он тараторил: -Я согласен работать с командой Маргариты Андреевны. Я поддержал эту команду по отставке Ульриха потому что, самое главное, я считаю — упорство мэра, чтобы не идти на широкую коалицию...

— Это у него теперь главные две отмазки, — сказал у меня над ухом Зверев. — «Широкая коалиция», да наш митинг — будь он неладен!

От репортерской толпы отделилась знакомая личность. Когда его взгляд случайно пал на нас, Вишневский поспешил в нашу сторону. По выражению уныния на лице он мог соперничать даже с самим отставленным мэром.

— Ну, что тебе сказал твой Петрович? — обратился он к Василию, небрежно пожав мне руку. — Видишь, что стряслось? Говорят, Иностранцев, сволочь, получил от соломинских триста тысяч за измену. А за повод для предательства он должен благодарить вас. Эх, если бы не ваша дурацкая акция…

— Если бы не наша акция, придумали бы что-то другое, — сурово сказал Зверев, — Петрович клянется и божится, что никому не давал задания прийти с плакатами и лозунгами, обличающими Иностранцева.

— Он что, так же обескуражен этим фактом, как и ты сам?

— Н-не думаю, — Василий на секундочку замялся. — Откровенно говоря, он не показался мне расстроенным. «Сделанный нами ход оказался не таким по последствиям, как ожидалось — что ж, игра от этого не стала менее увлекательной», — вот как он сказал.

— Чума на твоего Смехова! — вознегодовал Вишневский. — Значит, нельзя исключать, что старый плут сам задумал и разыграл эту комбинацию. А тебя использовал втемную, словно лоха!

— Ты знаешь, — медленно произнес Зверев, — ответить мне на это нечего. Хотел сказать, что на Ульриха мне наплевать и если б Петрович замыслил операцию против него, я бы не возмутился, но… Пожалуй, все ж возмутился бы. Ведь он сам говорил, что мы должны на данном этапе поддержать Ульриха, а потом «дать ему умереть естественной смертью» — когда новая власть сама погрязнет в коррупции и выйдет из доверия у горожан. Ведь я еще недавно занимался организацией митингов в его поддержку! Да, исподтишка, не афишируя собственного участия, но все же, все же…

— Значит, выходит, ЖОБЛ?

— Все же нет… Ты знаешь, эти карикатуры на Иностранцева, которые принесли те «подсадные утки»… Я вспомнил, очень похожие по стилю рисунки я видел в газете «Вечность», которая, как ты знаешь, издается «ОктаКомом»…

— Разве это может исключать возможность того, что твой Смехов действует в сотрудничестве с соломинскими?

— Я ничего не могу исключать, — на челе Зверева пролегла угрюмая складка. — В любом случае, терпеть не могу, когда меня разводят. Никому не позволю так со мной поступать, в том числе Никотину! Я направил в муниципальную полицию заявление с просьбой найти провокаторов, оскорблявших Георгия Иностранцева.

— Вот как? — Владик развернулся к Василию с неподдельным интересом. — И как, завели дело?

— Нет, там мне сказали, что не могут дать делу ход, пока отсутствует заявление от самого оскорбленного, то есть Иностранцева. Я не успокоился и напросился на встречу с вице-мэром. Сказал ему: «Георгий Валентинович, те провокаторы на митинге опорочили ваше имя и теперь для вас дело чести — обнаружить их!» Но, как выяснилось из разговора, Георгия Валентиновича крайне мало волновал вопрос поиска его оскорбителей. Очевидно, его более чем устраивала эта история с плакатами, поскольку он воспользовался ей, как поводом, чтобы официально уйти от Ульриха к Соломиной. И все его возмущение по поводу митинга глубоко показное — невооруженным глазом заметно. Так что, эти «засланные казачки», вполне возможно, действовали с ведома и самого Иностранцева!

Мы вышли в фойе. Я решил, раз такое дело, не уходить пока, а посмотреть выборы нового Головы. Ждать, как и раньше, пришлось недолго — и опять все прошло, как по маслу. Ульрих и его депутаты удалились, дабы не усиливать своим присутствием торжество победителей. Вновь повторилась церемония голосования, по результатам которой новым вождем без единого нейтрального или противного мнения выбрали колючего на вид типа по имени Иван Медведев. Его товарищи принялись наперебой поздравлять новоиспеченного мэра, а сам Медведев пообещал и в этой должности продолжать усердно трудиться на благо Октаэдра.