Писатель Виктор Мартинович высказался¹: «На «ИМХОклубе» недавно читал статью о том, что от любого белорусского писателя попахивает нацизмом. Там все это развернуто. Любого белорусского писателя, как Быкова, который воевал с фашизмом, туда причисляют».

Очевидно, подразумевается статья «Как тень свастики упала на белорусскую литературу»² — ничего другого по теме на ИМХОклубе вроде не было.

Прочтение, разумеется, ошибочное. Речь шла о глупости и приспособленчестве. И только о творцах, непринужденно сменивших советского разлива антифашизм на братание с отставными полицаями.

Впрочем, Виктор ведь писатель, а не читатель, так что — проехали.

Я просто хочу воспользоваться поводом и поговорить с читателями о корпорации «советская творческая элита», несмываемую печать которой многие наши писатели несут на себе до сих пор.
 

 

Бедность Демьяна

В далеком и сумрачном 1932 году средняя годовая зарплата советского человека составляла около 1500 рублей³. В отдельных отраслях меньше, у административного персонала — больше.

У будущего нобелевского лауреата Михаила Шолохова год не задался — он заработал на литературных гонорарах в двух издательствах 16 000⁴. Бывший граф Алексей Толстой, подаривший миру «Хождение по мукам» и инженера Гарина, получил 22 000 рублей. А пролетарский поэт и драматург Демьян Бедный, которого сейчас мало кто вспомнит, просто косил деньжищи как комбайном — 31 000 литературного гонорара плюс 22 000 за драматургию.

Впрочем, до звезды тогдашней актуальной политической драматургии Афиногенова даже ему было далеко — 170 000 рублей, или годовая зарплата ста человек...

Огромные по советским меркам гонорары тогдашней литературной элиты формировались за счет нескольких факторов.

Авторы пьес получали отчисления от кассовых сборов — 1,5% за акт или 4,5—6% за пьесу, а пьесы, написанные по госзаказу к юбилею дедушки Ленина или -летию революции, гоняли во всему СССР.

Литературные журналы платили минимум 200 рублей (месячная зарплата квалифицированного рабочего) за печатный лист (40 тысяч знаков — две такие статьи, как эта) — или до 750 рублей, если вы Шолохов, например.

К этому можно добавить премии за книги, сценарии, пьесы к юбилею чего-нибудь революционного и тот простой факт, что советская власть уже к этому времени издала книг в разы больше, чем Российская империя за всю свою историю — тиражи были огромными.

Разумеется, не всем литераторам доставалось столько — больше этих полутора тысяч рублей среднесоветской зарплаты зарабатывали едва ли 10% советских драматургов.

Создание в 1934 году Литфонда должно было уравнять ситуацию — все члены Союза писателей платили в него десятину от полученных гонораров, и основную нагрузку по финансированию несли толстосумы, а пользовались квартирами, детсадами, санаториями и дотациями Литфонда все писатели.

Государство финансировало четверть литфондовского бюджета и помогало ситуативно. Так, в 1934 году писатели получили два десятка легковых автомобилей для ведомственного гаража и в личное пользование — в том числе товарищ Янка Купала из Белорусской ССР.


Фан-клуб «Политбюро»

Надо сказать, что эти супергонорары давались суперзвездам большой кровью. Долгий путь шедевра к читателю, зрителю или слушателю часто начинался с вождей.

26 февраля 1947 года в Кремле состоялась творческая встреча режиссера Эйзенштейна с его самыми преданными фанатами. По воспоминаниям самого творца, это выглядело примерно так⁵:
 

Сталин: — Вы историю изучали?

Сталин: — Я тоже немножко знаком с историей. У вас неправильно показана опричнина.

Сталин: — Царь у вас получился нерешительный, похожий на Гамлета. Все ему подсказывают, что надо делать, а не он сам принимает решения.

Жданов: — Эйзенштейновский Иван Грозный получился неврастеником.

