ЧТО ПРОИСХОДИТ С ЛЮДЬМИ... :: IMHOclub - Территория особых мнений

УКРАИНА. СВОБОДА СЛОВА

18.03.2022

Александр Филей

Латвийский русский филолог

ЧТО ПРОИСХОДИТ С ЛЮДЬМИ...

Участники дискуссии:

12

40
Последняя реплика:

больше месяца назад

Анатолий Бодров, Марк Козыренко, Евгений Крапивин, Александр Соколов, Владимир Иванов, Илона diz, Юрий Васильевич Мартинович, Ярослав Александрович Русаков, Rita Dorofeeva, Митро Митро, Сергей Балунин, Константин Васильев

Может быть, это у меня одного такое ощущение. А может, и не у одного. Куда ни посмотришь в ютюбе, кого ни послушаешь из защитников украинского отечествa – с экрана так и веет агрессией и злобой.

А главное – умопомрачительное обилие нецензурной лексики. Мат используется далеко не в качестве синтаксической связки. А в качестве полноценной словесной артиллерии.

Я слушаю, чтобы понять, что происходит с людьми. Добросовестно просматриваю видеозаписи. Интерес в данном случае чисто филологический. У людей, выступающих с жесточайшим русофобскими установками, речь кажется какой-то раздробленной, расщеплённой. Чистой семантики нет. Одна голая экспрессия. Не хочу никого обидеть, но в ряде случаев проскальзывает что-то животное, совершенно нечеловеческое.

Такой грубой, оголтелой брани я не припоминаю в украинском сетевом сегменте даже в феврале 2014 года. При этом лица людей искажены, на них лежит какая-то тяжёлая серость. Признаюсь честно – я убедился, что тончайшие физиогномические наблюдения Фёдора Михайловича Достоевского имеют под собой вполне реальное основание. В новом свете предстаёт и выдающееся полотно русского художника Ильи Ефимовича Репина «17 октября 1905 года». Великий живописец уловил лица людей, одержимых разрушительным порывом. На них нет живого места. Глаза выкатываются из орбит, раздуваются крылья носа, распахиваются рты. Один коллективный припадок без начала и конца. Изменилось бы что-то, если бы эти люди увидели себя в зеркале? Вот уж не знаю.

Кабинетные теоретики концлагерного устройства гитлеровской Германии имели лица гладко-учтивые, созерцательно-безучастные. Их как будто шпунтом смазали. Или наоборот, переотесали. А вот практики, лично реализовавшие стратегию по достижению тотальной чистоты нации, выглядели иначе. Лица нацистских карателей, которых вылавливали через четверть века или через полвека, сохраняли на себе этот инфернальный отпечаток. Стоит посмотреть документальную хронику. Это уже почва для размышлений. Не может не вспомниться знаменитый монолог Петра Верховенского из «Бесов», начинающийся словами «Слушайте, мы сначала пустим смуту…»

Разрушительный порыв, выпущенный из колбы, не может быть загнан обратно. Он может только распыляться, заполняя собой всё пространство. Ядовитый, душеослепляющий, он вдыхается легко, сначала по капельке, потом всё глубже. Верховенские нашего времени действуют осторожно, чтобы сразу не переборщить. Сначала вливают из пипетки, потом используют ёмкости побольше, увеличивая дозу. Человек, подсевший на этот психоделик, с каждым днём нуждается во всё большем количестве зелья. В конце концов он весь пропитывается миазмами. И перестаёт себя контролировать.

Визуальный материал – такой, о котором мечтал главный антигерой романа «Бесы». Смотреть видео истязаний людей, привязанных к деревьям в Киеве, тяжело. Зрелище пыток, применяемых к спортсмену Максима Рындовскому, отвратительны. Отношение к Нестору Шуфричу мерзко.

В своё время так вели себя немцы на рубеже 1930-1940-х годов. Правда, они относились к своему нацизму без лишних эмоций, сухо, по-будничному. С этакой домашней деловитостью. Получали от секретаря пачку документов, ставили галочку напротив нужной графы и шли пить кофе и закусывать хрустким пряным печеньем, приготовленным любимой Гретхен. Украинский нацизм эмоциональный, импульсивный, карнавально-водевильный. Это такой нацизм в стиле перекати-поле. Его трудно классифицировать, непросто поставить в рамки, и бороться с ними – задача крайне сложная. Даже Сталин не осилил.

Зато как приятно смотреть на добрые, светлые лица людей с освобождённого Донбасса. На многих из них – печать многолетней скорби. И в то же время – радость и надежда. И вера в то, что восьмилетний кошмар подходит к своему завершению.

Да будет так.