Не в каждую реку можно войти дважды. Бывает — нелегко и единожды. Гумилевика — это широкий, бурный поток научной мысли, под напором которого рушатся многие наши представления об истории.

Поэтому неудивительно, что обилие информации и необычное толкование многих исторических истин нас смущает. Да и сразу понять их сложно. Верней, трудно поверить всему, о чем говорит Лев Гумилев.

Так уж повелось, что масса предубеждений, недоброжелательства, инсинуаций сопровождали его с юных лет до самой смерти, и даже теперь неотделимы от этого имени. Единственное, что обеляет Гумилева как ученого и как человека в глазах обыватели — это множество премий и наград, посыпавшихся на Гумилева уже после его смерти.

При жизни Гумилева долго не хотели издавать, а теперь, когда издано все, написанное в разных научных жанрах, у желающих ознакомиться с наследием ученого глаза разбегаются. Не понятно, с чего начать.

Помочь этому может замечательная книга Сергея Белякова «Гумилев сын Гумилева». В 2013 году она была отмеченная самой престижной в России литературной премией «Большая книга».

 
Этот кирпич в восемьсот страниц — единственный в своем роде. О Льве Гумилеве писалось немало, но книга Сергея Белякова «Гумилев сын Гумилева» особого рода.

Мало того, что она представляет собой самую полную биографию ученого и написана легко, как роман. Здесь же мы, кроме всего прочего, находим и биографию Анны Ахматовой (но не как поэтессы, а уже в качестве матери знаменитого сына) и много интересного о поэте Николае Гумилеве.

Но, пожалуй, важней всего, что этот, как теперь говорят, научный бестселлер служит хорошим трамплином для понимания не такой уж простой пассионарной теории этногенеза и сравнительного метода изучения мировой истории.

Сергей Беляков ставит перед собой амбициозные задачи. О Гумилеве, как авторе пассионарной теории этногенеза, можно услышать самые противоположные мнения. Он и материалист, и он же мистик. Он и ученый, и он же шарлатан. И разных легенд о нем ходит тоже множество. Развенчать их и взялся автор, будучи сам тоже профессиональным историком и литературоведом.

Книга делится на две половины. В первой собрано и проанализировано все, что удалось установить касательно жизни Гумилева, а вторая представляет собой научно-популярный рассказ о деятельности ученого и претензиях предъявляемых ему противниками так называемой гумилевщины.

Местами это «житие» даже вызывает недоумение. Вдруг все же озадачиваешься, на чьей же стороне автор? И это не случайно. Беляков относится к новой генерации писателей-биографов западного типа, которые пишут о своих героях «с холодным носом». Не то чтобы совсем отстраненно, но «пепел Клааса» не стучит в их сердцах. И только в первой половине книги, где подробно и много рассказывается о четырех арестах Гумилева и двух длительных лагерных отсидках, Белякова распирает праведный гнев по поводу сталинских репрессий.

Спору нет, Лев Гумилев прожил жизнь не легкую. Но с другой стороны судьба его была предопределена тем, чей он сын. Первый раз его арестовали, вспомнив, что его отец, поэт Николай Гумилев, был расстрелян вскоре после революции как участник антисоветского заговора. Про помилование, о котором не успели сообщить расстрельной команде, конечно, забыли.

Впрочем, как сказать. Ведь Ахматова, когда забрали сына, сумела передать Сталину письмо, и тот из каких-то соображений приказал Льва освободить. Может, вспомнил, что Николая Гумилева расстреляли ни за что? Наивная, конечно, версия.

Есть и другая: как раз в это время дочь Сталина Светлана увлеклась стихами Ахматовой и выписывала их в тетрадь, иногда читая эти стихи отцу.

Тоже версия наивная? Верится с трудом. Только вот почему-то вначале 50-х тот же Сталин в ответ на рапорт наркома НКВД о необходимости ареста самой Ахматовой запретил ее трогать.

Вообще, надо сказать, тема «Сталин и судьба Ахматовой и Гумилевых» плохо исследована. Есть в ней весьма загадочные и драматические повороты, предопределившие тот факт, что ее сына чуть что тут же арестовывали. Власти всегда держали его в черном теле — такова была гумилевская планида.

К ней можно отнести все его житейские тяготы, начиная с лагерей и вплоть до того, что он, будучи уже светилом науки и доктором наук, даже академиком, почти до самого конца жизни ютился в одной комнате захудалой коммуналки.

Кроме того, Гумилев отличался еще и скверным характером. В его вызывающих манерах и конфликтных отношениях с людьми многое раздражало и — особенно в лагере, как, впрочем, и на воле тоже,- многих провоцировало на крайности. Так что разного рода жалобы и доносы на Гумилева, «сына расстрелянной контры», не были редкостью.

С другой стороны, к своей судьбе репрессированного и лагерника он относился спокойно. Без эмоций и тем более без истерики и осуждения. Это было созвучно его отношению к прошлому вообще. Он говорил: «В природе нет места понятию вины». И вслед за проштудированным в свое время Ницше считал, что к истории нельзя применять нравственные и моральные мерки. Что было, то было — значит, иначе быть не могло.

Поэтому, когда говорят, что Гумилев ненавидел советскую власть, это тоже не совсем так.

В своих книгах, и по жизни он был далек от политики. Все им написанное пронизано исключительно интеллектуальным поиском. Мало того, обладая как отец и мать незаурядным поэтическим даром (в 30-е гг. Гумилев писал неплохие стихи и даже пробовал себя в прозе), он умел излагать свои научные идеи и теории с артистизмом и художественной выразительностью.

