Тягуче-жаркое, иногда изнуряющее послеполуденное июльское солнце Одессы вызывало желание не высовываться наружу даже у такого непоседы, каким был я.
 
Тем более что, невзирая на запреты бабушки Кати, я добрался до «Тысячи и одной ночи», и мне, восьмилетнему пацану, было невероятно интересно, что это такое — персии, и почему эта древняя страна упоминается во множественном числе и пишется с маленькой буквы.
 
Не тут-то было.
 
Вернулся с работы дед Яша и зарядил меня за пивом, а чтобы я не канючил, что мне не хочется никуда идти, он тонко так намекнул, что денег хватит и на мороженое с семечками.
 
От такого подарка я не смог отказаться — и схватив алюминиевый бидон из-под молока, побежал за пивом.
 
Пиво продавали с бочки на Торговой, угол Комсомольской.
 
Начинали торговать ближе к пяти, чтобы удержать от соблазна рабочих близлежащих предприятий.
 
Поскольку желающих охладиться этим напитком, вкуса которого я не понимал, было много, то очередь из жаждущих протянулась на метров пятьдесят.
 
Увидев в очереди соседа со второго этажа, я быстро пристроился к нему, на что тут же услышал пару ленивых реплик:
 
— Шкет, тебя здесь не стояло.
— Это ж надо, чтоб дитё с младенчества к пьянству приучали.
 
На что сосед с достоинством оппонировал:
 
— Не для себя малец старается. Для деда.
 
Аргумент был железный, и больше никто не возмущался.
 
В основном за пивом стояли местные, но выделялись вкрапления из приезжих, резко отличавшихся от местной братии не только своим видом, но и манерой поведения.
 
Мужики нервно оглядывались, не видят ли их жены, что они отлучились не за хлебом в ближайший ларек.
 
Командовал парадом дядя Вася по кличке Ряха, обозванный так, потому как лицом назвать то, что росло прямо с плеч, было никак нельзя.
 
На его женственных, но жирных плечах находилось красное, усыпанное бородавками нечто с маленькими глазками, и наверное, поэтому имевшее такое имя, или, как говорил сосед со второго этажа, погоняло.
 
Что такое погоняло, я узнал гораздо позже, но то, что Вася Ряха любил шугать пацанов, тырящих мелочь, упавшую на асфальт под бочку и закатившуюся туда, откуда Ряха не мог ее достать, полностью соответствовало тому, о чем говорил наш сосед.
 
Вася отличался жуткой принципиальностью и порядочностью в отношениях продавец-покупатель.
 
Он всегда отдавал сдачу до копейки, и даже когда загулявший небрежно бросал: «Сдачи не надо», Вася гордо говорил: «И мне не надо!»
 
Правда, при этом он всем наливал так, что когда пена отстаивалась, оставалось по пол-кружки, но это никого из местных не смущало, потому как Вася еще и кредитовал тех, кто был неплатежеспособен до получки.
 
В тот июльский вечер, когда я стоял в очереди и томился от невозможного пекла, мужичок явно приезжего вида решил устыдить Ряху и, протягивая ему деньги, с гордым видом попросил, оглядывая окружающих:
 
— Уважаемый, а не соизволите мне налить полную кружку? Плачу двойную цену.
 
Очередь очнулась от спячки и с интересом стала смотреть на Ряху.
 
То, что было на плечах, из красного стало багровым, и мне показалось, что сейчас наступит смертоубийство, как говорила баба Катя.
 
Он встал с табуретки, содрал с себя черный клеенчатый фартук и заговорил тихо, но так, что его услышали в конце очереди:
 
— Люди, вы посмотрите на это нахальства... Тысячи интеллигентнейших людей стоят в живой очереди, шоб получить свою долю в эту жару, шоб она, падла, сказилась.
 
Я, несчастный за свою долю человек, тружуся в поте своего лица и жертвую своим поношенным здоровьем, которого у мине нет, шоб напоить народ, а тут подходють и требуют двойную норму, чем задерживают уважаемую публику.
 
Нет, вы мине скажите, шо он прав, и я завтра уйду с этой проклятой каторги.
 
Это же надо быть таким эгоистом, мать твою.
 
 
Мужичок, потребовавший налить ему полную кружку, стоял с опущенной головой, как на судебном заседании, а потом махнул рукой и мелкой трусцой бросился бежать.
 
Очередь же возмущенно заголосила:
 
— Нет, ну действительно, эти приезжие совсем охамели!
— И чё человеку не хватало? Наверно, идейный.
— Да он малахольный! Пусть едет домой и там требует двойную норму.
 
Еще час толпа обсуждала непотребный поступок залетного гостя, а я, набрав кринку пива и затоварившись неподалеку семечками с мороженым, побежал домой отдать деду пивка, после чего отправился  к пацанам делиться свежей новостью, сделавшей меня хоть на время популярным кентом.