Истинную правду говорили старики, когда, сдерживая предпраздничный дух своих отпрысков, советовали молодым встретить Новый год и Рождество в душевном умиротворении и покое.

И это правильно, потому что у человека должен быть какой-то отрезок времени подумать о том, с чем он встречает самые семейные праздники в году, наметить планы на год будущий.

И не стоит жалеть о содеянном году уходящем. Жизнь — это череда взлётов и падений, плохих и хороших мыслей и поступков, надежд и разочарований. Не будь их на нашем пути — она была бы пресной, бесконтрастной и серой.

Я уж как-то агитировал читателей интересоваться прошлым своих родных, желательно ещё при их здравии. Сегодня же я вас агитирую не забывать и о перепетиях вашей собственной жизни. Ведь тем самым вы дадите возможность вашим детям и внукам посмотреть на прошлое вашими глазами, понять ваш мир, сопоставив его со своим.

Редкий сегодня случай, когда кто-то ведёт личный дневник. Занятые работой, люди не находят времени поговорить даже за семейным столом.

Молодёжь, уткнувшись носом в планшет или плейстейшен, постигает мир в виртуальном пространстве, и её раздражает вмешательство близких в их суррогатный мир.

А ведь это очень опасно, потому что нынешние кинематограф, телевидение и всемирная паутина не заточены на показ пусть и припудренной, но реальной жизни.

Однако не огорчайтесь, столкнувшись с безразличием молодых к вашей писанине. Уверяю вас, через какое-то время они к этому придут сами. Особенно, когда жизнь пойдёт не так, как хотелось бы. Мы это уже проходили.




Одинокий колодец
 

---

Расскажу-ка я вам несколько любопытных историй из своего прошлого. Пусть мои персонажи, коих уже нет на белом свете, не обидятся за то, что я заглянул в их жизнь со своей колокольни.

После войны моё родное Долгиново все было изрыто бомбами. На территории местечка валялось множество взрывоопасных вещей.

По обочинам брусчатых дорог после дождя из песка выглядывали пули и патроны, из которых мы делали берданки и гремели в вечернее время.

Случались и несчастные случаи — малышня подрывалась на минах, либо получала ранения, бросая патроны в костерок.

Модными были драки «улица на улицу», а вечером подвыпившие парубки продолжали выяснять отношения на танцах в местном клубе.

Примечательно, что в те времена в местечке было много приезжей интеллигенции, потому что большая средняя школа обслуживала всю округу.

Мужчин среди учителей было не меньше, чем женщин, и на уроках фронтовиков стояла тишина и полное смирение — до трёх они считать не привыкли.

Приезжим было и управленческое звено большого совхоза.

Сплетни в этой среде являлись объективной реальностью, поэтому местечковая жизнь была наполнена раскрашенными языками приключениями.

Байки перелетали из уха в ухо с такой стремительностью, что не успеет товарищ явиться домой, а там уже все знают, что он натворил.


Болящие

Послевоенное время обернулось суровыми испытаниями для тех, кто утратил конечности или был одинок, стар и слаб духом.

Около большого местечкового рынка и питейных заведений, а также костёла и церкви, скиталось много калек, нищих и умалишённых. Особенно в торговые и праздничные дни.

Среди них были исключительно колоритные личности.

Особенно выделялась Гануля — высокая, стройная женщина в галифе, хромовых сапогах, кожаной комиссарской куртке и такой же кепке, сдвинутой на затылок.

В самый разгар торговли она забиралась на повозку и на чистом русском языке выступала с яркой речью против бюрократов во власти и проходимцев.

Не знающим Ганулю посетителям рынка вполне могло показаться, что оратор — представитель из центра. Поэтому собравшаяся толпа хлопала и одобрительно гудела.

Через какое-то время местные объясняли людям, кого они слушают на самом деле, и Ганулю сгоняли с повозки под детское улюлюканье.

Образ жизни у неё был скитальческий. Женщина появлялась то тут, то там, и власти не знали, в каком месте она объявится на следующие выходные.

Перемещаясь на попутном транспорте, Гануля и здесь частенько чудила.

Представьте себе на минуту, что у дороги стоит молодая, стройная женщина с букетом полевых цветов и «голосует».

Ну, какой водитель упустит момент?

Шофёры, увидев красавицу с цветами, приостанавливались, открывали дверцу и не прочь были подвезти ее до первого лесочка.

