Писать за сегодняшнюю Одессу, в которой больше сорока лет уже не живёшь, это, как когда ты смотришь в стареньком районном кинотеатре бездарный ремейк на твой самый, сколько себя помнишь, любимый фильм. Всё время рвётся плёнка, и в зале включают свет, чтоб зрителям не было страшно в темноте. Тот свет, это твои приезды в город детства раз в пять лет на встречу с любимыми школьными друзьями. И ты рад этому свету больше, чем той, разрекламированной кине́, с её странными «звёздами», новыми безвкусными декорациями на фоне великолепной старины, и всё реже мелькающими лицами старых настоящих актёров. И не пишется тебе слов, потому что не успеваешь в них облечь грустные мысли.
Зато, писать за ту, мою давнюю Одессу, это…  как стоять с ложкой у тазика полного оливье, и думать, что возьмёшь, только разок, а потом всё. Всё познаётся в сравнении.
 
Питер – он романтичный монархизм в каждом камне, рельсе, фонаре, каждом гастрономе и стволе пушек. Он величие верхов, и дождливый бунт на те верхи́. Он интеллигентный гранит у быстрой воды, бегущей на Запад. Твердыня духа и адмиралтейской собранности, а в перерывах, — свечной бал, с гордо плачущими слезами шедевров, и весело танцующими чужие танцы, великими людьми. Раз в год, проплывающий через мосты парусник с алыми парусами, как знамение победы любви и добра над Хэллоуином.

Москва – это другой монархизм, купечески-социалистический. В каждой башне, башенке, ларьке, старой станции метро. Там всё – царь! Пушка, колокол, мэр, пруд, бизнес, мостовая, парад.
Она далека от моря, потому ветра́ в ней всегда сухие, центральные и расчётливые. Москва – это всегда много, громко и героически. Она таинственна и крупнообещающа.

Москва любит кольца и развязки, таки и под землёй и наверху. И ещё снаружи, на подступах. В них она периодически берёт всяких врагов, по ошибке забежавших на пограбить и пожечь. Враги её за это не любят, но уважают каждые сто лет. А, как сопли высохнут, снова идут в поход за уважением. Столичный крупноусадебный бомонд в окрестностях больше всего переживает за лечь спать в пригороде, а проснуться в центре. Так быстро она растёт. Писатели, поэты, артисты там по окраинным деревням и дачам пьют с композиторами чай на природе, выезжая в центр на съезды своих союзов и интервью после концертов. В их домах разносят парное молоко, рождаются шедевры и дорогие собачки. Из таких, пока деревень образуется кружевной воротничок окраин на ситцевом бронежилете Москвы. Москва, тоже твердыня, но уже главная. Она – Центр! И это понятно, а кому не понятно, тем объясняют внутри и снаружи.

О Киеве нужные слова не рождаются, им не прикажешь. Хороший город, чудный, Днепром умытый, лаврой коронованный. А конкретики нема. Бронзовый Богдан Хмельницкий упёр булаву в сторону Швеции, то ли осадил, то ли напряг коня к прыжку, а шо дальше, куда скакать, пока не знает. Конь тоже не знает, кормят плохо. Вокруг, бывает, все скачут, но только вверх-вниз, и невысоко. Дымно там каждые пять лет и часто по субботам.
Когда-то говорили – «Киев – мать городов русских», сегодня мягкость в говоре убрали, мягкий знак выпал, и оно стало «… мат городов русских». В любом случае, «мать» — слово строгое, пролетарски суровое, незаслуженно часто применяемое в политических дебатах, финалах свадеб, и обязательно в ругательной коннотации. Также, при разборах случаев грубого нарушения правил техники безопасности отдельным нерадивыми работниками заводов и электриков ЖЭР-ов.
 
