Прошу прощения за мой французский: я не знаю, как правильно на языке Вольтера пишется имя известного лиепайского скандалиста.

Думаю, правда, что он будет не в обиде, когда Лаймдота Страуюма приедет в его город с плакатом такого содержания и на государственном языке. Главное, чтобы она встала с этим лозунгом у здания суда, в котором разбирается его очередное уголовное дело.

Спросите, зачем премьер-министру вмешиваться в судопроизводство? Так ее, как мы знаем, волнуют проблемы свободы слова. Она не поленилась отправиться в выходной день в Париж на демонстрацию — уж точно надо найти время возмутиться, когда нарушения происходят в Латвии.

Судят Евгения именно за попытку воспользоваться этой свободой: он не только запретил дочке идти в школу с «фигней цвета гнилой крови» на платьице, но и рассказал об этом в соцсетях.

Под «фигней» имелась в виду красно-бело-красная ленточка. Поэтому прокурор считает, что нарушена статья 93 Уголовного закона «Осквернение государственного флага». До трех лет лишения свободы.

Поймите диалектику. Когда в Париже карикатуристы годами издеваются над мировыми религиями — это священная свобода. Надо оформлять командировку, чтобы ее защитить.

Но в латвийском законе при этом мирно живет вполне языческий запрет высказывать свое негативное отношение к государственным символам. И он очень удобен, чтобы упечь в тюрьму всяких нехороших людей, которые наивно считают, что демократические свободы распространяются и на них.

Вполне возможно, что Осипова не посадят. Я даже допускаю, что его оправдают: уж слишком идиотским является не столько обвинение, сколько статья, по которой судят человека. Суд в Страсбурге в любом случае заставит это сделать.

 

Но как бы ни закончился процесс, он не вызовет в широких слоях латышской интеллигенции единственного достойного в такой ситуации чувства: глубокого отвращения к собственному полицейскому государству.

Вот когда в Москве судят девушек из Pussy Riot, то страшно дурной тон вспоминать об их сомнительном моральном облике и вообще о допустимости подобных представлений в чужом помещении без согласия хозяина. И это правильно: демократические свободы универсальны, они придуманы и для высокоморальных, и для совсем аморальных людей.

Но правильно только по отношения к чужим жертвам. Когда в Латвию привозят Бенеса Айо и тут же отправляют в тюрьму, это не вызывает никаких возражений.

Подумайте: украинские власти вполне могли бы его посадить и сами — есть много фотографий, где он находится на территории их страны с оружием в руках, несомненный состав преступления. Но им проще передать его в Латвию, потому что убеждены в находчивости наших тюремщиков и равнодушии нашего общества.

И точно — из интернета вытаскиваются разные глупости, которые наш герой наговорил в разное время, придумываются три страшные статьи, и дело в шляпе.

Я читал обвинительное заключение: прокуратура даже поленилась уточнить, какое из высказываний какую именно статью нарушает. Был бы человек, как говорится — а статью ему подбирайте по вкусу.

Какую общественную опасность может нести чудак, давно покинувший Латвию и не собирающийся сюда возвращаться? Это неважно, есть плохой Бенес, и есть просьба украинских товарищей посадить его.

Хорошо, что потом его до суда все же освободили, и он сумел улизнуть. Иначе почти наверняка мы могли бы похвастаться первым собственным политзаключенным: суд был назначен на 4 февраля.

 

Когда я слышу словосочетание «государственная безопасность», мне всегда не хватает оставшейся части триады — слова «комитет».

Потому что это — сложившееся определение карательной структуры, которая ограничивает свободы ради прихоти властей. Но первые два слова у нас все чаще звучат отдельно на полном серьезе, хотя в них вкладывается примерно то же содержание.

В ноябре сменился начальник полиции безопасности, а Солвита Аболтиня стала председателем соответствующей комиссии Сейма. И вот она дает восторженное интервью «Латвияс авизе»: дела явно пошли на лад. Проведен обыск у нехорошего человека Линдермана — открыт процесс по обвинению в вербовке террористов. На границе задержан нехороший человек Гапоненко, его два часа обыскивали безрезультатно.

То есть обыски и процессы, не имеющие никакой судебной перспективы — это сами по себе карательные мероприятия. Их цель — заставить плохих людей придержать язык и не говорить то, что не нравится властям.

Проблема свободы слова в Латвии даже не в том, что государство преследует людей, которые осмелились ею воспользоваться при полном равнодушии титульного большинства.

Она в полном отсутствии понимания, в чем состоит эта ценность.

Вот Центр госязыка дает рекомендации: на работе в присутствии посторонних говорить между собой только по-латышски. Это не приказ, дружеский совет.

Очевидно, мечтают, чтобы было как в армии: дежурный зорко следит, не появится ли офицер. И тогда он кричит: «Латыш идет!», а все вскакивают и отдают честь. А может, целуют руку или падают на колени?

На самом деле свобода слова — это право каждого говорить, что он хочет и как хочет. Свободные люди свободно выбирают и темы общения, и его язык.

 

В Латвии эта простая вещь совершенно недоступна.

Что думает русский ученик о русском учителе, который входит в класс и ведет урок на плохом латышском языке? Только одно: что в стране оккупанты, и он вынужден слушать жалкого предателя.

Потому что если цель — знать предмет, то надо его обсуждать так, как понятнее обоим. Если цель — знать предмет еще и на латышском, то в конце урока надо перевести термины. А вот если цель в том, чтобы все знали свое место, то надо вести преподавание именно так, как принято.

В любой стране, где живут русские эмигранты, их район можно узнать по русским вывескам. Понятно: разумный предприниматель стремится довести информацию до потребителя на близком тому языке.

В Даугавилсе русскоязычных пропорционально больше, чем на любом Брайтон-Бич. А русских вывесок нет. Это потому что в США есть свобода слова, а в Латвии ее нет.

И самое главное, чего не хочет понимать ни государство, ни интеллектуальная элита, но что прекрасно понимает цивилизованный мир. Свобода слова, как и прочие либеральные ценности, — это не причуды праздных пижонов. Это — основа доверия в обществе.

 

Только понимая, чего хочет другая сторона, и дав ей выговориться, можно пытаться найти с нею общие интересы.

Первый звонок прозвенел, когда мы голосовали за русский язык — за свободу слова, как ее понимаем. На Украине эти звонки уже стали набатом. Одна из причин трагедии — убежденность ориентированной на Россию части населения, что на нее демократические свободы не распространяются. Украинская власть многократно это показывала.

В Латвии тоже многие ориентированы на Россию. И власть тоже им показывает, насколько ей плевать на права человека.

Так что единственное средство против ужаса ожидания «вежливых людей», которых встретят восторженные толпы во всех крупных городах страны, находится в руках интеллектуальной элиты латышского общества. Надо защитить свободу слова не во Франции или России, а здесь и сейчас.

Четко сказать власти: «Евгений Осипов — это я, судите и меня с ним вместе!» Даже если конкретный г-н Осипов вам глубоко неприятен.