Гануля, улыбалась и задавала водителю вроде бы шуточный вопрос:

— Товарищ, вы, случайно, не в Кремль путь держите?

— В Кремль, в Кремль, — отвечал шофёр, полагая, что девушка с ним шутит.

Каково же было его разочарование, когда надежда случая вдруг протягивала ему цветы и просила:

— Передайте, уважаемый, мой привет и этот букет товарищу Сталину, пожалуйста.

Произносимое шёпотом имя вождя всех народов приводило водителей в такую оторопь, что они мгновенно хлопали дверкой и прибавляли скорость, чтобы уехать подальше от этого места.




Долгиновская церковь
 

---

Наведывалась в местную церковь на праздники и другая молитвенная персона — тронувшийся умом «святый человек» из деревни Ручьё.

Церковный праздник. Крестный ход. Впереди батюшка, за ним псаломщик, паства с хоругвями. Женщины из церковного хора громко поют. Народ подпевает.

Вдруг откуда ни возьмись перед шествием появляется жилистый, высокий, с горящими глазами и белой самодельной хоругвью в руках дядька.

На полотнище в окружности изображены профили классиков марксизма-ленинизма, а вокруг написаны короткие выдержки из Нагорной проповеди.

Батюшка не знает, что делать, мужиков мало, одни старушки. Милиционер на селе есть, да и тот по долгу службы атеист.

Поп решает не обращать внимания и продолжает крестный ход.

Сумасшедший, с печатью Христовых мук на лице, идет быстрее, потом задерживается и ждет кавалькаду верующих.

Мы, дети, сидя на церковном валу, дразним убогого, а тот, крестясь, грозит нам своей самоделкой на палке.

После завершения крестного хода бабушки войти в церковь ему не дают, и он куда-то исчезает.

 


На извилистой речке Серчистой
 

---

А вот вам для разрядки смешной пример мужской сообразительности.

Как-то в Долгиново объявился безногий фронтовик, дядя Ваня.

Кто-то сделал ему из кусков автошин наколенники, и Ваня мог довольно быстро передвигаться, опираясь на коротенькие палки-костыли.

Что-нибудь поесть ему в столовой давали, кое-кто и наливал, а вот насчет девушек, к которым Ваня в довоенное время питал слабость, дела не клеились. Но он-таки нашел выход.

По четвергам местечковые женщины ходили в совхозную баню.

Путь их пролегал через мост на извилистой речке Серчистой.

Раздевшись в кустах догола, Ваня медленно подплывал к мостику на спине, распевая частушки, вроде этой:

Бригадиру угодила, председателю дала,
На работу не ходила и стахановкой была.
Изголодавшиеся за войну одиночки были очень впечатлены размерами блудного места купальщика. На людях они прыскали от стыда, закрывали лицо платочком и тут же бежали поделиться впечатлениями с подругами.

Количество желающих наведаться в баню за считанные минуты многократно увеличивалось.

Как-то в сумерки самая озабоченная особа позвала Ваню отведать самогонки, и он остался у нее на денек-другой.

Дальше — больше. Ванины мужские способности оказались очень востребованными, и им начали интересоваться даже замужние бабы.

Все закончилось как-то внезапно. Не помню, когда это случилось, но вдруг сумасшедших и одиноких калек не стало. Ходили слухи, что их ночью забрали и увезли от глаз людских навсегда.


Местечковые сокровища

В центре Долгиново до войны в больших двухэтажных каменных домах жили богатые евреи.

В 1942 году немцы огородили территорию и устроили гетто, а потом уничтожили всех там находящихся.

Через два года советская авиация разбомбила каменные джунгли и дома превратились в руины.

Разбирая их на кирпичи для ремонта печей и построек, жители иногда находили замурованные горшки и банки с золотыми и серебряными монетами.

Один такой счастливчик по имени Здислав, завладев скарбом, загулял по-королевски — ездил на такси за 100 километров в Минск на танцы, покупал дорогие вещи, и, разумеется, поил всех, кто желал.

Вскоре кое-кому стало известно об этих залётах, и Здислава повязали.

После этого случая долгиновцы, обнаружив закладку в стенах покорёженных зданий, держали языки за зубами и прятали золото до лучших времён.

Имели место случаи добровольной сдачи найденных ценностей государству, за что полагалось вознаграждение.

