— А знаете ли Вы, сэр Арчибальд, что единственный способ противостоять Хаосу и избежать персональной энтропии — это постоянно заниматься заниматься структурированием информационного пространства?
 
Сэр Арчибальд поднял голову и слабо шевельнул левым ухом. Это означало, что обсуждать столь феноменальную глупость он не намерен.
 
— Признайтесь честно, дорогой сэр Арчи, Вы даже не подозреваете о существовании точки с запятой и других знаков препинания. А приходилось ли Вам изображать паузу в письменной речи?
 
Сэр Арчи широко раскрыл пасть и глубоко, с затягом зевнул, показав совершенную красоту собачьих зубов и черные пятнышки на розовом языке. Потом неторопливо и довольно неуклюже спрыгнул с дивана, проворчав сквозь зубы:
 
— Если ты, умник, немедленно не захлопнешь свой ноутбук, я не покажу тебе пару новых мышиных гнезд на пустыре.
 
Потянулся, встряхнул свою шубу, снова лег на пол и закрыл глаза.


Позади был очередной рабочий этап, но в голове еще гнездились фразы из отчета, мелькали графики и таблицы, каждое утро посещали сомнения в правильности заключений, к вечеру сомнения превращались в полную уверенность, что все надо было делать по-другому...
 
Вернер снял с крючка поводок, надел на сэра Арчибальда ошейник и они отправились искать смыслы жизни. Для Вернера эти смыслы существовали в виде построения логических схем, их проверки, уничтожения и построения новых. Ему было все равно, что моделировать и для чего рассчитывать вероятности и погрешности, сравнивать риски. Предстояло ли отправиться с компанией в финскую баню или оценить влияние партии геев «За вашу и нашу радость» на градус межэтнического конфликта в отдельно взятом государстве — и то и другое доставляло удовольствие. Для него цель и смысл жизни заключались в процессе, а не в результате. В чем был смысл жизни его лохматого спутника, Вернер не знал, да и не задумывался об этом.
 
 Сэр Арчибальд, как всегда, очень холодно отнесся к ошейнику, еще холоднее — к поводку, но джентльменский договор между человеком и собакой, построенный на принципе взаимовыгодных уступок, требовал на краткое время забыть о своем мировоззрении. Сумрачный взгляд Вернера на секунду столкнулся с укоряющими глазами сэра Арчи, и они отправились в путь.
 
 Сэр Арчибальд был спущен с поводка и отпущен в вольную жизнь на рубеже городского асфальта с неприбранной территорией малого лесного участка. Жители ближайшего микрорайона называли этот стойкий лесок Собачьей рощей. Арчи исчез в один незаметный миг. Вокруг было тихо и пасмурно, мысли притихли, прилегли и освободили место для созерцания.
 
Лениво шагая по дорожке Собачьей рощи и делая глубокие вдохи и выдохи, Вернер просто смотрел под ноги и разглядывал сосны, задирая голову вверх. Покой и простое зрительное любопытство длилось недолго. Оно было прервано гневным рычанием из кустов, почти непроходимых для человека, но блестящим образом освоенных сэром Арчибальдом. Свистнув в сторону кустов, где промышлял принципиальный аристократ помоек, Вернер остановился, достал сигареты, закурил, расставил ноги пошире, засунул одну руку в карман куртки и стал ждать развития событий. В зарослях ничего не было видно, но голос сэра Арчибальда не оставлял сомнений в его решимости достичь великую цель. О цели пока можно было только догадываться, но несомненно — она достойна любых усилий.

 
Тем временем угроза в знакомом голосе все усиливалась. Горловые звуки — форте, пауза-вдох, глубокие и угрожающие басы — форте, пауза-вдох короче, фортиссимо на пределе вибрирующих связок! Фортиссимо, вступают литавры и тромбон! Весь оркестр в унисон на самых низких тонах, ударные ведут — ликующий короткий рык тубы — победа!
 
