Связь с потусторонним миром все же существует…

Этим летом я собирался посетить и Москву, и Петербург. Но в какой-то момент осознал, что все-таки придется сделать выбор. Сомнения почему-то сразу отпали, когда Игорь Политай, мой земляк, а ныне петербуржец, обмолвился о своей, почти что достроенной даче в Новгородской области.

Игорь оказался хорошим гидом. Побродив с ним по Невскому, полюбовавшись знаменитыми дворцами с воды, — на катере знакомого капитана — мы обошли все каналы. А ранним субботним утром, выдвинулись в Новгород.

Необъяснимое волнение, с которым я садился в автомобиль Игоря, благополучно списал на пушкинское Царское село и Павловск, которые мы должны проезжать. Полюбовались, повосторгались сияющим первозданными красками дворцом и прекрасным парком, посетовав на то, что вряд ли нечто подобное останется потомкам от нашего времени.

Кроме больших денег, сосредоточенных в одних руках и желания выстроить сказочные дворцы, нужно обладать еще хорошим вкусом и возможностью пригласить лучших мировых архитекторов, художников, садовых дизайнеров...

Поехали дальше, но предчувствие чего-то очень важного для меня, не проходило. Хотя сама эта встреча с Игорем, о существовании которого я не знал еще несколько месяцев назад, и, с которым мы неожиданно быстро и близко сошлись, была уже сродни чуду. В интернете он как-то наткнулся на мою книгу «Мы были в этой жизни», зачитался историей наших родных мест и людей, а потом разыскал меня в «Одноклассниках». Какое-то время мы переписывались, обменивались разного рода сведениями о земляках.

Узнав, что я давно не был в Петербурге, мой онлайн-знакомец пригласил в гости. Конечно же. приглашение это я счел не более, чем данью вежливости. А потом был телефонный разговор, в котором он упомянул дачу в Новгородской области.

Дорога Игорю была знакома, машину он вел почти на автопилоте и рассказывал о себе. Я слушал, считал километры и бессознательно фиксировал населенные пункты, встречавшиеся на пути.

Оказалось, мы с его покойным отцом приятельствовали в далеком детстве, потом наши пути разошлись. Знал я и других его родственников. Сейчас некоторых уже нет, другие разъехались по странам и даже континентам. Сам Игорь женился на ленинградке, она с детства каждое лето гостила в нашей белорусской деревне у бабушки и жила через улицу. В Петербурге у Игоря небольшая компания, специализирующаяся на модернизации канализации и сантехнических сетей. Мне он похвастался, что приходилось заниматься реконструкцией в Петергофе, а также в ряде других исторических объектов Петербурга.

И вдруг справа мелькнул дорожный знак «Спасская Полисть»…

«Спасская Полисть»… «Спасская Полисть» — откуда мне знакомо это название? И тут же вспомнил.
 


Дядя Леша, Алексей Сергеевич Шинкевич, младший и любимый брат моей мамы, безвестно пропал на войне. От армии он был освобожден из-за порока сердца, но ушел на фронт добровольцем, несмотря на причитания любимой сестры.

Портрет дяди Леши висел у нас в зале. Мальчишкой я однажды спросил у мамы — кто это?

В детстве я часто видел, как мама стояла перед портретом, будто перед иконой и что-то шептала. Из года в год, хотя после войны уже прошли два десятилетия. А песню «Алеша», про памятник русскому солдату освободителю в Пловдиве, помню, не могла слушать без слез и в восемьдесят лет.

Я тоже, кстати сказать, и в свои восемьдесят не могу ее слушать без волнения. Хотя, конечно же, осведомлен, что власти Болгарии сейчас делают все, чтобы вычеркнуть из памяти народа и Алешу, и других советских солдат, освободивших эту страну от фашистов.

Сейчас думаю, если сестра так горько и долго переносила потерю брата, то, как же мирились с таким горем миллионы советских женщин, потерявших в войну сыновей? (Обе мои бабушки скончались незадолго до начала войны).

Мама рассказывала, что в молодости только что и пожила, благодаря его заботе и вниманию младшего брата. Помню, как в начале июля 1941 года шел бой возле деревни, а вот дядю Лешу не помню, хотя наверняка, уходя на фронт, прощался с сестрой и гушкал на руках маленького племянника. Мама вспоминала, что брату нравилось так меня развлекать.
 