Однажды компетентным органам стало известно, что отец моей одноклассницы Майи скрывает еврейский скарб, и они приехали к бедняге с требованием сдать ценности государству.

Старый еврей, конечно же, сделал вид, что ничего не знает. Другого выхода у него не было.

Гэбисты схитрили. У них имелось миниатюрное записывающее устройство, и они его искусно спрятали в доме. Хозяину же предложили подумать и уехали.

Перепуганный еврей тут же собрал кагал и стал советоваться, что делать.

Назавтра гэбисты вернулись, вытащили аппарат, прокрутили плёнку и начали допрос хозяина по полной программе.

Держатель казны понял, что влип, но нашел единственный выход из создавшегося положения.

Он попросил гэбистов разрешить ему залезть на чердак своего дома по какой-то надобности.

Хозяин задерживался. Кто-то из приезжих полез подгонять бедолагу и увидел его в петле — старый еврей повесился, так как ответственность за ценности своей общины была для него дороже жизни.

Гэбисты перерыли весь дом, вскопали огород, но казну так и не нашли.

Следует заметить, что в те времена сбыть или купить золотой червонец большой проблемы не составляло. Царские монеты оседали у местных зубодралов, которые по большому блату вставляли начальству и их женам золотые зубы.

Были также умельцы делать брачные кольца, женские кулоны и серьги. Всё это изготавливалось и продавалось втихаря — с расчётом на то, что начальство не сдаст нужного человека.


Вероникина доля



Мама и Вероника
 

---

У моей матери было много подруг, но самой-самой была ее ровесница — долгиновская красавица Вероника из приличной семьи Садовских.

Пухленькая, как пончик, ножки-бутылочки, с очень яркими чертами лица, она нравилась многим хлопам.

Особенно страдал и добивался ее взаимности местный электрик Эдвард Заяц.

Но Вероника попалась на удочку красавца-фотографа Лёвочки Гуменского.

Откуда и по какой надобности появились хохлы Гуменские в местечке, жители не знали. Судя по мрачному и колючему взгляду главы семейства, он во время войны что-то на Украине натворил и съехал куда подальше.

А вот сын хозяина, ловелас Лёвочка, был совсем другой породы: высокий, стройный, аккуратный, с шапкой курчавых волос на голове — он хорошо играл на аккордеоне и пел, чем и вскружил голову проживавшей по соседству Вероники.

Вскоре молодые сыграли пышную свадьбу.




Свадебный снимок Вероники и Лёвочки
 

---

Что ни среда, в доме Гуменских играла музыка, звучали украинские застольные песни — местный бомонд собирался на вечеринку.

Красавец Лёвочка гулял и пил ежедневно. Ведь работа местечкового фотографа к тому располагала — никто без бутылки в дом не приходил.

Вероника опомнилась с опозданием.

Вместе со своей подругой, моей матерью, они попытались организовать вместо выпивок — чаепития в нашем доме. Однако мужики никак не могли понять, что это за дружеские встречи без чарки?

Чтобы не расстраивать жён, они прятали бутылку то в снег зимой, то под зелёный куст летом, и всегда находили возможность пригубить, выскочив во двор по надобности.

Девицы поначалу не могли понять, каким образом их суженые успевают обрести тонус — вместе же сидели, разглядывали открытки и фотографии, чаёвничали.

Ну, выскочил Лёвочка во двор покурить. Ну, отлучился на минутку мой отец по естественной необходимости. А через пять минут по их громким голосам можно было понять, что они догнали.

Если фронтовая закалка моего отца позволяла сохранять должное приличие, то с более молодым любимцем публики Лёвочкой дела пошли по наклонной.

Он зачастил по соседним деревням и даже подхватил венерическую болезнь.

Влюбленная Вероника решилась на крайние для её воображения меры. Она посадила Лёвочку за вышивание болгарским крестом.

Вышить предстояло девушку-украинку в красных сапожках, несущую коромысло с ведрами к реке.

Работа завершалась. Осталось вышить только правый сапожок хохлушки, но терпение Лёвочки лопнуло — он загулял и вместе с экспедицией умотал в Сибирь.

После в семью он не вернулся, а осел в Минске. Новая пассия попыталась спасти Лёвочку, посадив его за руль автомобиля, но всё напрасно. Свою единственную любовь — водочку — он не оставил и вскоре приказал долго жить.