Вернер, прикрыв глаза, слушал этот восхитительный фрагмент симфонии ярости, части великой борьбы за существование, за право сожрать добычу одному, ни с кем не делясь... Вдруг жалобно и отчаянно заплакали скрипки, альт пронзил воздух, его звук стал постепенно удаляться и все стихло.
 
Первая мысль была:
 
— Черт возьми, надо выручать пса, не справится сам, может там кабан забрел из дальнего леса или бродячий кобель, озверевший от голода.
 
Вернер насмешливо улыбнулся сам себе:
 
— Братец, не смеши... Ты не знаешь сэра Арчибальда? Так яростно сражаться он может только за жратву, иначе уже давно сидел бы рядом. Живые враги не для него, он слишком умен и утончен для сражений. Вот кусок тухлой колбасы — это действительно цель достойная, чтобы из-за нее так гениально спеть песнь борьбы, ...
 
Тревога все же не унималась:
 
— А вдруг сейчас этот лучший и, возможно, единственный друг лежит с разорванным горлом, а его враг наслаждается победой. Как я могу бездействовать? Надо лезть в кусты и посмотреть!
 
Вернер критически осмотрел свои брюки, прикинул плотность произрастания, неведомую густоту раскидистого куста, представил рыхлую почву, устланную гниющими прошлогодними листьями и крупными улитками, а потом, скривив синеватые губы и подняв одну бровь, академически бесстрастно озвучил вывод:
 
— Вероятность благоприятного исхода схватки за пищевые ресурсы для сэра Арчибальда близка к единице, а мои риски порвать штаны, наступить на дохлую жабу и оцарапать лоб стремятся к ста процентам. Не полезу. Уверен, он победил и сейчас предъявит себя и свою добычу.
 
Вернер присел на ближайший пень, достал из пачки еще одну сигарету и начал обдумывать свою очередную историю о дэвах, живущих в горах Кавказа. Поскольку в Грузии в тот момент было неспокойно, он отправился на старый базар Стамбула потолкаться среди местного люда. Ему давно хотелось приобрести собственного дэва в запечатанном кувшине. А где же их искать, как не в Стамбуле. Какой-нибудь древний, забывчивый дэв на пенсии вполне мог составить компанию сэру Арчибальду. На новодел денег жалко, да и нет уверенности в качестве товара. Не дай Бог, попадется подделка из Китая и из кувшина вырвется сотня мелких и слабосильных духов Поднебесной....
 

Не слыша больше звуков драки и свистнув еще раз, Вернер громко крикнул в сторону кустов:
 
— Арчи! Я могу идти дальше? Учтите, сэр, я приду домой первым и все сосиски мои! Эй, Арчи!
 
Это был тактический ход, давно известный и не раз дававший блестящий результат. Слово «сосиска» в любом падеже русского языка было ключевым, таким же оно оставалось и произнесенное на английском, немецком, турецком, арабском, греческом и испанском — сосидж, вурст, сосис, сужук, луканико, сальчича. Ради сосиски сэр Арчибальд мог пожертвовать многим, даже оставить в покое даму с неявными пока еще признаками готовности к любви — разумеется, на короткое время, необходимое для поглощения сосиски. Конечно, слово это означало всего лишь класс пищевых ресурсов — в реальности это могла быть ветчина, котлета, кровяная колбаса, кусок паштета, блинчик с мясом, долма в виноградных листьях или русский голубец, но только не курица. Нет, курица имела высочайший иерархический статус — живая или убиенная, жареная или в ореховом соусе, она царила в душе, являлась во снах и дарила наслаждение наяву. Сэр Арчибальд был гурманом, если вы еще не поняли.