Молотов: — Вторая серия очень зажата сводами, подвалами, нет свежего воздуха, нет шири Москвы, нет показа народа.
 

Дальше следовал невообразимый пакет претензий вплоть до длины бороды киношного монарха. А Эйзенштейн... благоразумно молчал, слушал и записывал пожелания зрителей.

Наш «бедный» Демьян почувствовал на своей шее ласковые руки вождя в 1930-м, прочитав постановление «ЦК обращает внимание «Правды» и «Известий», что за последнее время в фельетонах т. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки. Выразившиеся в огульном охаивании «России» и «русского»...

Бедный жил в Кремле и Сталину книжки одалживал почитать, поэтому написал личное письмо с претензией. Сталин ответил довольно жестко.

В GULAG Демьяна никто не отправил, но из Кремля выселили — и его денежный комбайн начал заметно сбавлять обороты. К началу войны Бедный превратился во всеми забытого и действительно небогатого старика.

Или еще пример. Из постановления Политбюро 1948 года:
 

«...В погоне за ложно понятым новаторством (они) оторвались в своей музыке от запросов и художественного вкуса советского народа, замкнулись в узком кругу специалистов и музыкальных гурманов, снизили высокую общественную роль музыки и сузили ее значение, ограничив его удовлетворением извращенных вкусов эстетствующих индивидуалистов»⁶.
 

Речь, между прочим, о Шостаковиче, Прокофьеве и Хачатуряне — о лучшем из того, что тогда было.

Говоря современным языком, советская «творческая элита» была высокооплачиваемой пиар-командой на подряде у партии.

А партия была капризным заказчиком и сложным клиентом, который за эти деньги, не стесняясь, пил кровь и выедал мозг, бесконечно заставляя переписывать «как надо» и едва ли не переставлять запятые.

Нам нужна «Ленинградская симфония», зовущая на подвиг — а извращенные вкусы дружков-декадентов товарищ Шостакович может удовлетворять у себя дома в свободное от работы время.

Так была устроена система, и какая-то свобода творчества была у тех, кто писал в периферийные литературные журналы или для театров за пределами «сауронова ока» Политбюро.


Писатель и хрен

Конечно, Сталин не вел личную переписку со всем сонмом писателей, режиссеров и художников Страны Советов. Он работал с главными, на которых равнялись остальные.

Еще были нарком Луначарский, товарищ Жданов, Главлит и ГлавлитБел для наших краев.

Но схема была примерно та же — огромные, по советским меркам, бонусы и жесткий, дотошный контроль.

Громить врагов народа в прессе, ездить на ДнепроГЭС и открывать стихами Беломорканал было категорически необходимо для успешной карьеры. А учитывая страсть тусовки к доносам друг на друга — часто и для выживания.

Поэтому большинство громило, ездило и открывало.

Была еще интересная административная традиция — гонять писателей на сессии Ассамблеи ООН (будущий местный рупор перестройки Анатолий Вертинский даже книгу написал про свое погружение во чрево капитализма⁷) и наполнять ими Верховные Советы республик и СССР.

Шутки ради я пролистал справочник «Беларускія пісьменнікі: 1917-1990»⁸ и составил небольшой список именитых наших писателей при мандатах.
 