Старый Гуменский
 

---

Что до Вероники, то она сделала очередную глупость — поддалась на уговоры своего первого ухажера, Эдварда Зайца, который так и не женился. Ждал.

Эдвард был вообще-то человек неплохой, но простить Веронике первое замужество не сумел.

Когда ему случалось опрокинуть сто грамм, домашним не было покоя. Пьяными упрёками он портил настроение своей матери, а жена убегала к соседям.

Эдвард зарабатывал неплохие деньги на халтурах, жили они в достатке, поэтому Вероника терпела.

В 1982 году к ним в гости приезжали из Бельгии племянник Вероники со своей женой.

К превеликому удивлению гостей у их белорусской родни всего хватало, и даже больше.

Гости даже сфотографировали уставленный яствами стол, а потом признались, что представляли жизнь в Советском Союзе голодной и холодной, потому привезли родственникам муку, сахар, макароны и др.

Сколько Вероника не заверяла, что все привезенное можно купить, родственники не успокоились до тех пор, пока не сходили в магазин и не увидели все своими глазами.

Через несколько лет совместной жизни ревность к постельным отношениям Вероники с Лёвочкой полностью лишила Эдварда Зайца покоя. Он начал издеваться над мечтой своей юности.

Соседи говорили, что больную и пополневшую Веронику он заставил выбрасывать навоз вилами из сарая, от чего у неё случился заворот кишок, и она умерла. Эдвард пережил жену на 10 лет.

В нашем доме сохранились несколько фотографий Вероники в молодости.

На одной из них она сидит с гитарой в руках, на груди изображено сердечко, а в нем — фото красавца Лёвочки Гуменского.

Урок из этой истории простой: не в свои сани не садись и никогда не возвращайся в прошлое.




Вероника с портретом Лёвочки
 

---

Женское благоразумие

На улице 17 Сентября жил мой одноклассник, Женя.

К компании детей местных патрициев он не относился, так как родители его работали физически и, как водится в простых семьях, за успеваемостью сына не следили.

Женя учился без особого прилежания и ждал, когда старшие позовут его в Минске, где в 60-е годы строилось много предприятий, и на рабсилу был большой спрос.

Долгиновцев осело в столице много. На тракторном и автозаводе ковались трудовые династии, так как получить место в общежитии не было большой проблемы.

Надо было видеть, какими франтами заявлялись на танцы в клуб новоиспеченные представители столичного пролетариата.

Бежевый плащ, остроносые туфли, красные носки, и обязательно — белое кашне вокруг шеи.

Не успев осесть в Минске, они сразу заговорили по-русски.

Сначала получалось топорно, но через год-два «рю» и «ря» произносились не хуже, чем в столице.

В их разговорах часто звучало: «Фу, какая яма, это Долгиново», тем не менее почти каждую пятницу новоявленные джентльмены толпами наезжали в эту «яму», чтобы попить здешней самогонки, пощипать на танцах местечковых девиц и увезти с собой полную сумку картошки, закаток, домашнего сала и яиц.

Интеллигенция и их дети на клубные мероприятия в мое время не ходили. Считали, что это не наш уровень.

Общаясь с приезжавшими из Польши родственниками и знакомыми, мы были искушёнными в заграничной моде и танцах.

В школе была установлена усилительная техника, и на вечеринках учащиеся старших классов выплясывали под пластинки с записями модных исполнителей. К ним присоединялись и молодые учителя.

Женька был ни там, ни сям, но в Минск после окончания школы подался сразу.

Через пару лет он вдруг объявился в Долгиново и начал исправно крутить гайки в совхозной мастерской.

Все прояснилось через девять месяцев.

Однажды на минском автобусе в Долгиново приехала молодая привлекательная девушка с грудничком на руках.

Узнав у прохожих, где живёт Женька, она зашагала к церкви, напротив которой и стояла его дом.

Стучать в высокие ворота или окна сообразительная девушка не стала, а тихо села перед домом на завалинку и начала кормить грудью маленького ребенка.

В доме зашевелились. Быстренько занавесили окна и сделали вид, что ничего не замечают.

Через какое-то время пару местных скандалисток учуяли сенсацию, подошли и стали допытываться: а откуда девушка, к кому и зачем приехала.

Сообразительная мамочка поделилась с участливыми соседями, что у нее одна лишь цель — показать родителям Женьки рождённого от него ребенка.