Но вот кусты зашевелились, затрепетали листьями и в просвете между голыми нижними ветками появился блистательный сэр Арчибальд. Его черно-белая манишка, волнами покрывающая мощную грудь, стала грязно-серого цвета, на белой отметине лба красовался остов прошлогоднего листа, черные длинные висячие уши слегка приподняты в своем основании, в карих глазах настороженность и явное недоверие к словам Вернера. В зубах он держал какую-то птицу черного цвета. Птица была размером со скворца или дрозда, вся она не поместилась в пасти. С одной стороны свисал длинный хвост, с другой — головка с длинным клювиком на тонкой шейке. Судя по волне хлынувшего запаха, птица ушла из мира живых пару месяцев тому назад и была погребена глубоко в земле. Это была знатная добыча, не каждому доводится в своей жизни найти в лесу замаринованного естественным путем скворца, далеко не каждому.
 
Вернер с любопытством и некоторой тревогой разглядывал героя. Ничего, кроме грязи на груди, морде и лапах. Значит, тот, кто убежал, пронзительно крича скрипичным соло, пострадал не на шутку. Вернер усмехнулся, он знал силу и мощь зубов своего друга.
 
Подойдя к Арчи и присев перед ним на корточки, он начал свою речь:
 
— Сэр, позвольте Вас спросить, Вы готовитесь к жизни маргинала собачьего социума? Зачем Вам эта падаль, дома есть превосходные сосиски в натуральной оболочке. Оставьте проигравшим этот птичий трупик!
 
Услышав ключевое слово, сэр Арчибальд только покосился на Вернера, но во взгляде его было столько мрачного высокомерия, что Вернер расхохотался.
 
— Да, так меняются частные смыслы бытия и жизненные приоритеты — глубокомысленно заметил он.
 
— Откуда тебе, глотателю дыма и любителю отвратительной пахучей жидкости знать о достоинствах изысканных природных блюд. Да, и какой же ты самоуверенный, если думаешь соблазнить меня сосиджем-сальчича — сквозь зубы проворчал сэр Арчи и, солидно переступая кривоватыми лапами, поднялся на небольшой холмик подальше от тропинки.
 
Там он внимательно огляделся, прикинул расстояние до ближайших спасительных кустов и залег на зеленом моховом ковре, не выпуская скворца из крепко сжатых челюстей.
 
— Ну и как долго ты намерен здесь ужинать? — спросил Вернер, не двигаясь с места и вновь закуривая.
 
— Тебя не должны интересовать мои планы, я ведь не спрашиваю тебя, вернешься ли ты хотя бы через неделю, когда ты уезжаешь с той, от которой пахнет французским сыром и молодой редиской, — резонно заметил сэр Арчибальд и аккуратно выложил скворца из пасти на сдвинутые передние лапы.
 
Вернер только усмехнулся и промолчал.... Вспомнил, с какой тяжестью в сердце и чувством вины оставлял своего Арчи на попечение соседки Аллочки и ее шумной семьи. Сэру Арчибальду было хорошо с ними, дети играли с ним в настоящий футбол и не боялись его устрашающего, но притворного рычания. Ему разрешали раскапывать кротовые норы в саду и даже простили однажды великое преступление — убиенную пеструю курицу. Впрочем, курица была виновата сама, вовремя не закудахтала. Похоже, она была очень самонадеянной особой, и не оценила риск одинокой прогулки за кустом шиповника.
 
Младшая дочка Аллочки, пятилетняя Сонечка сооружала из длинных висячих ушей Арчи затейливые прически с применением бельевых прищепок и разноцветных бантиков — ей единственной позволялись все выдумки и причуды. Ни разу сэр Арчибальд не отказал этой леди, он только раскрывал пасть, как шипящая кошка, когда действия юной парикмахерши причиняли ему боль....
 

Но вернемся к нашему аристократу на моховой холмик вдали от тропы. Сэр Арчибальд некоторое время любовался своей добычей и наслаждался восхитительным запахом земли, прогнивших листьев и разлагающихся перьев. Потом осторожно лизнул поникшую мертвую голову птицы и смачно, одним движением челюстей отгрыз ее. Гордо подняв голову и подозрительно посматривая вокруг, он тщательно жевал и пережевывал перья и клюв, явно наслаждаясь жизнью.
 