А вот, «Мама», — это совсем другое звучание души, воздуха и мира вокруг. Одесса, – это она самая и есть. Мама… И никто не берётся спорить, независимо от политической обстановки в мире и состояния льдов на полюсах. Есть один город, давно набивающийся в родственники, заявляющий, что он «Папа», но анализ ДНК, взятый у одесситов и ростовчан, при совпадении в 99,487%, близкого родства никак не подтверждает. Сколько кепок Ростову не надевай, на Папу не тянет, не у моря он, недобор соли там. Нет, я плыл в его местах с остановкой когда-то. Всё красиво и на месте, а всплакнуть не получилось.
Одесса – мама, – это немножко всё вместе, Питер, Москва, Киев, туда же пару капель Любо́мля, Конотопа, и Жмеринки с Бердичевом. И очень много своего, главного, но на обрыве у берега моря, по-дачному. И никакая она не твердыня, и никакой не монархизм. Какая твердыня, если оползни, а подо всем городом катакомбы… Она столица самоё себя, родины деликатесного анархизма и воздуха из юмора. Она – масло на хлебе человечества. Когда сладкое, когда солёное, когда горькое, когда, не той жирности, но всегда вкусное, с морским ароматом, и присыпанное цветками акации. Только с широкой улыбкой можно есть тот бутерброд, иначе не откусишь, не поместится в голову. Масло это сбивалось поколениями одесситов из сливок высшего качества, но сегодня его всё меньше в той банке. Всё больше приезжих «одесситов по прописке», взбивающих из своих тяжёлых фракций горюче-несмазочные материалы с запахом динамита и сельского нафталина. Китобоев на них нет!

Чтоб посторонние меньше мешали снаружи, и не лезли со всякой ерундой, Одесса придумала свой язык, не всем понятный, но многим нравится. Что всем точно понятно, — и тут не обошлось без евреев. Залётный житель Биробиджана, одесситов, может и поймёт, винницкие, и кто со Львова, не поймут. Романо-германская группа и та же англосаксонская, те совсем мимо, до обморока. Все другие, кто русский знают, они хорошие, умные, а тоже не поймут. Любой язык может довести до Киева но, только одесский язык может довести до улицы за углом через всю историю от сотворения мира и обратно. Нет, если спросят, они поймут куда идти, но они не знают, почему так долго.

Одесса город интонационный. В Одессе научились говорить на одном языке, в котором десятки других мирно уживаются, угадываются, дополняют друг друга лучшими своими находками точности мелодий и смысла. Как иначе в таком интернационале. Вы будете учить полсотни языков, чтоб сходить на базар? Вы упорный и выучили. Да! А тётя Маня с дядей Изей не маялись этой дурью, и ходят на базар без учебников. Кто умней, полиглот или одессит, спрошу я вас, на том шо знаю? Одесса говорит сама себе и в словари не напрашивается. А всё, что пишут в словарях за одесский язык, — это можно прочесть, но не получится вспомнить, когда захочешь сложить из слов фразу. Шанхайскому таксисту получится что-то объяснить, имея под рукой русско-китайский разговорник. У меня, таки получалось.

Одесского таксиста можно, только слушать. Нет, он поймёт, куда ехать пассажиру, но ваши попытки говорить по-одесски со словарём вызовут у собеседника глубокое сострадание, в тяжёлых случаях – скорую помощь вам же. Любого русско-думающего приезжего, одесский язык сначала греет необычной формой фраз, а потом уже, понятым в коридоре смыслом сказанного.
Что спасает ситуацию, так это родовая снисходительность одесситов к приезжим.
В этом языке столько непредсказуемости, точно составленной из обычных слов, что мат не нужен, ни биндюжнику, ни офицеру, даже там, где без него, вроде и не обойтись. Зачем мат.
Понятно, это ж язык южной Мамы.

Это не говор, не акцент, это бытовая мудрость, продаваемая бесплатно на развес в киосках, музеях, трамваях, кухнях, на парковых скамейках, и в партерах театров. В этом языке «рыба моя», — это не то, что в кошёлке и с хвостом или в море и с плавниками. Это, от любимой женщины, до волосатого грузчика в порту. А «Люба», совсем не всегда имя, и может быть обращено к постовому, и он не обидится до битья лица говорящего. Умоляю вас от подумать, шо если одессит обращается к вам – «Уважаемый», это значит, шо вас таки уважают. Рискуете пострадать здоровьем. Это может означать, от да — уважает, до — ну полный поц. В полнолуние или в ночь после парада, со словом «Уважаемый» на вас могут порвать что-то из одежды, или проверить карманы, или всё это вместе. Одесским языком пытаются говорить разные работники культуры, ничего общего с Одессой не имеющие. Оно понятно, шо его рентабельность на мировых рынках ностальгии и экзотики растёт, как опийный мак в Афганистане, потому и пытаются. Они не знают, что в этом языке звуки не главное. Таки поэтому из них выходят фильмы, книги и сценические монологи, за которые одесситам на это больно смотреть и стыдно думать.
Так, шоб они знали!:

