Вопрос, который я предлагаю к обсуждению, многими, особенно ветеранами Великой Отечественной войны, будет воспринят болезненно, а предложение реконструкции памятника вряд ли будет воспринято как руководство к действию. Но мне совершенно очевидно, что рано или поздно эту тему придется принять к рассмотрению. Лучше раньше, иначе будет поздно.

Вспоминается эпизод периода Атмоды, кажется, году в 89-м или 90-м, когда на каком-то из бесчисленных собраний того времени возникло противостояние мнений — сносить или не сносить памятник Ленину в Риге.

Помнится, я подошел к Рубиксу и таким уговаривающим, чуть ли не просящим голосом убеждал его: «Альфред Петрович! Вы же понимаете, что после того как вся правда о революции и личности его вождя стала известна, памятник ему не может символизировать демократию и тем более находиться в центре Риги. Перенесите «вождя мирового пролетариата» и поставьте рядом со своим зданием ЦК (в начало улицы Кирова) как историческую личность и основателя вашей партии».

Рубикс предложение с негодованием отверг: «Что это вы говорите?! Никогда! Этого не будет!» Каждый рано или поздно занимает свое место в истории. Но одно дело, когда его пинком вышибают на свалку истории с незаслуженного пьедестала, и другое, когда аккуратно переносят на ее периферию.

Ну что ж, неадекватный выбор был сделан — и теперь не стало ни Ленина, ни Рубикса, ни коммунистов как интересной политической утопии и оппозиции нынешним радикалам и демократам в овечьей шкуре. Неизвестно, как бы повернулись события и какова была бы судьба компартии Латвии, если бы тогда большевистский символ власти потеснился, уступил и удалился с городской авансцены за кулисы парка Кронвальда.

То, что памятнику воинам Советской армии — освободителям Риги и Латвии от немецко-фашистских захватчиков в парке Победы в Пардаугаве сейчас или в ближайшие 10 лет грозит такая же судьба, как скорбящему о погибших солдату в Таллине, неочевидно лишь тем, кто не пытался сопоставить облик Задвинья в скорой перспективе, и особенно после возведения сверкающего огнями "Замка света".

Но после завершения этого градостроительного проекта военная (милитаристская) составляющая памятника освободителям (именно в силу его монументальности) отслоится от его мемориальной составляющей и будет восприниматься как доминирующая. Тогда архитектурная и пространственная несовместимость угловато-мешковатых солдат, размахивающих автоматами над головой, станет явной всем, но тогда уже можно с очень большой долей вероятности предсказать, что весь мемориал в целом будет обречен.

Вечная память и благодарность именно таким воинам — в грубых солдатских шинелях и стоптанных сапогах, — принесшим мир и освободившим его от цивилизованных варваров. Но со временем становится все более и более очевидным, что характер их скульптурного воплощения дискредитирует действительную значимость подвига советских солдат и благие намерения  создателей мемориала.

Эта эстетическая несостоятельность памятника не так бросается в глаза в День Победы, когда общее праздничное настроение и эмоциональная приподнятость перекрывают его художественные дефекты, но во все другие дни на формально-эстетическую рассогласованность этой мемориальной конструкции невольно начинаешь обращать внимание как на досадную неуместность и художественный просчет.



С.Гулбис. «Родина-мать»

Если скульптура С.Гулбиса «Родина-мать» пластически перекликается с классическими символами Победы, начиная от Самофракийской Победы и «Свободы на баррикадах» Э.Делакруа до «Родина-мать зовет» Е.Вучетича на Мамаевом кургане (и уже хотя бы поэтому вписывается в победно-мемориальную символику), то «Воины-освободители» Л.Буковского своей стилистикой напоминают о мрачной тяжеловесности скульптур Саласпилса (автором которых он являлся), но стилистически выпадают из пацифистского по своему основному замыслу мемориала в Пардаугаве.

Праздничное ликование и чувство освобождения, порождаемые левой и центральной частями мемориала, дисгармонируют с брутальностью «трех богатырей», настораживают своей воинственностью, а вся территория Задвинья, прилегающая к памятнику, начинает приобретать черты полигона или стрельбища. Не случайно эта часть парковой зоны, в отличие от другой ее части через дорогу, так немноголюдна, ее как будто обходят стороной, держатся от нее на расстоянии.

Так же как, на мой взгляд, вызывающе неуместен в Старой Риге траурный кристалл, гроб-мемориал под названием Музей оккупации (как бы он ни был мил и дорог профессиональным плакальщикам в связи с советским периодом Латвии), который на фоне средневековых Дома Черноголовых и Ратуши можно оценивать не иначе как историко-архитектурный абсурд.

Конечно, после «освобождения» памятника от нарушающих его эстетическую целостность элементов общее композиционное равновесие комплекса нарушится, и чтобы восстановить его, скульптуру «Родина-мать», лишенную солдатского соседства, по-видимому, имеет смысл вернуть к исходному замыслу А.Бугаева.