Смотреть на этого гурмана-извращенца было скучно, и Вернер решил обследовать место, где было найдено и отнято в драке изысканное блюдо. Найдя в кустах невеликий проход, он выбрался на полянку, посередине которой была вырыта яма глубиной с полметра. Влажная земля разбросана вокруг, кое где остались клочки собачьей шерсти.
 
Воссоздать картину драки было несложно. Зная силу чутья сэра Арчибальда, Вернер был уверен, что птицу нашел именно он, вынюхал ее еще издалека, шел по градиенту запаха, анализировал направление, вводил поправку на ветерок. Азарт и всепоглощающая страсть к поиску съестного привели в нужную точку. Пару минут на то, чтобы сделать несколько пробных раскопов, нос в движении, ловит и вычленяет запах, сильные лапы неутомимо приближаются к погребенной несчастной птице. Скорее всего, скворец был узником человеческой прихоти и жил у кого-нибудь дома. Скорее всего, жизнь его была несчастной. Скорее всего, похоронили его здесь дети. Ну да, вон валяется и самодельный крестик и какие-то искусственные цветочки. Любопытно, кто был соперник... Скорее всего, не бездомный бродяга, тот не отступил бы с таким жалобным воем, дрался бы до победы. Похоже, что конкурент тоже был домашним псом, таким же любителем острых пищевых ощущений, как и сэр Арчибальд.
 
Гурман заканчивал трапезу. В его карих глазах появилось выражение желудочного удовлетворения и легкой усталости. А что же вы полагали, легко прожевать перья и кости с гарниром из сосновых игл и мелких веточек и все это густо сдобрено песком? Нет, друзья мои, пир желудка, как и пир души требует сосредоточенности и отбирает много энергии.
 
Вернер подошел к Арчи и церемонно спросил:
 
— Дорогой Арчибальд, Вы готовы продолжить прогулку, у Вас не осталось ощущения незаконченного действия ?
 
— Я не понимаю, зачем ты вообще тут выжидал, пока я был занят. Неужели рассчитывал на дележку? — глядя Вернеру в глаза, лениво ответил сэр Арчи.
 
— Конечно, нет, извращенец. Я просто охранял тебя, создал комфортные условия для твоего желудочного наслаждения.
 
— Мог и не напрягаться — широко разевая пасть с мощными белыми зубами, совсем уже равнодушно откликнулся Арчибальд,
 
— Ты видел хоть одного негодяя, который вырвал у меня из пасти кусок?
 
— Вопрос непростой, дорогой Арчибальд. Я припоминаю, как во времена твоего нежнейшего детства я много раз заставлял тебя выплюнуть гадость, которую ты подбирал на помойках и нагло приносил показать мне. Должен признаться, истребить эту привычку мне не удалось, увы...
 
— Ха, о чем ты говоришь. Да уж, слаб ты в терминологии, умник... — сэр Арчибальд легко вскочил с мохового коврика, на котором совершал трапезу, и с интересом исследовал небольшое пространство вокруг себя. Где-то могли затаиться крошки и мелкие кусочки незабвенного скворца. Пару раз что-то лизнул, что-то долго нюхал, трепеща ноздрями, и признал недостойным внимания. Потом припал на передние лапы, выпятив зад с толстеньким обрубком хвоста, потянулся назад, затем выпрямил до отказа задние лапы и вытянул тело и морду вперед, создав прямую линию от кончика мокрого носа до тупого конца купированного хвоста. Отряхнулся так, что вся лохматая длинная шерсть проветрилась и вновь легла элегантными черно-белыми струями. Он по паспорту числился русским спаниелем, но его размеры и великолепный экстерьер возбуждали предположения о романтически непростых отношениях родителей. Отряхнулся, веселым глазом взглянул на Вернера, сел на задние лапы и замер в неподвижности. Вернер ждал терпеливо. Постепенно взгляд сэра Арчибальда становился серьезнее и, наконец он продолжил:

 
— Вернемся к моему детству. Так ты говоришь, что пытался истребить привычку, так ты выразился.
 