— Может, его родители ничего не знают, но если сына и внука никто не захочет увидеть, то я поеду обратно домой,- подвела черту девица и принялась качать заплакавшее дитё.

Сварливые бабы торжествовали — есть тема для скандала.

Известная на всю округу сплетница Зина, подперев руками крутые бока, с криками «хуже, чем фашисты», начала проклинать всех Женькиных домочадцев от пятого колена, показывая пальцем на девушку и малое дитя.

На вопли сбежалось все заинтересованное население и Женькиным родителям ничего не оставалось, как открыть калитку и затащить девицу с ребенком сначала во двор, а потом и в дом.

А коль так, то дальнейшие события начали разворачиваться по сценарию претендентки в невестки.

Нет, она не стала выяснять отношения.

Положив ребенка на кровать, девушка оставила хозяев разглядывать, есть ли у ребёнка с ними сходство, а сама, вооружившись тряпкой и метлой, быстренько навела марафет на кухне, достала привезенные из Минска угощения и завела разговор о ребенке, ни одним словом не упрекая ни Женьку, ни его родню.

Сначала ошарашенные, Женькины родители через час беседы поняли, что в их доме появилось сыновье счастье.

И действительно, девушка оказалась не только приятной внешностью и в общении, но трудолюбивой и аккуратной, умела угодить свекрови и свекру.

А со слабохарактерным Женькой она быстро нашла взаимопонимание, потому что он, конечно же, был неравнодушен к подруге, но испугался последствий, когда узнал, что она забеременела.

Все в этой семье закончилось, как говорят американцы, happy end.

Умница сделала правильный вывод: если мужик тямтя-лямтя, то не надо его переделывать. Пусть будет, как говоривала моя мать, в доме вместо кота.

Женщине же самое время брать власть в свои руки.




Долгиново, улица 17 Сентября (а в польские времена — 3 Мая)
 

---

Мент-висельник

Через несколько домов от фигурантов предыдущего рассказа на улице 17 Сентября жил милиционер Терешко.

Активный самец, он сделал своей крохотной и сварливой жене около десятка детей, но и к чужим юбкам имел большое пристрастие.

Как вы сами понимаете, в местечке возможностей болтаться по озабоченным бабам у него не было — должностное лицо. Но в соседней деревне завел он себе пышногрудую и жадную до мужского запаха зазнобу, Анну.

Транспортных проблем у мента не было, так как в его распоряжении находился служебный мотоцикл с коляской.

Жена начала подозревать, что муж погуливает, но куда он ездит, не знала. А тот, выехав за Долгиново, сворачивал и на крыльях предвкушений пулей летел к зазнобе.

Осенью, после первого снежка, жена всё-таки вычислила, куда подался муж. По следам от колес она побежала в соседнюю деревню и обнаружила мотоцикл у забора разлучницы.

Свет в доме, конечно, уже не горел. Жена мента стала стучаться в окна с требованием вернуть кормильца большой семьи.

Мент засуетился, но через несколько секунд метаний в милицейских кальсонах от окна к окну нашел выход.

Зная, что без мотоцикла ему не поздоровится, он зажег лампочку Ильича в помещении с другой стороны дома. Жена ринулась к свету, а мент выскочил в окно с противоположной стороны — и рванул на мотоцикле домой.

Пока жена топала из соседней деревни, блудник придумал план спасения от домашнего мордобоя: решил имитировать суицид. Он надеялся, что жена бросится спасать его и в конце концов простит. Кто же будет кормить семью?

Он пошёл в сарай, замотал шею полотенцем, взобрался на колодку, накинул петельку и стал ждать.

Может, всё бы и срослось, но висельника подвела прогнившая пеньковая верёвка.

Когда жена пошла в сарай доить корову и загремела засовами, мент оттолкнул ногами колодку, но оказался не в петле, а в навозной жиже.

Женщина от неожиданности вскрикнула, но сообразив, что произошло, треснула гуляку ведром по голове и стала с матами гонять его по двору.

Все соседки в это время тоже доили коров, но услышав гвалт, выбежали посмотреть, что происходит.

Местечко с неделю хохотало.

Мужики смеялись и давали советы, какой веревкой пользоваться в следующий раз, а бабы, как всегда в таких случаях, и смеялись, и сочувствовали жене гулёны.

Они догадывались, что и их кобели тоже не прочь заглянуть на огонёк к холостячкам, которых после войны хватало.

 

---

Окончание — завтра

---