Кондрат Крапива — депутат ВС БССР (1947—1990)
Иван Шамякин — председатель ВС БССР (1971—1985) депутат ВС СССР (1980—1989)
Пётр Глебка — депутат ВС БССР (1955—1967)
Пётр Бровка — депутат ВС БССР (1947—1955) ВС СССР (1956—1980)
Янка Брыль — депутат ВС БССР (1963—1967, 1980—1985)
Аркадий Кулешов — депутат ВС БССР (1947—1978)
Янка Купала — депутат ЦВК и ВС БССР(1929—1942)
Якуб Колас — депутат ЦВК и ВС (1929—1956), ВС СССР (1946—1956)
Михась Лыньков — депутат ЦВК и ВС БССР (1921—1931, 1940—1945)
Андрей Макаёнок — депутат ВС БССР (1971—1982)
Иван Науменко — председатель ВС БССР (1985—1990)
Пимен Панченко — депутат ВС БССР (1957—1967, 1971—1975)
Максим Танк — депутат ВС СССР (1969—1989), ВС БССР (1947—1971)
Иван Мележ — депутат ВС БССР (1967—1976)
Василь Быков — депутат ВС БССР (1978—1990)
Нил Гилевич — депутат ВС БССР (1985—1990)
Генадий Буравкин — глава Госкомитета по теле- и радиовещанию (1978—1990) — должность не выборная, но это практически ЦК партии, что гораздо круче.
 

Не слишком обширные, но искрометные воспоминания о своей работе в совете при Советах оставил нам Василь Быков:
 

«Звычайна я выседжваў толькі першую частку — да перапынку. Надалей ужо не хапала сілы, і, як зьвінеў званок, выходзіў з будынку. Мяне па дарозе даганялі два іншыя неслухі — мастак Савіцкі і скульптар Анікейчык. Тыя сьпяшаліся ў свае майстэрні і казалі, што ім гэтая балбатня — на хрэн сабачы»⁹.
 

Удивительно, но с 1978 года и до самой перестройки уважаемый литератор от этого собачьего хрена не отказывался.

Любимые белорусским читателем Мавр, Короткевич и тот же Бородулин как-то обходились без него, но это было скорее исключение.

Так или иначе, советская власть поднимала символический капитал трубадуров, которые поднимали авторитет власти. И всем было хорошо. ВС БССР — не бог весть что, но имидж серьезного, уважаемого человека помогает создать.


Наедине с собой

После того как главный фанат топовых советских писателей, режиссеров и музыкантов преставился и началась оттепель, вынесенные из 30-х годов традиции вышколенного высокооплачиваемого лакейства никуда не делись, однако исчез страх, что серьезно за что-нибудь накажут.

Цензоры все больше запутывались в хитрых зигзагах партийной линии, творца мордовали в основном критики, а в Сибирь критики отправить не могли.

Писать все эти письма молодых писателей в духе «линия партии — наша линия» стало не обязательно для выживания, хотя и полезно для карьеры.

Со временем стало не нужно даже это. Как сказал один художник: «Жить, оказывается, можно было не для подвига, не для страданий и не для трудовых рекордов, а для своей культуры и самовыражения в этой культуре».

На пути самореализации в собственной культуре творцов ждало множество удивительных открытий.

Если вы попробуете проследить, откуда в перестройку полезли самые безумные политические идеи и псевдоисторические концепции, цепочка следов непременно приведет вас в какой-нибудь творческий союз застойно-брежневского периода — писателей или художников.

Там еще тогда конспектировали «Велесову книгу», обсуждали, как евреи-архитекторы уродуют православную Москву, и ездили черпать духовность к отсидевшему монархисту Шульгину и бывшей любовнице Колчака.

В БССР было практически то же самое, со скидкой на масштаб.

Кушать запретный плод катались к секретарше главы довоенной рады БНР Василя Захарко, а «правдивую» историю постигали по Миколе Ермоловичу.

Поэт Нил Гилевич вспоминает свою первую встречу с отцом белорусского фолк-хистори на какой-то конференции:
 

«Вот какие у нас есть историки! — радостно думалось мне. — И вот какое у них виденье далекого прошлого Беларуси! После его пламенного и убедительного слова выступление доктора наук К. Шабуни показалось мне жалким, и после какого-то очевидно нелепого его утверждения я невольно хохотнул — очень уж показалось смешным. Оратор сверкнул злобным взглядом и выкрикнул: «И напрасно смеетесь, поэт!»¹⁰
 

Если вдруг кто-то честно не понимает сам, почему Ермолович — это паранаука, можно почитать хотя бы «Па слядах Міколы Ермаловіча»¹¹ от вполне патриотического историка.