— Ну да, именно привычку, опасную для тебя и неприятную для меня, что же еще? — удивился Вернер.
 
— Ага, вот ты и проявил свое невежество и свой эгоизм. Я ждал этого момента, умник!.. — торжествующе закончил сэр Арчибальд.
 
Вернер пожал плечами и пошел вперед по тропе. Арчи догнал его, пристроился рядом, но на полкорпуса впереди, изредка он поглядывал с явным любопытством и затаенным злорадством. Утоптанная земля тропинки покрыта слоем рыжих игл, тихо, влажно и спокойно на душе и в мыслях. Вернер видел, как его пес с интересом присматривается к кустам и ловит звуки и запахи лесного мира. Что он там говорил про меня, — вспомнил Вернер, — и первым начал разговор:
 
— Так что там про мое невежество и эгоизм? Уж изволь дать развернутый ответ, коли начал так загадочно, клоун...
 
— Ну зачем опускаться до оскорблений, умник. Я ведь тоже могу назвать тебя философствующим болваном, не так ли, сударь? — в голосе сэра Арчибальда звучал сарказм, он остановился, и карие глаза насмешливо глянули на Вернера. Тот на секунду изумился, а потом расхохотался, приседая и хлопая себя по коленкам. Он наклонился к своему непостижимому псу и потрепал его по мощной груди, а потом хлопнул по упитанному, но мускулистому заду. Арчи с подчеркнутым достоинством и скрытым удовольствием дружески огрызнулся, сделал вид, что хочет цапнуть его за руку, и они отправились дальше.
 
— Да ладно, прости, дружище Арчибальд, постараюсь поддерживать светский тон нашей беседы, если ты настаиваешь.
 
— Я не настаиваю, а требую права на адекватную реакцию. — не унимался четырехлапый интеллектуал.
 
— Договорились на паритетное использование грубой лексики... Согласен? Слово за слово. Но учти, физического воздействия с твоей стороны я не потерплю. — строго сказал Вернер.
 
— Ты что, все вспоминаешь мои зубы, когда пытался у несмышленого щенка отобрать восхитительную куриную косточку? А я просто защищал свою добычу, ведь я сам откопал ее из кучи мусора, это была моя первая настоящая добыча. Не какой-то там корм в дурацких таблетках. Да, злопамятен ты, умник.

 
Глаза сэра Арчибальда заволокли воспоминания о своей первой добыче, а Вернер вдруг вспомнил свою первую победу на институтском диспуте, первый приз в шахматном турнире, первый прыжок со скалы в море, свою первую женщину, которую он завоевывал не меньше года, но не сказал ни слова об этом.
 
— Ладно, твои представления о ценности первого личного достижения я понял, валяй дальше. В чем Вы, сэр Арчи, усматриваете мое невежество?
 
— Эх ты, груда протухших знаний, сам не можешь понять простых вещей. Когда ты отнял меня у моей мамочки и братьев, ты даже не прочитал и никого не спросил, в чем заключается смысл жизни нормальной собаки. Ведь так?
 
— Ну так, — нехотя согласился Вернер, закуривая на ходу сигарету, и назло этому лохматому интеллектуалу выдохнул дым в его сторону. Арчи чихнул, но не отклонился от маршрута, продолжал трусить рядом по тропе. Его хвост колебался из стороны в сторону, как метроном.
 
— Ну, и в чем смысл жизни нормальной собаки? — не выдержал Вернер, его уже заинтересовал ход мыслей этого пожирателя тухлятины и наглеца.
 
