Сергей Галактионов:
 

Старый заброшенный дом в Риге. На рубеже 80-х и 90-х я жил на верхнем этаже в одном из таких рижских домов. Поначалу там у нас была мастерская. Мастерская закрылась, дом расселили, жильцы разъехались, а я остался. Некоторое время в доме еще копошилось несколько кооперативных мастерских, но потом и они стихли.

Один в трех темных этажах с входом из такого же темного двора — колоритная картинка? А когда ветреной ночью хлопают ставни в окнах пустых квартир, и ты бредешь по дому, освещая путь свечой, задвигая разболтанные шпингалеты скрипучих окон, чтобы потом попытаться заснуть! Думаете, выдумал? В соседних видеосалонах насмотрелся, расцвет которых пришелся как раз на то время? Нет. Этот сюжет из моей жизни.

На фото вверху: в мастерской того старого дома. Автопортрет.


И тогда брал я по вечерам в руки свою гитару и громко пел, заглушая свой страх перед пустотой старого дома. Пел — порой, что в голову взбредет. Стесняться было некого — благо никто, кроме самого дома, меня не слышал...Так я и запел в полный голос.

И хотя гитара мне попала в руки еще в 78-м, и где-то в то же время я написал свою первую песню, до этого времени это было просто легким увлечением.

Жил я себе в этом доме, и никто и не догадывался, где и как я живу. По утрам садился в троллейбус, который, погромыхивая по старой брусчатке, увозил меня в ИТЦ РАФ, где я работал дизайнером, а возвращаясь по вечерам, топил печку да песни сочинял по велению души. Иногда к ночи срывался потусить в аэропорт, где в то время работало круглосуточное кафе. Изредка навещали гости — попеть, послушать да за столом посидеть. Друзья дровами снабдили так, что и соседним домам досталось.

Новички интересовались, не помешаем ли кому пением в поздний час? И жутко пугались, когда узнавали, что за стенами никого нет. Окно было занавешено пледом, чтобы с улицы не светиться. Мебель какая-никакая была, а все ценное хранил на РАФе. За домом тем я ухаживал, и он мне отвечал спокойствием: никто на него до поры до времени не посягал. Таков был мой быт.

А время, сами знаете, было неспокойное. Дяденьки с транзисторами возле уха по улицам ходили. Политика ломилась в умы и втиралась под кожу. Виктор Цой вещал: «Слышишь шелест плащей? Это мы!», «Мы ждем перемен!». Те перемены мне представлялись возможными перспективами. Своему старому дому я посвятил инструментальную зарисовку.

Она так и называется — «Заброшенный дом».




К весне 1990 года тот старый дом пришлось покинуть и мне.

И в это время, накопив достаточное, на мой взгляд, количество песен и какой-то опыт публичных выступлений, я обратился к директору «Железки» (ДК Железнодорожников) Виктору Петровичу Миронову с предложением провести творческий вечер. "Чей вечер-то?" — спросил он. — "Как чей? Мой!" — отвечаю. — "А вас, простите, как величать?" — недоумевал Миронов.

...Так в средине апреля 1990 года в большом зале ДК Железнодорожников состоялся мой первый авторский концерт. К этому времени еще не были написаны мои


«Ты гони ее прочь!»





«Что ж ты, моя родная!»





и «Старый Новый год».




Летом того же года однокурсник познакомил меня с музыкантами из Яунолайне, назвавшими себя в последствии Digital Duo. Мы подготовили программу и дали несколько концертов. В марте, благодаря моему бывшему классному руководителю Владимиру Ивановичу Наседкину, первые три песни были записаны в студии. А в апреле на волнах радио «Атлантика» (если кто помнит, была такая радиостанция для моряков Западного региона) зазвучало «Смолк вдали стук колес, и как не зови...»

Чуть позже мне довелось случайно познакомиться с Михаилом Шабровым (поэтом песен Софии Ротару). Недолго думая дал ему кассету послушать. Через время звоню и спрашиваю: "Ну как, Михаил Зеликович?" — "Да я уже два часа как напеваю твою «Родную»! Это хит! Вот только... я не только стихами на жизнь зарабатываю", — многозначительно ответил он... В это время 1991 год уже готовил смену декорации.

...Осенью того же года с РАФа я уволился. Приятель предложил поработать администратором на «Звездном дожде» в Межапарке, а уже через два месяца мне предложили выступить в первом отделении четырех концертов группы «Технология» в рижском Спортманеже. Это была авантюра, но я на нее пошел. Время такое было! Время романтиков, мошенников и авантюристов всех мастей.

Ноябрь 1991 года. Забитый под завязку поклонниками культовой техно-группы «Технология» Спортманеж. Моя задача — продержаться по 30 минут в первых отделениях четырех концертов. Перед концертом Юрий Айзеншпис жмет мне руку, принимая за другого Галактионова. Какого другого?! Я ж и есть другой!

Дневные концерты мне удалось петь под гитару и даже прочесть что-то из стихотворений. Цветы автору на сцену! Но вечером... Вечером обстановка кардинально меняется. Несколько тысяч разъяренных и подогретых спиртным любителей «Технологии» тому «чуваку на сцене» с гитарой (то бишь мне) громко скандируют: «Пошел туда, что на заборе написано!» :) В этом реве тонет звук и моей гитары, и голоса.

В голове заноза — «Шеф, усе пропало! Шо делать?!» И тогда я убираю гитару в сторону и в полный голос, без аккомпанемента пою в микрофон первые строчки припева песни «Вокзал». А потом спрашиваю: «Так кто громче — вы или я?!» И толпа смолкла. Отделение было отработано без потерь.

Конечно, я понимал, что это была авантюра. Что может и не стоило оно того.
А тогда о чем бы я вам сегодня рассказывал?

Молодость... она, знаете ли, такая!

...Потом был долгий поиск своей музыки:













И еще много чего было. Всякого. В Риге, в Новокузнецке и где-то между ними.



Калининград, 2011 год.
«Моя жизнь — это общий вагон» (с).