В общем, могли ведь и дураком назвать. Но поэтов в СССР уважали.


Все ушли во Фронт

Последний раз экзальтированные творцы понадобились Родине перед самой её кончиной.

Когда на излете 80-х в московских литературных журналах массово оживились многотиражные евтушенки, айтматовы и адамовичи, начав срывать покровы и вскрывать язвы, внимательному наблюдателю стало ясно — партия закладывает очень крутой идеологический вираж. Иначе такие люди единодушным залпом не выстреливают.

Перестройка — это когда на экранах появляются все лучшие люди страны и говорят: народ, мы врали тебе 70 лет. Врали про Ленина, Сталина и Брежнева, про пионеров-героев и стахановцев. Врали про коллективизацию и мирный атом. И про Белку, Стрелку и Гагарина тоже привирали. На самом деле все было не так. Поверьте, мы — совесть нации и врать вам не станем.

И народ почему-то верит.

В Беларуси залпом «Авроры» стала публикация статьи Зенона Позняка о Куропатах в газете «Літаратура і мастацтва».

Есть нечто прекрасное в том, что главный наш обличительный антисоветский текст появился в газете, в которой поэт и «нацыятворца» Янка Купала воспевал «Цуда, створанае бальшавиками» — Беломорканал, и Якуб Колас рычал «Караючы меч совецкага правасуддзя павінен абясшкодзіць нашу соцыялістычную радзіму ад смуроду і заразы страціўшых чалавечае аблічча двуногіх гадаў». Что значит — шагать в ногу со временем...

Главред ЛіМа Анатолий Вертинский отважно повёл свой коллектив на баррикады национального возрождения, а о том, что на этих баррикадах каждый второй был или писателем, или художником, или режиссером, я уже имел честь говорить.

В последовавшей за этим свистопляске конца 80-х — начала 90-х годов произошла кратковременная приватизация деятелями культуры политической повестки в отваливающихся от союза республиках. Это был их триумф.

Социолог Георгий Дерлугьян, говоря о делах кавказских, не без иронии отмечал:
 

«Ставший президентом Грузии шекспировед Звиад Гамсахурдия был вскоре низложен скульптором-модернистом Тенгизом Китовани и кинокритиком Джабой Иоселиани; Абхазию в годы войны за независимость от Грузии возглавил исследователь древнеантолийской мифологии Бронзового века доктор наук Владислав Ардзинба; руководство революционного режима Азербайджана в 1992—1993 гг. едва не полностью вышло из Национальной академии наук, и даже точнее — из физиков и востоковедов; президент Армении Левон Тер-Петросян прежде был хранителем средневековых манускриптов, а его одиозный министр внутренних дел Вано Сирадегян прежде писал рассказы для детей»¹².
 

Если бы все это веселье не сопровождалось фонтаном крови, стоило бы за них порадоваться.


После бала

И в этот момент карета Золушки неожиданно превратилась в тыкву.

Даже там, где фонтана крови не было и победившие композиторы и писатели быстренько сдали новоприобретенные родины на баланс Евросоюза, их оттеснили бывшие номенклатурщики, энгэошные карьеристы и воротилы бизнеса.

Кроме того, драматически сократилась кормовая база. Теперь никто не издаст миллионным тиражом туземного писателя и не заплатит ему за изданный тираж, а не за проданный.

Гигантская пропагандистская машина, которая все это порождала, умерла. Да и потребитель малость одичал и скоро совсем перейдет на комиксы.

Единственная надежда амбициозного постсоветского гуманитария — какой-нибудь Институт Национальной Памяти и подряд на внедрение в сознание граждан ненависти к подзабытому прошлому, которая должна превзойти фрустрацию и депресняк от счастливого настоящего.

У них даже десятки и сотни тысяч советских рублей на сберкнижках сгорели по мере воплощения в жизнь их же умопомрачительных культурологических конструкций.