Я не помню дядю Лешу, но никогда не переставал его любить. Люблю и сейчас, хотя мне уже за восемьдесят и дядя, скорее я ему, погибшему в тридцать. Если не дед. Не знаю, в чем тут дело. То ли мама сумела как-то передать мне свое чувство к нему при жизни, то ли я получил его по наследству после ее ухода, то ли оттуда она каким-то образом заботится о сохранении его во мне.

Между прочим, в Великую Отечественную погибли два моих дяди по отцу — Алексей Романович и Николай Романович, но, признаюсь, память о них во мне скорее мемориальная, чем эмоциональная.

А пот дядю Лешу я никогда не переставал чувствовать и любить, и всегда хотелось узнать, где и как он погиб. Время от времени посылал запросы в Центральный архив Министерства обороны в Подольске в надежде, что какие-то сведения в конце концов всплывут. Получал отписки.

Мама до самой смерти не верила, что брат погиб, хотя будто был и свидетель из наших деревенских, сослуживец. Тот утверждал, что дядю убили, когда он пытался срастить кабель полевого телефона.

Похоронки —то нет? Нет! — говорила мама. Вот один односельчанин вроде бы тоже погиб, даже похоронка пришла, а в конце пятидесятых обнаружился в Америке!

Самое интересное, что и я, уже студент к этому времени, доверял этой маминой надежде. И тоже ждал.
 

Похоронку на красноармейца Шинкевича Алексея Сергеевича получил я. В 2011 году, двадцать два года спустя после маминой кончины! Прислал ее на мой электронный адрес Володя Говорушкин из далекого сибирского города Шелехов. Мы общались с ним в интернете, занимаясь поиском предков, и в этих поисках он был куда успешнее меня. Я попросил разыскать следы моего дяди.

Невероятно, но вскоре я вдруг увидел этот печальный документ на мониторе. Шестьдесят восемь лет спустя, когда стандартный армейский бланк заполнялся штабным писарем! Не исключено, что рядом рвались снаряды и свистели пули.

Огляделся по сторонам: обстановка явно не соответствовала торжественно-грустному моменту. Обычный бумажный бедлам на столе, сам я в каком-то затрапезном виде, за окном шелестит занудный осенний дождь. Прежде чем приступить к изучению похоронки захотелось привести все в порядок. С трудом подавил в себе этот благородный порыв…

Итак, красноармеец 1102 полка 327 дивизии Шинкевич Алексей Сергеевич убит 30 января 1942 года в бою за деревню Спасская Полисть. Похоронен в лесу восточнее этой деревни.

Почему же не дошла похоронка? В ней был ошибочно указан адрес получателя: Воронежская область вместо Гомельской, хотя район наш — Рогачевский и деревня Остров, тоже наша. Видно не было точных данных под рукой, и писарь исходил из того, что 1102 полк, как и вся 327 дивизия формировались в Воронеже.

Прочел о тех страшных боях на Волховском фронте в окрестностях деревень Спасская Полисть, Мясной Бор, Мостки и других в воспоминаниях командира дивизии генерала Антюфеева.
 

Холодный ад: болото, непроходимый лес, тридцатипятиградусные морозы. Неподготовленную — наспех сформированную, плохо вооруженную и экипированную дивизию — бросили на хорошо укрепленную немцами Спасскую Полисть, где каждый дом был превращен в дот. Тысячи и тысячи погибших.. И только пятеро пожилых солдат в похоронной команде полка. Какие там похороны!

Поисковики еще в семидесятых годах десятками находили хорошо сохранившиеся в болотном мху тела красноармейцев и опускали их в братские могилы.

Спасская Полисть, страшная полисть, страшная повесть… Между прочим, «полисть» давно утраченное слово, значащее « болото, трясина, топь».

Но был еще и Мясной Бор. (Во времена Петра 1 отсюда поставлялось мясо для строителей Петербурга). И близлежащие деревни, вокруг которых тоже труднопроходимые болота и леса, и, которые в 1941 — 1042 годах старались взять штурмом, чтобы снять блокаду Ленинграда. Ценой многочисленных жертв, к несчастью, напрасных. Блокада была прорвана только более, чем через год, а окончательно лишь 27 января 1944 года. Точное количество погибших в этих местах неизвестно, но фигурирует даже цифра в 150 000 человек.

