Минуло уже четыре года после Победы, но война все еще не выпускала из своих когтей города и села разоренной страны. 
 

Детство в руинах
 
Лежал в руинах и мой родной Харьков, четырежды переходивший из рук в руки в ходе сражений. Как всегда, во время штурма городов больше всего досталось окраинам. В том числе и нашей, южной, которая называется Холодная Гора. Именно через нее в сторону Мерефы и Полтавы отступали в панике гитлеровские войска, бросая оружие и боевую технику, подрывая жилые здания и промышленные объекты. Позже советские саперы обезвредят на территории Харькова более 60 тысяч мин и фугасов. А сколько стволов гуляло по нашим пацанским рукам. Лично у меня «шмайсер» с полной обоймой и ужасно тяжелый пистолет «парабеллум». Отец надавал мне по заднице этим вооружением, прежде чем утопить его в воронке тысячекилограммовой бомбы. Вы не поверите.


Харьков, освобождение.

 
В послевоенные годы восстановительные работы в Харькове шли полным ходом. Выполняли их преимущественно пленные немецкие солдаты. Они же мостили брусчаткой разбитую в пух и прах бомбежками центральную магистраль Холодной горы — улицу Свердлова (ныне Полтавский шлях), переходящую далее за границей города в Симферопольское шоссе. При штурме города три советские воздушные армии совершили 13 тысяч боевых вылетов...
 
Кормили военнопленных строителей там же, на стройплощадках — еду им готовили полевые армейские кухни. Но кормили, видимо, не очень сытно, поскольку вечерами сотни немцев, а также итальянцев из разгромленного в ходе боев экспедиционного корпуса, слонялсь по дворам, выпрашивая съестное. Жители послевоенного Харькова не то чтобы голодали, скорее пребывали в состоянии хронического недоедания — карточная система была режимом строжайшей экономии продуктов питания. Несмотря на это сердобольные русские женщины, пережившие ужасы и лишения немецкой оккупации, делились с вчерашними их поработителями последним куском хлеба...
 
Для земляных работ на дорожном строительстве было разрыто старое кладбище на соседней Лысой Горе, и вся эта улица — от Холодногорского рынка до пригородного поселка Залютино — была усеяна человеческими костями и черепами.
 
На Холодной горе в то время было три средние школы — мужские, 4-я и 1-я железнодорожная, и 126-я женская. Все они располагались по соседству, занятия проходили в две смены, и мы, мальчишки, темными осенними вечерами (ни о каком уличном освещении тогда никто и не помышлял), после уроков пугали девчонок, вставля зажженные свечи в водруженные на палки черепа. Впрочем, эти девчонки — дочери войны — не боялись ни бога, ни черта, и визжали, изображая испуг, скорее всего, чтобы поддержать игру.
 
Я учился в 1-й железнодорожной, которую и сейчас, спустя 55 лет после ее окончания, вспоминаю с теплотой и благодарностью. Помню поименно почти всех моих учителей и друзей-одноклассников. Хотя «иных уж нет, а те далече»...
 

Незабываемые уроки
 
Преподаватель химии, завуч нашей школы Андрей Михайлович Виноградский. Мастер спорта по шахматам, «заразивший»  шахматами многих из нас. Во время войны — командир саперного батальона. Ироничный, порой излишне требовательный к своим питомцам, он искренне любил нас, и мы отвечали ему тем же. 
 
Химия — наука не простая, дается не всем. Я и мой друг Витя Преждо увлекались химией всерьез, у себя дома я даже соорудил некое подобие химической лаборатории, где научился добывать кислород и водород и однажды едва не сжег новогоднюю елку. Зато на уроках химии мы с Витькой запросто решали любые уравнения, ставили нехитрые опыты. Девчонки-одноклассницы (в 50-е годы произошло слияние мужских и женских школ) в большинстве своем вызовов к доске боялись панически. Особенно две из них — Лариса Калинина и Таня Калиниченко. Частенько уроки химии начинались у нас так. Андрей Михайлович со зловещей улыбкой произносил:
 
— Сейчас к доске пойдет... Ка-ли-ни...
 
