Я прекрасно помню этот день. И прилипших к радиоприёмникам людей, слушавших трансляцию из Верховного Совета, и разделение на Народный фронт — Интерфронт, и мартовский опрос за две недели до горбачевского опроса о сохранении Советского Союза: «Хотите ли вы жить в свободной и демократической Латвии?» Да и выборы самого Верховного Совета Латвийской ССР, собственно который и принял декларацию о независимости, тоже помню. (Кстати, это был последний раз, когда в выборах участвовали неграждане.)

Помню, как при живших тогда 50,5% этнических латышей, за независимость в ходе опроса высказались более двух третей всех жителей Латвии. То есть Латвия восстановлена большой частью голосов и русских тоже. Которых тогда никто не спрашивал: ты приехал в Латвию до или после 1940 года, или почему он попросил членов избирательной комиссии говорить с ним на русском. Большинство населения Латвии хотело жить в независимой стране.

Если бы тогда, 28 лет назад мне или моим старшим родственникам кто-то сказал, что спустя ровно 28 лет в моей родной 88-ой школе в Плявниеках нельзя будет изучать математику на русском языке; или, что наш сосед должен будет уволиться из пожарной части только потому, что его предки приехали работать в Латвию в 1956 году (запрет на профессии для неграждан); или, что моего дедушку — ветерана Великой Отечественной Войны будут звать оккупантом, — я бы просто покрутил пальцем у виска. Но всё это реальность сегодня.

В истории нет сослагательного наклонения. Но если бы милиционеры Кононенко и Гаманович, заплатившие жизнями при защите здания МВД Латвии в январе 1991 года, случайно остались бы живы, то их бы выгнали из органов спустя несколько лет — потому что тот же Верховный совет спустя два года в 1993 примет закон о гражданстве, который сделает их негражданами. А негражданам служить в милиции/полиции нельзя.

Помню все. Обещания Народного фронта сохранять национальную культуру всех живущих в Латвии народов — тоже помню. Встречи председателей Верховных Советов Литвы, Латвии и Эстонии с заявлениями о «приверженности политики уважения любой национальности», и прочая.

Для меня 4 мая — не праздник, а день несбывшихся надежд. День начала эпохи разочарования и просто кидка, который продолжается и сегодня.

Не праздник это, а веселушка. Веселушка правительства. Того самого, которое завтра послушно закроет ещё один банк; скажет, что в потасовке пьяных британских солдат контингента НАТО и патруля латвийской полиции виноваты наши полицейские, и послушно проголосует за ещё одно заявление, осуждающее «беспрецедентную агрессию России» на Луне.

P. S. И да: на фото — сканы оригинальных документов, а не перевод. (Приглашение голосовать на опрос взял на стене Сергея Тюленева.) И паспорт гражданина СССР, и общение государства с гражданами на русском совершенно не мешали молодому восстанавливаемому латвийскому государству общаться со своими людьми. Но это всё было до 4 мая 1990 года.