Каждая его книга — одновременно научное исследование и литературное произведение. Сторонников Гумилева это восхищало, а противников, которых не счесть, всегда настораживало. Так продолжалось до 80-х гг., когда, наконец, устоялось мнение о Гумилеве как о выдающимся ученом, защитившим две докторские диссертации (вторая так и не была утверждена ВАККом ), получившим профессорскую должность и звание академика.
 
 
Беляков в своей книге тоже называет его великим ученым, но в то же время ко многому в его научном наследии все таки относится критически или с недоверием. Но это нормально, если учесть, что Гумилев из всех гуманитарных проблем занимался самыми взрывоопасными и на сегодняшний день нежелательными.

Это только так выглядело, что предметом его интересов была лишь древняя история и средневековье. На самом деле Гумилев кроме всего прочего исследовал причины противостояния разных этносов и межэтнических конфликтов. И еще — причины этнической отсталости и вымирания слабо развитых культур и даже народов.

Неслучайно Беляков замечает, что окажись вдруг Гумилев со своими теориями этногенеза и пассионарности жителем Западной Европы или Америки, он не то что не сыскал бы там такой популярности, как в России, но и стал бы вовсе нерукопожатным человеком. Гумилев, например, утверждает, что сосуществование враждующих этносов на одной и той же небольшой территории превращает государство и общество в химеру. «В образование нестойкое и опасное для людей, в него входящих».

Это и все прочие свои утверждения он базировал, конечно же, не на политике. И надо учитывать, что имея в виду этнические конфликты, Гумилев говорил вовсе не о неизбежности и предопределенности их причин, а лишь о том, почему они случаются.

В основе этого он видел все ту же пассионарность этногенеза. Положительное это качество или нет, его как ученого не интересовало. Другое дело, он считал, что пассионарность, т.е. деятельность вопреки инстинкту самосохранения, обычно ведет людей к обманчивым, иллюзорным или откровенно ложным целям.

Больше того, любая цель в этом случае — просто направление, тогда как источником, стимулом движения всегда является сама пассионарность. Или другими словами: развитие этноса в результате пассионарности — это движение инерционное, а не ради достижения каких-либо поставленных впереди и якобы благородных целей.

Вот такая получается философия. И сегодня она, естественно, не может многих не раздражать. Одних — потому что они не видят себя пассионариями. Других потому, что их цели заведомо лживы, а движение вперед оказывается движением по инерции, т.к. получив однажды толчок, они просто не смогли вовремя остановиться.
 
 
Кроме теории пассионарности, Гумилев интересен еще и тем, что в своих научных поисках использовал сравнительно-исторический метод. Его книги — это сравнительная история.

Начинать знакомиться с ними лучше всего с небольшой работы «От Руси до России».

Сам Гумилев считал эту книгу научно-популярным изложением своего понимания исторического развития. И в частности, конкретно истории русского народа.

Ну а если вспомнить что понятие «русские» означает этнический конгломерат, включающий, по его мнению, всех тех — славян, татар, литовцев, поляков, немцев и др., — кто принял православие и говорил по-русски, можно себе представить охват и масштабы этой книги.

После нее не составит труда перейти к научному бестселлеру, как называют эту книгу историки, «Древняя Русь и Великая степь». Она постепенно знакомит читателя с понятиями и терминологией, используемыми Гумилевым в своих последующих работах.

Прочитав «Древнюю Русь и Великую степь» и еще две популярные брошюрки «Из истории Евразии» и «Чтобы свеча не погасла», можно считать, что знакомство с кругом научных идей Гумилева в общих чертах состоялось.

Однако для фундаментального знакомства с научным наследием ученого этого мало. Кто хочет всерьез и детально заняться гумилевикой, надо прочитать главную книгу ученого «Этногенез и биосфера Земли».

Это что-то особенное. Сочетание исторической науки с науками естественными. Широчайший охват, огромное количество совершенно неожиданной для историка информации и смелый взгляд на проблемы, которые прежде все, кто с ними сталкивались, старались обходить стороной.

С первого раза «Этногенез и биосферу Земли» в полном объеме, наверное, удастся одолеть не каждому читателю. Возможно, многим это покажется вообще не под силу, но на этот случай есть хороший выход.

Можно переключиться на популярное разъяснение всех положений монографии Гумилева, которое он дает в увлекательно книге «Конец и вновь начало». В ее основу легли лекции ученого, имевшие огромный успех в 80-х гг. в студенческих аудиториях. Они интересны тем, что свои открытия автор щедро иллюстрирует примерами из жизни разных народов античного мира и средневековья.

Прочитав основные книги Гумилева, дальнейшее освоение его литературного наследия уже не составит труда. В нем многое парадоксально. Часто Гумилев говорит такие вещи, с которыми согласиться трудно и просто не хочется, потому что в школе нас учили другому.

Но здесь надо помнить вот что — знания мы черпаем отовсюду не для того, чтобы в них верить, а чтобы знать.

И в связи с этим хочу сказать еще одну важную вещь. После книг Гумилева неизбежно встает вопрос: насколько жизнеспособна его теория этногенеза? Применима ли она в практических научных исследованиях?

Но по сути это не важно. Гумилев в своих научных поисках прикоснулся к одному из таинств природы. И сумел раскрыть его перед нами.

Им не обязательно пользоваться. О нем надо просто знать и помнить.