Обе девочки, Калинина и Калиниченко, трепеща от страха, медленно поднимались из-за парт.
 
— Преждо! — завершал свой вызов преподаватель под облегченный вздох Лариски и Тани и дружный хохот всего класса...
 
Что сталось с этими девчонками, я не знаю. А вот Витька Преждо, виноват, профессор, доктор химических наук Виктор Васильевич Преждо, в 1977-1992 гг. возглавлял кафедру химии в Харьковском политехническом институте, затем был приглашен на преподавательскую работу в Польшу, где решением министра образования был назначен на высшую профессорскую должность этой страны...


Виктор Преждо.
 
Украинский язык и литературу преподавал нам милейший Иван Матвеевич Хармич. Вышло так, что уже с первого класса я волею случая стал его любимым учеником.
 
Дело в том, что с 1945-го по 1949-й год я рос и воспитывался на Кировоградщине, в глухом украинском селе Дымино-Михайловка, у родителей моего отца — деда Дмитра и бабушки Евдокии. Естественно, разговоривали там только на украинском, и за четыре года жалкие всходы русского языка, посеяннные мамой, донской казачкой, в пору моего младенчества, исчезли, не успев окрепнуть. Когда родители забрали меня к себе, какое-то время мама общалась со мной через отца-переводчика.
 
А отдали меня в русскую школу, где первый год я получал сплошные «двойки», поскольку не понимал ни слова из того, что говорили на уроках учителя. И только Иван Матвеевич ставил мне «пятерки» и не уставал хвалить в назидание остальным моим одноклассникам, не понимавшим по-украински.
 
Помню убийственные резолюции Ивана Матвеевича на сочинениях некоторых моих одноклассников: «Нема зв"язку мiж словами» («Нет связи междусловами»). Можно себе представить содержание таких сочинений...
 
До войны выпускник Харьковской консерватории Иван Хармич был, несмотря на молодость, весьма известным пианистом, лауреатом нескольких всесоюзных конкурсов. Музыковеды, мэтры музыкального искусства пророчили Ванечке, как называли его учителя, блестящее будущее.
 
Гастроли пианиста Ивана Хармича во Львове были назначены на первые числа июля 1941 года. В ночь на 29 июня, опережая гитлеровские войска, город захватил батальон УПА (Украинская повстанческая армия) «Нахтигаль» под командованием Романа Шухевича и устроил там кровавую резню. Даже гитлеровцы, вступившие во Львов через сутки, ужаснулись представшими перед их глазами результатами этого побоища.
 
Вместо гастрольной поездки Иван Хармич пришел в военкомат и записался на фронт добровольцем. Воевал рядовым в стрелковых частях. Зимой 1942 года под Сталинградом осколком мины ему отсекло четыре пальца на правой руке.
 
Однажды вечером я и мой одноклассник Володька Проценко задержались в школе, работая над выпуском очередного номера стенгазеты. Внезапно из актового зала послышались громкие звуки рояля. Это была не мелодия, а  лишенное гармонии нагромождение звуков — сплошная какофония. Осторожно, через полуоткрытую дверь мы заглянули в зал. За роялем сидел Иван Матвеевич Хармич. Он с остервенением бил по клавишам культяпками искалеченных пальцев и плакал...
 
Кстати о Володьке Проценко. Фамилия эта была широко известна и уважаема на Холодной Горе. Его мама заведовала терапевтическим отделением 9-й горбольницы и по праву считалась врачом от бога. Трудно сказать, скольким холодногорцам она вернула здоровье.
 