— Запомни, эрудит хренов, три принципа уважающего себя пса. Принцип первый — защищать своего слабого двуногого друга, помнишь я вцепился в ляжку этому недоумку с бутылкой в руке? — Голос сэра Арчибальда наполнился гордостью и самолюбованием.
 
Вернер поперхнулся дымом от изумления. Он помнил этот эпизод, который стоил ему сотни евро в виде компенсации случайному мужику в парке, тот рассказывал Вернеру о своей новой машине и темпераментно жестикулировал. В правой руке у него была бутылка с пивом. Арчи терпеливо сидел рядом и только пристально следил за его рукой. Когда он решил, что занесенная над головой бутылка представляет угрозу для Вернера, он вцепился в ногу мужика чуть повыше колена. Скорую вызывать не пришлось, жена мужика согласилась на компенсацию. Наказывать сэра Арчибальда Вернер не умел, разве что в детстве тот получал газетой по носу за попытки воровства со стола. Обычно все педагогические приемы сводились к суровой мужской беседе, которую этот лохматый проходимец быстро переводил в игру и ласки. Вернер часто бывал бессилен против обаяния четырехлапого наглеца.
 
— Принцип второй — вынюхивать, обнаруживать, выкапывать, извлекать, хватать, догонять, душить, и, если голоден, сжирать добычу. Если нет сил сожрать все, то прятать в землю так глубоко, чтобы другие не нашли. Ну, это для сук, настоящий кобель запасов не делает. Ты видел, чтобы я что-нибудь прятал?
 
— Вроде не видел, — задумчиво ответил Вернер.
 
Впереди показался просвет между соснами, тропа стала шире. Они прибавили шаг. И тут Вернеру пришла в голову мысль. Он остановился, Арчи тоже застыл на месте и вопросительно посмотрел на него.
 
— Послушай, сэр Арчибальд, да ты же просто теоретик, фантазер и выдумщик. Ну какой из тебя охотник, ты даже выстрелов охотничьего ружья не слышал, а живой разъяренный кабан тебя разнесет в клочья. Падаль из-под земли достанешь, знаю, видел. Но кабана или даже косулю облаять не решишься. Вспомни ту корову на лугу, я тебя силой на поводке тащил мимо нее.
 
Сэр Арчибальд укоризненно вздохнул, отошел в сторону и задрал ногу на придорожный камень. Стоя на трех лапах и задумчиво выполняя необходимое действие, он продолжал смотреть на Вернера, словно приглашая и его в компанию. Вернер из принципа отвернулся, хотя был не прочь присоединиться к нему, но он решил не идти на поводу у этого манипулятора, хотя бы в житейских мелочах.

 
Отряхнувшись, Арчи подошел к своему другу и лизнул ему руку. Потом, устыдившись внезапного прилива любви, аккуратно прихватил его пальцы зубами и потащил вперед по тропе. Вопрос о настоящих охотниках, выстрелах и страшной корове остался открытым...
 
Через некоторое время Вернер, усмехнувшись, издевательским тоном спросил:
 
— А какой третий принцип жизни нормальной собаки, сэр Арчи?
 
— Ну, и сам мог бы догадаться, ты же умник..., — как можно больше щенков, от разных сук, чтобы были в потомстве и спаниели, и ротвейлеры, и бультерьеры, и пусть даже болонки.
 
— О, это интересный принцип! Для меня он понятнее и ближе двух других. — улыбаясь и хлопая Арчи по широкой спине, ответил Вернер.
 
— Ну и как Ваше потомство, сэр Арчибальд? Многочисленно, знаете ли Вы их в лицо?
 
— Настоящему кобелю знать это не обязательно. Важно оказаться в нужный момент рядом с подходящей дамой, а потом уже она и сама не подпустит, да и проблемы с ее хозяевами мне ни к чему.
 
— Да ты циник, дружище!
 