В деревне «Мясной Бор» сооружен мемориал погибшим в 1941 — 1944 годах красноармейцам. Говорят, это самое большое воинское кладбище в Европе. На гранитных и мраморных плитах выбиты множество фамилий, под ними останки свыше 45 тысяч воинов обнаруженных поисковиками объединения «Долина» за последние более, чем тридцать лет. Фамилии моего дяди среди них мы с Игорем не обнаружили.

Поиски погибших продолжаются до сих пор, места для новых захоронений здесь уже нет, поэтому участники «Долины» планируют создать еще одно мемориальное кладбище .

Нет дорогой мне фамилии и на расположенном неподалеку официальном мемориале-памятнике «Любино поле». Помните, могила моего дяди по данным похоронки — где-то в лесу восточнее деревни «Спасская Полисть»…Мы были в этом лесу, вернее пытались в него попасть. Вошли в глубь не более, чем на пятнадцать метров от дороги…

Дальше — непроходимые заросли кустарника и дикой колючей ежевики, под ногами хлюпает вода. И это летом, в августе. А это означает, что никто и никогда этой могилы не найдет, да и существует ли она? И все же, земля тебе пухом, дядя Леша!

Любопытно, несмотря на то, что я шестьдесят лет лелеял в себе желание узнать судьбу дяди Леши, я, если честно, мало что для этого делал. Да, несколько раз писал в архивы, так это, если честно, скорее было для проформы, без особой надежды на результат.
 

Судьба сама послала мне и Володю Говорушкина, и Игоря Политая. В результате я не только узнал, где и когда убит красноармеец Шинкевич, но и побывал на месте его гибели.

А не скрывается ли за словом «судьба» заветное желание моей матери? Не она ли ОТТУДА нашла возможность оказать мне содействие в осуществлении этой миссии? А что, «свет вялик, можа и прауда», — такими словами мама часто встречала сообщения о чем-то невероятном. Недавно, кстати сказать. ученые на основании изучения ДНК установили, что в обыденной жизни мы переживаем не только свои стрессы, но и стрессы своих предков! Как и почему можно только догадываться..

Мы с Игорем добрались и до Новгорода! Поистине Велик Новгород, где зарождалось российская государственность! Поразили меня берестяные грамоты в музее Новгородского Кремля. Лаконичные и прагматичные послания, несущие исключительно важную информацию, игнорирующие все, что и без того известно и писавшему, и адресату. Просто таки образцы новостной журналистики на бытовые и деловые темы.

Интересно, что людей живущих в ХXI веке, волновали в, общем-то, те же проблемы, что и нас сейчас.   
 
Или вот: некий Георгий предлагает отцу и матери: «Продавши двор, идите сюда — в Смоленск или в Киев: дешев (здесь) хлеб. Если же не поедете, то пришлите мне грамотку, как вы там живы здоровы».

Похоже, что из Великого Новгорода в Смоленск или в Киев — не велик путь. Одно государство, без погранзастав и таможен. Я, между прочим, тоже в это лето побывал в Киеве, узнал, насколько дешев там хлеб, но об этом — в следующем этюде.

Свыше тысячи берестяных грамот нашли археологи в Новгороде, побывали мы и на раскопах, где ищут эти и другие памятники древности до сих пор. Приехали на дачу в двенадцатом часу ночи.

Попарились в бане. которую истопила для нас любительница деревенской жизни Маша, очаровательная дочь Игоря, а на утро — снова в дорогу.

Были еще три замечательных дня в Питере. Если честно, на этот город-музей, задуманный легендарным русским царем и выстроенный простыми крестьянами по проектам лучших европейских и русских зодчих, мало и трех месяцев. Не буду здесь делиться впечатлениями, не сомневаюсь, у каждого туриста, а их в Санкт-Петербурге сонмы, отзывы одинаково восторженны!

Скажу лишь за эти три дня я очень благодарен Наташе Голубевой, однокурснице Оли Авдевич по Ленинградскому университету, с которыми мы ранее провели чудную неделю в болгарском Созополе. И, конечно же, ясной погоде, столь редкой поздним летом для Северной Пальмиры.

…Стою у родительской могилы на кладбище в родном Поболово и молча рассказываю им новости о дяде Леше. И в ответ — горькое молчание. А потом улавливаю мамино желание:
Негоже, мама.
 

---

---