Профессор Мещанинов
 
С 9-й холодногорской больницей связано имя выдающегося хирурга — доктора медицинских наук, профессора Александра Ивановича Мещанинова. Он возглавлял это лечебное учреждение без перерыва с 1919 по 1954 год, включая годы немецкой оккупации Харькова.


 
В 1941 году в больнице был развернут полевой госпиталь, днем и ночью Мещанинов оперировал раненых красноармейцев. Гитлеровские войска наступали на город с юга, через Холодную Гору. Эвакуировать госпиталь не удалось — был взорван Холодногорский мост, связывающий этот район с центром. Профессор остался в оккупированном городе и продолжил работу в должности главврача.
 
Немцы, естественно, не собирались снабжать больницу продовольствием и медикаментами. В белом халате, в шапочке с красным крестом и тележкой в руках Мещанинов в руках появлялся на Холодногорском рынке и обращался к торгующим с просьбой помочь пациентам 9-й больницы, умирающим без еды и лекарств. Ему никогда не отказывали.
 
На Холодной Горе располагался один из самых страшных концлагерей — «Шталаг №363», в котором умирали от голода и болезней 20 тысяч военнопленных красноармейцев. Мещанинов добился у оккупационных властей разрешения на организацию при больнице госпиталя для раненых военнопленных на 200 коек. Ему помогал в этом начальник лагерного медпункта военврач Константин Седов. Мнимых «тифозных» узников концлагеря переводили в госпиталь, там они «умирали», а на самом деле оказывались на свободе. Необходимыми документами пациентов профессора Мещанинова снабжал бывший студент-химик Харьковского университета Юрий Узунян. Свободно владевший немецким языком, он устроился паспортистом в холодногорский бургомистрат. Не знавшие о подрольной деятельности Юрия, соседи изнакомые считали его фашистским прихвостнем. С его помощью Мещанинову и его соратникам удалось вызволить из лагеря смерти более 200 советских военнопленных...
 
Оккупационые власти если не знали, то наверняка догадывались о подпольной деятельности профессора. Но не они, ни гестапо так и не осмелились применить к нему репрессии. Так высок был его авторитет у населения города. Единственное, что они сделали, — это отстранили Мещанинова от работы в госпитале, а сам госпиталь обнесли колючей проволокой...
 
Не решились рассправиться с профессором и бериевские опричники. С гражданами, занимавшими на оккупированных территориях любые должности в немецких учреждениях или самоуправлениях, разговор был короток: стенка или ГУЛАГ. Александр Иванович Мещанинов был награжден орденом Трудового Красного Знамени. На неказистом двухэтажном здании 9-й Холодногорской больницы в честь его установлена мемориальная доска, его именем назван переулок где проживала семья профессора...
 
Харьковчане по праву считают Александра Ивановича Мещанинова героем войны, гордятся своим отважным земляком, свято чтут его пямять. В 2009 году общественность города отмечала 130-летие сотдня его рождения. В нынешнем году Мещанинову исполнилось бы 135 лет. Вряд ли эта дата будет кем-то замечена и отмечена. Сами знаете, что творится на Украине, в Харькове — в том числе. Хочется верить, что великий город — город рабочих и поэтов, студентов и ученых сумеет вычистить со своих улиц бандеровских ублюдков.
 
Ну а Володька Проценко... Виноват, академик, директор клиники «Четвертый позвонок», лучший костоправ Украины Владимир Викторович Проценко непременно поднимет рюмку за великого доктора Мещанинова...


Владимир Проценко.


Вместо эпилога
 
Я вот сейчас всматриваюсь в лица учителей и одноклассников на выпускной фотографии. 1959 год. Всего-то 14 лет после Победы. А впереди целая жизнь, лучшие годы которой прошли в великой стране — лучшей из всех на Земле. Мы, дети той Победы, никогда не позволим унизить достоинство нашей державы. Не мы ее предали.
 
Завтра День Великой Победы. Поклонимся могилам павших. Выпьем фронтовых сто грамм за Страну Героев.