— Не больший, чем ты, умник, мне напомнить тебе о твоих подружках и женах? Да, да, тех, которые даже курицу разделать толком не умеют и пичкают меня собачьим кормом, а у меня от него разыгрывается меланхолия, — ядовито парировал лохматый знаток смысла собачьей жизни.
 
— Ладно, уймись, не сравнивай меня с собой, ты ничего не понимаешь в человеческих душах и жизненных проблемах. Не выходи за пределы своей компетенции. Давай лучше поспешим, уже виден дальний лес за вырубкой.
 
И они быстрым шагом, не отдаляясь друг от друга, рядом и в полном согласии исчезли за столетней сосной с рыжим стволом, искривленном в дни ее юности мощным ураганом.
 
Пройдя еще немного, они вышли на небольшой песчаный пригорок, сосны разжали свои объятия и тропа сбежала в маленькую низину, где еще недавно был лес. Теперь здесь жила смерть, символ и результат победы человеческого разума над жизнью дерева. Смерть настигла их, проживших по 60-70 лет, рыжих, стройных гигантов с ветвями-руками, покрытыми жесткой щетиной зеленых длинных игл. Они были не стары в масштабах жизни дерева. Каждую весну зелень молодых почечных побегов одевала кокетливых красавиц, а спустя месяц весь окружающий мир погружался в туман их тончайшей любви.
 

Есть такое время в северных лесах, когда «цветут» сосны. Сосновая пыльца царит всюду, создает облака над лесом, покрывает дома и тротуары в городах, желтой шелковой тканью расстилается и ласкает холодную, тяжелую воду Балтики. Восточные ветра несут шелковистый шлейф и волны бережно встряхивают это нежное покрывало от Куршской косы и Курземских лесов до скалистых фьордов Швеции. Западные ветра спешат с ответными подарками через маяк Эланд-Седра-Грунд и, не скупясь, рисуют желтую изгибистую кайму на пляжах Паланги, Курземе и Рижского залива.
 
Плоды весенней любви сосен, маслянистые тяжелые шишки каждый год давали прокорм белкам, а дятлы-косметологи очищали их кору от назойливых жучков. Теперь они все умерли. Печальное зрелище — убитые деревья и разоренные гнезда. Но не стану искажать вашу реальность и приглашать в мой мир печали, это всего лишь персональное восприятие. Я знаю, есть иные края. Там деревья ведут свою борьбу с раскаленными скалами, и срубить дерево считается великим грехом.
 
Тел уже не было, их вывезли сразу после валки. Толстые нижние ветви и нестандартные стволы распилены на части и упакованы в пирамиды, которые ждали своего часа. Оставшиеся пни были разной высоты — от полуметра до двух.
 
Вернер сел на подходящий пень, закинул руки за голову, сцепил их в замок на затылке и вытянул ноги. В этот момент выглянуло солнце, и сияющая кора сосен разбрызгала золото. Часть его попала на лицо Вернеру и он зажмурил глаза. Так и сидел, ни о чем не думая, просто покинул на время этот лес и ушел в свой собственный мир.
 
Сэр Арчибальд тяжело уронил себя на землю, а голову на лапы. Потом вытянулся на боку, плотно прижался горячей спиной к ноге своего друга и закрыл глаза. Поля Веселой Охоты открылись ему, и его нелепый двуногий друг бежал рядом с ним вслед за серым зайцем, и они вместе вынюхивали след лисицы и барсука, а потом долго плавали в большом озере наперегонки с дикими утками. И не было в тех полях коров, поводков и ошейников....

 
Пауза, уважаемые, долгая и драгоценная пауза. Оставим их на время, мы не вхожи в те миры, где соприкасаются души людей и животных. А ведь именно там рождаются планы новых зачатий, любовных и дружеских союзов. Там творит Мастер. Он создает наши души и пишет сценарии наших судеб. Там собаки и люди получают приказ искать, находить и оберегать своих друзей и любимых.