Одесский язык, — это папин ремень, мамино прощение, бабушкина мудрость, и немножко зависти соседей по веранде, у которых Додик не ходит в море.
Одесский язык, — это когда тебя раздевают одной фразой, а ты только к вечеру, вдруг обнаруживаешь, шо весь день ходил голый.
Одесский язык, — это шершавая ласка натруженной маминой руки.
Одесский язык, — это игра в Го, шахматы, козла, «чапаева» и на орга́не одновременно.
Одесский язык, — это музыка ветров пустыни, где сорок лет гулял известный народ, разучивая токкаты немца Баха в исполнении Да́вика Ойстраха.
Одесский язык, — это зiрки́ над Чумацким шляхом и подводы полные соли в шароварах з пiсня́ми та шаблями.
Одесский язык, — это молдавские сказки с Фэт-Фрумосом, и гагаузские степные песни.
Одесский язык, — это греческие напевы рыбаков в ночных шаландах, и контрабандистов, в крадущихся к сонному побережью фелюках.
Одесский язык, — это вечный спор южной души с северными ценниками в торговле.
Одесский язык, — это всегда вопрос в утвердительной форме, и ответ в форме вопроса.
Одесский язык, — это когда насмешка в похвале, а комплимент – вполне себе окажется приговором.
Одесский язык, — это сочные перебранки биндюжников, вешающих торбы с овсом на морды коням под проходной порта на таможне, и на подступах к базарам.
Одесский язык, — это цыганские уговоры доверчивых простаков на позолотить ручку в аллеях праздничной Соборки, и перронах жэдэ вокзала — до потери всего багажа и свидетельства о рождении.
Одесский язык, — это бандитское шипение в одесских подворотнях, и их же крики в зареве горящих лабазов, банковских контор, перестрелках с жандармами и ЧК.
Одесский язык, — это песни слепого лирника, несущего из двора во двор, то мадьярские, то румынские напевы, то русские, то украинские, и рядом послушный мальчик с собачкой и котомкой.
Одесский язык, — это перелицевание и изъятие в обиход францусизмов из первых одесских газет на французском.
Одесский язык, — это еврейские нотации на весь двор ленивым детям, ежедневно гибнущим за пианино и гобоями.
Одесский язык, — это крики чаек, базарных ха́ек и селянских торговок на непроснувшемся ещё Привозе.
Одесский язык, — это тонкий намёк на очевидные вещи, но с биографическим уклоном, такой намёк, от которого лавины сходят с гор, и выясняется, шо они стояли вершинами вниз.
Одесский язык, — это поощрение на грани расстрела и проклятие на грани объяснения в любви.
Одесский язык, — это прощание, при переезде, размером с любовь длиной в жизнь, и приветствие, при встрече новых соседей, въезжающих в старую коммуну, длиной в выстрел.
Одесский язык, — это подначка за то, что ты ещё не сделал.
Одесский язык, — это ласковая гендерная неопределённость, в которой все мужчины немножко женщины и наоборот, и никому необидно.
Одесский язык, — это вечная проверка на выносливость и выживаемость мозга.
Одесский язык, — это неумение молчать, даже под страхом смерти, родов и развода.
Одесский язык, — это когда, если вдруг и молчат, то ты слышишь такое, от чего сразу взрослеешь.
Одесский язык, — это афоризмы, которыми говорят раньше, чем думают, а без афоризмов, только поют готовые тексты.
Одесский язык, — это когда бандиту лучше не встречаться в подворотне с филологом, умотают друг друга и забудут, зачем шли.

И основа одесского языка, — объединяющий, впитывающий в себя всё это, как губка, фантазийный, благодарный и дружелюбный русский язык со всей его широтой, размахом великих территорий и языков их населяющих. Да! И если всё же мат, то ненавязчивый, только, когда без него рифму не сложить, и очень изредка флотский, со взглядом на корабельные мачты в порту.

Возьмите чуть прохладный южный шёлк черноморской ночи или тонкое белое кружево первых осенних облаков, вплывающих с моря по Потёмке в город, заверните в них это всё, плюс ещё столько же, и несите, несите, несите в душе, это тающее чудо одесского языка. И всякий раз, когда будете слышать его где-то, будете открывать его для себя снова и снова, будете находить там всё новые и новые оттенки мудрости, целебного юмора, удивительной простоты и точности, уникальности, глубины мелочей размером с эшелон смыслов жизни.

Если вам повезло, удалось, умоляю, не растрясите, несите бережно, и только делитесь им, и только с однодышащими с вами людьми! Остальные не поймут и будут смеяться невпопад, изображая понимание, или используя палец у виска не по назначению. Всё меньше слышащих, всё больше говорящих. Но, говорить на одесском, и говорить по-одесски, — это три большие разницы, чем таки – дышать по-одесски и слышать так же.

"На правах рукописи (с)"