И, разумеется, пострадали и те, кто на баррикады национального возрождения не лез.

Есть занятный белорусский фильм «Эпилог»¹³ 1994 года по сценарию Ивана Шамякина. В некотором роде «манифест реакции» — это не перестройщики, это лояльные сперва Союзу, а потом Лукашенко. Душераздирающее зрелище — выброшенная на помойку творческая элита в начале 90-х продает остатки прежней роскоши, пьет, печально поет, плачет и вешается. Но внятно сформулировать проблему все равно не может или боится.

Я надеюсь, что Лукашенко их всех спас, потому что выглядело это по-настоящему жалко.

В новом мире вроде бы есть свобода — никакой Сталин не пишет заметки, от которых кидает в холодный пот, но очень сложно найти клиента и покупателя.

И «инженер человеческих душ» уже совсем открыто превратился в агента по активным продажам самого себя. Как говорил герой романа Пелевина:
 

«Это такой же человек, как мы все — умеренно хороший, осторожный, не слишком уверенный в своих силах и старающийся как можно лучше вписаться в реальность.

Поэтому, помимо сбора и обработки информации, он решает много других неформальных задач. Одна из главных — определить, как должно «пахнуть» его высказывание, чтобы наилучшим образом совпасть с кормящей его парадигмой. Выживает только тот, кто smells like Team Spirit».
 

Поэтому наши творцы бесконечно пережевывают и между собой перетирают все, что когда-либо приносило удачу. Роман про страдания интеллигенции, роман про угнетаемую мову, про совок, про элиту... Про «путинскую агрессию» было уже? Обязательно нужно — кормящая парадигма сейчас обеспокоена именно этим.

 
Что из всего этого следует? Талант в определенной сфере — способность ладно сплетать слова или издавать приятные звуки — увы, сам по себе не гарантирует ни глубоких знаний, ни ясности мышления, ни принципиальности, ни даже общей адекватности мировосприятия.

Зато широкое признание и внимание журналистов и поклонников до предела поднимает самооценку. И сочетание получается ядерное.

Мы все неоднократно видели, что у «инженера человеческих душ», как у телевизора, каналы переключаются легким движением руки. И он далеко не всегда соображает, что делает, что несет и чем все это может закончиться.

По правде, в нашем суровом мире это или сотрудник сферы развлечений, вроде тамады на свадьбе, или пропагандист. И к его политическим выкрутасам и потугам на роль «совести нации» точно стоит относиться со здоровым скептицизмом.

Давайте не будем уподобляться наивным советским людям и помнить, что просто есть такая профессия — сказки сочинять.


 

Примечания

¹ http://gorodw.by/viktor-martinovich-kniga-eto-malenkij-bolshoj-vsriv
² http://imhoclub.by/ru/material/kak_ten_svastiki_upala_na_belorusskuju_literaturu
³ Стат. Сборник «Труд в СССР» 1933 г.
⁴ Цифры в этом разделе по сборнику документов «Счастье литературы. Государство и писатели 1925-1938» М 1997.
⁵ Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б) — ВЧК — ОГПУ — НКВД о культурной политике 1917 — 1953. М 1999.
⁶ Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б) — ВЧК — ОГПУ — НКВД о культурной политике 1917 — 1953. М 1999.
⁷ http://knihi.com/Anatol_Viarcinski/Nju-Jorkskaja_sirena.html#1
⁸ http://www.slounik.org/pismienniki/l9
⁹ Васіль Быкаў «Доўгая дарога дадому».
¹⁰ «Між роспаччу і надзеяй. Абрыс пройдзенага шляху ў сьвятле адной мары».
¹¹ http://kamunikat.org/histaryczny_almanach.html?pub_start=10&pubid=2119
¹² Георгий Дерлугьян. «Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе».
¹³ https://www.youtube.com/watch?v=gdYwFoO5Ypk