Оказывается, первоначально скульптор Л.Буковский (автор скульптур Саласпилсского мемориала) предполагал разместить целых 7 скульптур-бойцов, но приехавшая из Москвы комиссия Министерства культуры во главе с Михаилом Ульяновым резко раскритиковала эту идею. Л.Буковский вскоре после этого умирает (1984 год), и дело Буковского завершает Л.Кристовский, который работает уже только над тремя фигурами.

Памятник открывают в 1985 году, но, как мне не раз говорил один из основных авторов мемориала Александр Бугаев, уже после приема всего комплекса один из авторитетных членов комиссии М.Аникушин (создатель памятников А.С.Пушкину в Санкт-Петербурге, А.П.Чехову в Москве и др.) говорил: «А без скульптур было бы лучше, их могло бы и не быть».

М.Аникушин считал, что вся тема пафоса Победы уже решена архитектурно, и поэтому памятник не следовало перегружать натуралистическими формами. Особенно это касается скульптурной группы солдат, поскольку торжественность архитектурной пластики ансамбля и ее центрального элемента – взмывающего ввысь столпа, символизирующего салют Победы – не нуждается в кубонатуралистической иллюстративности.

Не обошлось и без курьезов: говорят, поначалу встречающая солдат «Родина-мать» должна была держать на руках ребенка, но при обсуждении кто-то из комиссии пробурчал: «А ребенка-то во время немецкой оккупации от кого она прижила?» Пришлось убрать, оставить ребеночка в покое, чтобы ни у кого не возникало бестактных вопросов.




Образ памятника-салюта, каким его видел автор — Александр Бугаев

Первоначальный образ мемориала Победы Александра Бугаева вовсе не предусматривал идущих цепью солдат Л.Буковского, о которых один из членов комиссии сказал, что если бы не оружие в их руках, то можно было бы подумать, что они идут сдаваться. Рядом со звездной колонной на земле и на глади водоема Бугаев предполагал разместить под наклоном сияющие звезды, уже достигшие земли. Строгое конструктивистское решение создавало бы эффект вневременности-вечности праздника Освобождения Риги от захватчиков, вне зависимости от привязки к конкретной дате — 9 мая или 13 октября, подобно тому как памятник Свободы в Риге воспринимается как обобщенный символ свободы и любви к родине, а не только как напоминание об образовании самостоятельной Латвийской Республики, достойный почитания лишь 18 ноября.




«Воины-освободители». Л.Буковский при участии Л.Кристовского

В том, что национал-радикалы и у нас в Латвии, и в Эстонии хотели бы порушить любые признаки присутствия русской или советской культуры, не считаясь с их культурной ценностью, — сомневаться может, пожалуй, только отпетый оптимист. Так, они возражали против установки памятников Барклаю-де-Толли, Петру Великому и т.д. и т.п.

Официальные лица избегают об этом говорить прямо, поэтому предпочитают мотивировать свои цели различными формальными причинами: в Эстонии – заботой об «упокоении усопших», близостью троллейбусной остановки и пр. У нас такой же, но еще более весомый формальный повод для сноса всего памятника существует в виде раздражающего неудачного фрагмента в скульптурном ансамбле Победы, которым обязательно воспользуются. Эта скульптурная группа была бы гораздо уместнее на берегу Киш-озера — на месте форсирования озера советскими войсками в октябре 44-го во время операции освобождения Риги от фашистов.

Казалось бы, отвлеченная формула великого русского мыслителя и гуманиста Ф.М.Достоевского о спасительной силе красоты сейчас как нельзя более актуальна. Перед лицом непрекращающегося националистического наступления на гуманистические идеалы мы должны, отбросив страхи о мнимой капитуляции перед реваншистами, четко уяснить, что Красота спасет мир, а уродство погубит его и его обитателей, — мы должны принять опережающее, правильное решение о демилитаризации памятника Освободителям Риги. При таком решении весь ансамбль может стать органической частью парковой территории и архитектурно-художественным центром всего левобережья Даугавы в Риге.

P. S. Многих не беспокоит тяжеловесная поступь боевой группы не только потому, что в них видят символ былой мощи и победительности советской (русской) армии, но, кажется, прежде всего еще и потому, что эти солдаты как бы охраняют русских в Латвии – виртуальный воинский отряд создает у них психологический эффект присутствия реальной защиты. Утрата этого знакового элемента вызвала бы у немалой части русских ощущение потери привычной почвы под ногами и создала бы чувство окончательной отторгнутости от России.

Но ведь именно этот милитаристский аспект памятника может еще больше нервировать, задевать и вызывать тревогу латышей, которые замечают в памятнике в целом не послевоенное умиротворение, а воинственное напряжение.